На границе Пустоты

Собраться всем вместе получалось только по крайней, срочной необходимости. Я помню один единственный момент, когда братья одновременно проявились в физических телах, и я смог рассмотреть всех разом — в тот день, когда я обернулся Творцом, но даже тогда Шиз довольно быстро исчез, оставив меня на попечение Второго и Третьего. Я не сразу просек, что и как устроено в нашей системе, принимая как данность происходящее вокруг. Для меня, полного профана, без знаний и без подготовки, оказалось сюрпризом, что отдельная, автономная от внешнего мира система, требует непрерывного постоянного поддержания с огромным расходом энергии. Все было не так просто, как мне представлялось в самом начале. По словам Гранжа, в теории, для разверстки любой системы можно было использовать набор определенных шаблонов: пространственный шар или пространственный коридор, среди которых было еще множество различных вариаций. Наша же система была, по сути, материальной сферой в Пустоте, как буй, качающийся поверх морских волн, который, удерживаемый цепью-пуповиной, своим якорем погружался в материнский мир в месте сотворения. Оттого и потеряться в Пустоте мы не могли и, по идее, при сворачивании системы обратно, должны были очутиться в родном мире ребят. Только вот была одна проблема — обратно братьев земля почему-то не принимала. Как оказалось, они и свернуть ее пробовали и построить коридор в обход пытались, но упорная неподатливая мембрана материнской вселенной будто ощетинилась, закрылась, став чужой и враждебной, абсолютно не желая принимать в себя пространственный карман обратно. Все процессы энергообмена по цепи-пуповине прекратились, и теперь, даже привычный мне воздух приходилось создавать заново, с нуля. То-то мне так дурно было в самом начале… То-то здесь было пусто, как в недостроенной лачуге в горах, где ни стен, ни мебели, ни посуды. Я отлично помнил, с какой тяжестью мне дался первый вздох в этом месте, как плохо мне было от знакомства с новой реальностью, пока братья не настроили что-то экспериментальным путем, и мой организм не принял окружающую действительность как пригодную для жизни. Большой неожиданностью для меня оказалось, что, по мнению Третьего, с которым мы обсуждали фундаментальные вопросы мироздания, любой из так называемых параллельных миров, был ничем иным, как сложной, продуманной и уравновешенной системой. Она была развернута неким могущественным Творцом на заре времен, заботливо стабилизирована и пребывала в состоянии близкому к балансу гуляющих в ней сил, замыкающихся друг на друге по цепочке. Гранж считал, что этот могущественный «праотец» тоже использовал некий шаблон или кальку, чтобы не тратить энергию на первоосновы мироздания — зачем, если уже есть нормальная работающая модель? Этим он и объяснял нашу схожесть, за исключением некоторых, по сути, незначительных деталей. Мы были почти одинаковы как внешне, так и внутренне: физиология биологических процессов, основывающихся на одних и тех же элементах; привычные установки сознания, например, в восприятии гравитации и трехмерного пространства. Короче говоря, Третий, от которого я меньше всего мог этого ожидать, верил в божественную теорию возникновения вселенной. Сказать, что я был удивлен — это ничего не сказать. Гранж, тот самый Гранж, который так подробно изучал все научные математические, физические и химические явления, внезапно огорошил меня тем, что по его мнению, оказывается, настоящий материальный Бог существует. Честно скажу, я не знал как реагировать… Я в тот момент только кивнул, сглотнул, вмиг ставшую вязкой, слюну и на какое-то время решил просто не трогать эту тему… Как бы то ни было, парни теперь сами являли собой что-то вроде местных демиургов, которые абсолютно самостоятельно отвечали за все функционирование нашей системы, изобретая велосипед заново: в первый день моего пребывания у нас появился воздух, свет и твердь, потом возникла вода и какая-то субстанция в качестве пищи, и на всю эту роскошь постоянно и беспрерывно требовалась энергия. То есть я. Помню, как удивлялся тому, что, прокачивая через себя уже огромные потоки силы, я не мог заполнить их резерв даже на треть, и как мне было странно, что при таких возможностях, мы до сих пор жили весьма скромно, если не сказать по-спартански: четыре угла, пол, который по моей просьбе был выкрашен в синий, и что-то вроде общего центрального холла, который использовался в качестве гостиной, спортивного зала и учебного класса одновременно. Теперь, побыв в их шкуре, и поняв всю проблему в полном объеме, я не мог не восхищаться их мастерством, точностью и силой воли. Именно для того, чтобы поддерживать работу системы жизнеобеспечения, кто-то один всегда отсутствовал, занятый контролем процессов превращения углекислого газа в кислород, стабилизацией силы тяготения и так далее, а другие двое могли отдохнуть, восстановить резерв и немного позаниматься тем, что в нашем мире называется «хобби». Шиз любил физические упражнения и, обретая тело, с большой радостью тренировался с импровизированными клинками причудливой формы, похожими на обоюдоострые изогнутые кинжалы, или же растягивался в совершенно безумных позах, которые со стороны больше походили на изощренную пытку. Кстати, с армейской регулярностью, он и меня ко всему этому действу привлекал с предостережениями, что, скоро я не смогу даже встать на ноги, если буду постоянно валяться в постели. Спорить с Первым было сложно, поэтому, с ругательствами, пускаемыми сквозь зубы, мне приходилось по его отмашке подниматься, а затем прыгать, бегать и тянуться во всех направлениях. А еще Первый был мастером на все руки — если требовалось что-нибудь наладить, он был незаменим: с помощью его смекалки были сотворены батарейки для таких простых предметов, как очаг в гостиной с разноцветным пламенем или часы, а уж одно из самых выдающихся его свершений — приемлемый вкус для той жижи, которая считалась у нас едой. Шиз внешне был, пожалуй, самым мощным, широкоплечим и статным, как настоящий греческий воин, чью скульптуру я как-то раз видел в музее, да к тому же, казалось от него действительно пахло озоном, как после бури, так что прозвище «Гроза», придуманное Кеем, ему очень даже шло. Второй, на первый взгляд, казался легкомысленным и несерьезным, свободное время проводил постоянно ошиваясь где-то поблизости, а если я спал, то предпочитал просто смотреть мои сны, даже не спрашивая у меня на то разрешения. Первое время я безумно от него уставал, не зная, куда прятаться. Его назойливое удушающее внимание, казалось, непрерывно держало меня под колпаком. Однако после, именно в его плечо я ревел, именно его заботливая ладонь гладила меня по голове, и именно он мог найти правильные исцеляющие слова, которые приносили утешение и успокоение. Я даже про себя иногда называл его «нянюшкой», повесив этот ярлык случайно, не задумываясь, и даже не осознавая, на сколько попал в точку. Кей, как самый гибкий и тонко чувствующий, беспрестанно следил за моим состоянием, улавливал все изменения в моем организме и подкручивал систему так, чтобы мое тело не испытывало страданий. Температура, влажность, количество кислорода… Да и за моим душевным состоянием он наблюдал не менее внимательно. В общем, когда я просек, что Второй слоняется за мной не просто так, от нечего делать, ему моментально была подписана амнистия по всем статьям за причиненные неудобства, которые по сути были следствием его нелегкого труда. А еще, как оказалось, он умел потрясающе петь. Удивительно прозрачный чистый голос Кея разносился по системе филигранными переливами, когда он, задумавшись о чем-то, начинал напевать одну из подсмотренных у меня в сознании песен. Когда ни низкий, ни высокий, удивительно мелодичный грудной напев лился в пространстве, и я каждый раз заслушивался, забывая про все свои дела, будто затянутый в мистический транс. Так же в транс, правда совершенно другого качества, меня вводили пространные размышления Гранжа. Умник, как его называл Кей, обладал очень уравновешенным характером. Настолько уравновешенным, что его поведение граничило с полным безразличием ко всему окружающему. Он был всегда вежлив, сух и безучастен к личным проблемам. Но спустя довольно долгое время, я вдруг заметил, что он действительно с удовольствием занимается моим обучением. Все тайны мироздания, сложные схемы разных систем, физические законы, всё, казалось, ему было ясно и просто, и только иногда на его лице проявлялось недоумение, когда я говорил, что чего-то не понимаю. Тогда он ненадолго погружался в размышления и повторял тему заново, но уже совершенно с другой стороны и другими словами, и так раз за разом, пока не добивался вспышки осознания в моих глазах. Как он только определял, когда я действительно схватывал то, что он пытался мне донести, а когда я только делал вид?.. Не знаю… Хобби у него было под стать его характеру, такое же непонятное и загадочное. Он мог часами следить за созданным им неподвижным огоньком, а потом внезапно сорваться с места и начать что-то писать в своем импровизированном блокноте. Кей это называл «Умник сел за монографию». Это означало, что Гранжа сейчас лучше не трогать и не отвлекать, если в качестве цели не стояло схлопотать тяжелый взгляд, от которого, порой, прошибало потом. Поэтому, когда Третий что-то с увлечением писал, даже Кей становился тише, и на систему наваливалась дремота. Они были все разные по характеру, но при этом удивительно похожи друг на друга внешне. Так, как мы были похожи с Сеймеем. *** Это был второй раз на моей памяти, когда мы собрались все вместе. Сегодня по моей просьбе был созван Большой совет. Мы с Кеем и Гранжем ожидали в холле появления Шиза, который что-то доделывал в системе, прежде чем оставить ее на неопределенное время. Я расположился на мягком полу около очага, чье пламя сейчас светилось нежно-фиолетовым, и уставился на парней. Второй недолго думая, быстрым шагом, чуть ли не в вприпрыжку, подлетел ко мне и, усевшись рядом на колени, по национальный традиции положил ладони на переднюю поверхность бедер, склонился в поклоне, а затем очень пафосным и серьезным тоном произнес: — Сегодня Рик-доно* велел собрать Большой совет. Мы ждем твоего слова, верховный. Меня чуть не перекосило. Я конечно понимаю, что «Большой совет» звучит пафосно, но… Черт, это же важно! Темы, которые я хочу обсудить самые главные на сегодняшний день! Кожа на щеках загорелась, словно ее обожгло на солнце, и мне сделалось неловко… Вот Кей, вот же хитрый демон, умеет вывести меня из равновесия одной единственной фразой. Ловко подметить самое уязвимое место и нажать туда с какой-то детской невинной радостью. Захотелось его чем-нибудь стукнуть, ну или как минимум перестать разговаривать на какое-то время… Хотя бы минут на пять. Больше сам не вытерплю. Я прикрыл веки, сосредотачиваясь, и стараясь не думать о том, что пока Второй сидит в вежливом поклоне носом в пол, было бы так удобно дать ему по темечку, чтобы он тот самый нос расквасил… Но все равно ничего не выйдет. У нас пол мягкий, как толстый пушистый ковер. И вообще, я против насилия… Пытаясь отвлечься от мысли о возмездии, я, медленно выдыхая через нос, попробовал вновь проговорить про себя все важные темы, чтобы ничего не забыть. Времени у нас будет немного, а мне важно, чтобы решения мы принимали вместе. Сверху раздался хлопок, и в тот же момент по правую руку от меня материализовался Шиз, сразу плюхнувшись на пол, а затем, усевшись как атаман на сходке, протянул руку и потыкал пальцем Кея по темечку: — Что это его так скрючило, а? Я вздохнул, а Первый быстро догадавшись, что Второй сейчас в образе, отстранился, потеряв к нему интерес, и, упирая руки в бока, быстро проговорил: — Так. Я все настроил. У нас есть около часа, но не более, так что давайте начинать. Гранж, садись, не дави сверху. Рик, что ты хотел обсудить? Первый своим командирским рокочущим баритоном раздал ценные указания и теперь с ожиданием рассматривал меня. Его глаза светились нескрываемым нетерпением и ожиданием, как у ребенка в канун Рождества, которые мне были не совсем понятны. Будто он от меня ждал чего-то очень важного и значимого. Я чуть было не смутился. Захотелось сразу отложить разговор на другое время под каким-нибудь благовидным предлогом… Попросту сбежать, если называть вещи своими именами… Однако, понимая, что все приложили много усилий, чтобы собраться, я отодвинул подальше возникшую в душе неловкость и, дождавшись, когда Гранж сядет напротив, нервно потер переносицу, начиная: — М… М… Ребята… Я… Кей разогнулся из поклона и, посмотрев мне в глаза, подмигнул. Это внезапно придало мне уверенности, и я продолжил уже более собрано: — Я думаю, нам надо обсудить несколько важных моментов, которые касаются всех нас. Я обвел глазами всю троицу и, найдя в себе уверенность, задал первый самый насущный вопрос: — Как считает каждый из вас? Какова вероятность, что я смогу вернуться домой? Ребята напряглись, Кей даже по струнке вытянулся, а затем, молча, переглянулись и воцарилось тишина. После тяжелого вздоха первым отдуваться решил Шиз: — Рик. — Произнес Шиз серьезным тоном. — По моему мнению это невозможно. Пока, по крайней мере. Поверь, мы не пытаемся тебя удержать тут обманом, а просто действительно не представляем, существует ли способ вернуть тебя домой. Мы можем построить коридор, но пойми… Пустота это не темная комната, в которой можно на ощупь найти дверную ручку, у нее нет пространства в привычном понимании этого слова. Мы не сможем без точной привязки построить переход. Я кивнул. В общем-то, я был почти готов к подобному ответу, но все же почувствовал, что мои пальцы начали мелко дрожать, предательски выставляя на показ нервное напряжение. — Моя связь с Соби может в этом помочь? —  Я сощурил глаза, стараясь не терять концентрацию и не позволять топкой почве из патетических рассуждений затянуть меня на дно, спеленав по рукам и ногам бездеятельной апатией. — Только гипотетически. — Взял слово Гранж. — На сегодняшний день условий для построения пространственного коридора я не вижу. Феномен остаточной связи пока не изучен. Мне сложно предсказать, как он поведет себя в тех или иных ситуациях. Третий как всегда был четок в формулировках. Никаких «невозможно», «давай подождем и посмотрим», никаких воодушевляющих ответов с целю подбодрить, только зажатая в слова суть. — Я понял. — Рик, солнце мое, — Я обернулся на голос Кея, который по-свойски подсел поближе и положил руку мне на плечо. — Если тебе важно мое мнение, то я бы не выкидывал эту идею из головы насовсем, но… И рассчитывать только на нее я бы не стал. Помнишь фильм из твоего мира? Про мальчика Гарри? Как он нашел зеркало, которое показывало все, что он хотел увидеть? — Кей сейчас смотрел на меня удивительно серьезно, его золотистые глаза потеряли блеск хулиганского озорства и мне почудилось, что на меня сейчас смотрит сам профессор Дамблдор. Глаза Кея улыбнулись. — Слава Пустоте, что ты не можешь смотреть свои сны постоянно, Рик. Тебе надо научиться жить заново. Опять. Один раз ты уже сумел. У тебя хватит сил сделать это снова. Не выкидывай прошлое, но и не отказывайся от будущего. Не меняй свою единственную и неповторимую жизнь на видения о реальности, в которой тебя больше не существует. Для нее ты погиб девятнадцатого января по календарю твоей вселенной. Просто помни, что она, та реальность, существует, наблюдай, изучай, как изучают сияние далеких звезд, и знай, что если дорогам двух миров каким-то образом суждено пересечься, ты сможешь вернуться обратно. Постарайся и приложи усилия, учись, расти, но не делай идею о возвращении единственным смыслом своей жизни. Так ты заведомо обречешь себя на страдания, даже если в конечном итоге у тебя получится вернуться назад. Пойми, Рик, как дважды нельзя войти в одну воду, так и ты не вернешься назад прежним. Я проглотил комок в горле, собравшийся от его неуютных, нежеланных слов, которые вместе с этим звучали настолько правдоподобно, что врезались в сознание и западали в душу. Я ничего не ответил и сумел только заставить себя сделать один единственный рваный вдох. То, что сейчас говорил Второй, отзывалось во мне мечущимся противоречием. Кей был настолько чудовищно и прав, и на столько же чудовищно не прав одновременно, что делалось беспросветно страшно и плохо, словно внутренний компас сошел с ума и хаотично вертел стрелкой, сбивая все ориентиры, все «плохо и хорошо», «правильно и неправильно»… А как же обещание? Я же обещал! Как можно жить дальше зная, что я не сделал того, что обещал? Я поджал губу, чувствуя, что та тоже готова затрястись, как предвестник появления слезливой влаги под веками, и прошелся ладонью по подбородку. «Рик»… У меня даже имя стало другим. Я привык к нему, и все реже вспоминал, что на самом деле меня зовут Аояги Рицка. Я сделал резкий вдох и медленно, словно задувая свечи на именинном торте, выдохнул. Прочь болото! Прочь патетика! Сегодняшний вечер не для вас! Я потом… Позже обдумаю все услышанное. У меня будет достаточно времени, чтобы разобраться в себе. Главное, я внял тому, что хотели мне сказать по этому поводу ребята. — Есть еще вопросы для обсуждения? — В затянувшейся тишине спросил Шиз, который явно нервничал от этих пространных разговоров. Его глаза перебегали с одного лица на другое, а плечи то и дело передергивались, словно он разминался перед очередным упражнением. Я тряхнул головой, попутно замечая, что волосы отросли, и челка, некогда падающая мне на глаза, теперь постоянно щекотала кончик носа. Заправив волосы за ухо, я посмотрел на Первого и, отыскав где-то эмоциональные силы, твердо произнес: — Да. Я обвел взглядом вмиг подобравшихся ребят и, увидев призрак интереса в глазах Гранжа, решился продолжить: — Что я могу сделать, чтобы помочь нам выбраться отсюда? Вопрос звонко прозвучал, разносясь по всей системе, и мне опять показалось, что я сформулировал его по-мальчишески, отчего чуть было опять не сделалось неловко. Я же помнил, что у Третьего был какой-то резервный план. Может я все-таки смогу помочь еще чем-нибудь кроме прокачки энергии? После минутной паузы, Первый громко гоготнул, слегка присвистнув в конце, и вперился в меня исподлобья довольным взглядом сытого хищника: — Я говорил вам, парни, что малыш давно готов, а вы все «рано-рано»… — Пространно бросил он в сторону Второго. Гранж лишь немного приподнял уголок брови, а Кей, на мгновение нахмурившись, начал мягким ровным тоном увещевать: — Ты уже помогаешь нам, Рик. Ты наш Источник, который приносит жизнь в эту систему, ты делаешь так много, что и представить не можешь! Ты питаешь нас… — Начал Второй, но его перебил рокочущий голос Грозы. — Да прекращай ты! Это не работает. Сколько попыток мы уже сделали? Десять? Двадцать? И ничего. Нас заперло здесь! То, что Рик появился, это чудо! А то, что он каким-то невероятным образом научился превращаться в Творца, это сродни провидению самой Пустоты, понимаешь?! И если он хочет помочь… — Он не готов! — Разрезая систему сочным наполненным силой голосом и, перебивая на полуслове, вскрикнул Второй. — Это ты не готов! — Рыкнул в ответ Шиз и метнул в Кея острый взгляд, как метал иногда ножи со всего размаху. — Ты боишься! Ты боишься, что уйдя на Эрду, он не вернется! Что просто забудет про тебя, как ты советовал пять минут назад поступить с его прошлым! Тебе страшно, страшно самому погрязнуть в забвении! — Я не говорил ничего подобного! Не передергивай! Ты всегда истолковываешь мои слова превратно, Гроза! Я сказал, что надо продолжать жить ни смотря ни на что, а ты… — Довольно! — Систему, казалось, встряхнуло от ледяного слова Гранжа, и он, одним движением поднявшись на ноги, посмотрел мне в глаза, словно стараясь сфокусировать на себе, чтобы организовать мое душевное равновесие среди внезапно начавшегося бедлама. Я с радостью уцепился за его взгляд, подспудно осознавая услышанное, и, как загипнотизированный, следил за каждым его движением. Оправив волосы, он уселся обратно и, все так же не отрываясь, спокойно произнес: — Есть еще один способ нам помочь, помимо подпитки системы, Рик. Я судорожно выдохнул и, стараясь побыстрей прийти в себя, кивнул ему в ответ, подтверждая, что готов слушать дальше. Шиз согласно покачал головой и победоносно улыбнулся, а Кей сложил руки на груди и в знак протеста закрыл глаза, оставшись явно недовольным. — Я упоминал об этом в тот день, когда ты впервые инверсировал аксилярность и стал Творцом. Да, я помнил тот разговор. Гранж тогда сказал, что как крайний вариант, они отправят меня в свой мир. Я внутренне подобрался, готовый внимать во все уши. — По моим предположениям, попытка отправить тебя в мир увенчается успехом, Рик. — Гранж сделал паузу и, поняв, что я не собираюсь возражать, продолжил. — Если тебе удастся выяснить причину несовместимости нашей системы с материнской, то это сильно помогло бы нам с решением головоломки. Однако этот план сопряжен с некоторыми сложностями. Гранж закрыл глаза, задумавшись на минуту, но затем его брови вздрогнули, словно в его голову пришла удачная светлая мысль, и если бы я не знал Умника уже долгое время, то возможно не заметил, что на его лице проскользнуло чувство, похожее на заговорщическое предвкушение. Честно признаться, меня это и заинтриговало, и ужаснуло одновременно, потому как предвкушение у Третьего могло вызвать только одно: какой-то эксперимент с неясным исходом. — Какими? — Я сел поудобней, оперевшись локтями о колени, и словно защищаясь, сгорбился, немного втянув шею в плечи, как будто если занять меньше места, эти самые «сложности» станут не такими сложными. По правде, мне жутко хотелось посмотреть на другой мир. Какой он? Такой же как и наш? Похож? Там есть космические корабли? Или это будет нетронутая технологическим прогрессом земля с дикими варварами? Или есть ли магия? А вдруг там есть, например, эльфы? Я бы хотел увидеть эльфов или фей. Хотя… Если там будут эльфы, то скорее всего там будут и орки с гоблинами, а их я бы встретить не хотел, так что… Нет, не надо эльфов… А может там есть необычные животные и… — Для этого ты должен научиться раскрывать свою систему, но не простую, а берущую начало здесь и оканчивающуюся в Эрде таким образом, чтобы при сворачивании, ты остался на той стороне. То есть, научиться делать пространственные коридоры, а это сложнее, чем создавать простой замкнутый карман. Эрда… Я не ослышался в тот момент… Он действительно произнес это слово… — Что такое «Эрда»? — Про систему, я уже приблизительно понимал, и был морально готов к изучению этого интересного искусства, поэтому загадочное «Эрда», прозвучавшее уже во второй раз, заинтересовало меня куда сильнее. — Это слово я слышу впервые! Вы, что… Ребята! Вы начали что-то вспоминать? Кей бросил в Первого уничижительный взгляд. — Можно сказать и так. — Проглотив колкость не поперхнувшись, отозвался Шиз и расчесывающими движениями потеребил волосы на затылке. — Немногое, только основные вопросы, касающиеся устройства мира и наших личных способностей, да редкие названия… К сожалению, не густо. Мы рассчитывали, что память будет возвращаться быстрее… А Эрда… Это Земля. То слово, которым мы называем наш мир. Это сочетание звуков у нас всех ассоциируется с домом, Рик. Я недовольно нахмурился и опустил глаза в пол, ощущая что-то вроде досады смешанной с раздражением. Получается, эта троица начала, наконец, что-то вспоминать, и ничего, ничегошеньки мне не сказала! Ну надо же! Я почувствовал себя обиженным: как в моей голове копаться, так это, по их мнению, нормально, а как самим поделиться… Я недовольно засопел и, сощурившись, посмотрел на Первого. — Не сердись, Рик, — мягко проговорил Кей, — Мы еще ни в чем не уверены, все воспоминания отрывочные и нечеткие, как в тумане. Мы решили тебя не беспокоить, пока точно не убедимся в их реальности… — То, что воспоминания восстанавливаются, хоть и медленно, очень хороший признак. Это я вам как эксперт говорю… — Буркнул я из-под челки, складывая руки на груди крест на крест. — Я, например, так ничего и не вспомнил о своей жизни до амнезии… Кей сочувственно улыбнулся и, прихватив меня под локоть, опустил голову на плечо, отчего мне опять захотелось отодвинуться — ну не люблю я, когда внезапно вторгаются в личное пространство. Он вновь взял роль «заботливой нянюшки», проворковав: — Ну не грусти, не обижайся на нас, братишка. Мы же как лучше хотим и, честное слово, ничего важного от тебя не утаили! Только не сиди букой надувшись! — Кей обхватил пальцами мое предплечье, — Хочешь, я для тебя что-нибудь сделаю? Вот прямо все что угодно? — Хочу! Прекрати разговаривать со мной, как с маленьким! Раздражает! — Даже не задумавшись, ответил я, тряхнул головой и зажмурился, закрывая лицо непослушной челкой, которая вновь выскользнула из-за уха. Второй замер, словно переваривая услышанное, его рука потяжелела, приобретая каменную твердость, а затем, шумно выдохнув, он отстранился и отодвинулся. Черт… Как же бесит, когда со мной сюсюкают, даже если это в благих целях! Я понимаю, что Кей хочет как лучше… Но… Внезапно осознав, что тяжесть чужой ладони стала неосязаемой, что Второй как-то слишком резко с каким-то рваным движением убрал руку, я приостановил свою внутреннюю тираду и забеспокоился. Может… Может я его обидел? Он так обо мне заботится, а я… Я повернул голову, чтобы извиниться за излишнюю резкость, и даже начал произносить первые звуки подходящей для этого фразы, но сфокусировав взгляд на Втором, точнее на том, что по моему разумению восседало на месте, где должен быть Кей, отпрыгнул в сторону Первого чуть ли не в ужасе: — Ке… О господи-ты-ж-боже-мой! По правую руку от меня сидел старик! С такими же длинными белыми волосами как у Кея, даже вплетенная косичка на том же месте! Он был очень похож на Второго… Только резко постаревшего… Обилие суховатых стариковских морщин, нагромождающихся одной на другую, да старческая пигментная гречка, рдеющая по всему лицу крупными красновато-коричневыми пятнами, порождало в сознании жутчайший диссонанс! Старик сонно приоткрыл один глаз, и скрежещущим дребезжащим голосом, схожим со скрипом металла об металл, проговорил: — Молодой человек, вы для меня и есть малое дитя. — Он закрыл веко обратно, сложил руки на груди и опустил подбородок, демонстрируя мне маленькую, абсолютно круглую блестящую лысину на темечке. В системе воцарилась тишина. Я, хлопая ресницами и раззявив рот, таращился на престарелого, судя по всему, все-таки Кея, и пытался понять, как эта совершенно невероятная метаморфоза вообще возможна. Спустя несколько минут немой паузы, голова старика на мгновение качнулась вниз и из-под седой вуали волос старца послышался сонный храп с прерывистым причмокиванием. — Кей, твою мать! — Взревел Шиз, и я от неожиданности метнулся теперь уже от него, — Кончай паясничать! Я в недоумении с перебивающимся от растерянности сердцем глазел на ребят по очереди, силясь понять, что происходит. Поймав взгляд Кея, я завис. Его зрачки, окантованные золотыми радужками, со смехом смотрели прямо на меня: — А что скажет молодой человек? Ах ты ж Кей, ах ты ж актер бродвейский! Я не знаю, как ты это сделал, но если это просто очередной способ вывести меня из равновесия!.. Я прищурился, задумался буквально на секунду и, даже не ожидая, что найдусь на столько скоро — наверное у Второго поднабрался, нарочито вежливо произнес: — Ох, дедушка! Ну что вы! Простите мое невежество. Я подскочил на ноги, в пол шага добрался до придуривающегося Второго и, присев около него на корточки, ухватился за морщинистую сухую ладонь с крупными шишковатыми суставами: — Дедуль, вы пойди устали… Может вам пора пойти поспать? Хотите я вам свою кровать уступлю? У вас наверняка от переутомления кости ломит, вот и настроение дурное, брюзгливое… Пойдемте… Вы поспите, и самочувствие наладится, нрав немного выправится! Вы бы сразу сказали, что в песок рассыпаетесь, я бы за вами получше присматривал… Договорить до конца этот сумбур я не успел. — Рик, прекрати участвовать в этом балагане. Время истекает. — Одернул меня Гранж, и я застыл, все так же сжимая в пальцах ладонь Второго. Вот черт. Третий прав. Я, поддавшись на провокацию, терял драгоценные секунды, разыгрывая сцену непонятно для кого. Мысленно пожурив себя за несобранность, я отцепился от Кея — пускай творит, что вздумается. Я уселся обратно напротив Третьего. Тот в свою очередь, осмотрев меня с ног до головы, неожиданно для всех улыбнулся и спросил: — Ты хочешь, чтобы я научил тебя открывать свою собственную систему?