Мост веков

— Хочешь стать золотарём, всю жизнь ковыряться в дерьме? — кричит матушка, отвешивая звонкую пощёчину. — Или рвать спину грузчиком в порту за гроши? Ответа у Арчи нет, только разгорается жаром пострадавшая щека. — Хочешь чтобы тебя вышвырнули из города? — И болью вспыхивает вторая щека. — Как твоего деда непутёвого? Далеко не самое лучшее воспоминание. Ещё и двух лет не прошло с тех пор, как дед ушёл из города. Одному богу известно, жив ли он теперь. — За что нам такое наказание? — плачет матушка, и от этого становится больнее, чем от её пощёчин. — Почему у всех дети как дети, а нашему больше всех надо? Как ты собираешься в глаза отцу смотреть? Перспектива встречи с отцовским ремнём не прельщала совершенно. Рука у него тяжёлая, а задница всё ещё болела от учительских розг. Так что ноги сами несут на выход. Ведь после учительской порки и брани он искал утешения и понимания, а не новой порции тумаков. И из-за чего? Он же просто спросил. К счастью, в лавку как раз вошёл новый покупатель, вынуждая мать прервать экзекуцию и вернуться к работе. Мэтру Навье как раз нужна её помощь, и воспользовавшись моментом мальчишка начинает всё быстрее отступать к двери. — А ну шагом марш домой! Сегодня же вечером мы пойдём в школу и будем просить мэтра Кабруса принять тебя обратно! — летели слова матери в спину Арчи, когда он бежал на начинающую пустеть улицу в клонящийся к вечеру пасмурный день, размазывая слёзы по горящим от родительских оплеух щекам. За дверью направо, вверх по склону, на юг. Мимо булочной и мясной лавки, аптеки и лавки сапожника до площади у церкви. Там наискосок, на Западный Проспект и дальше, вдоль рыбного ряда, тянувшихся добрые сто шагов звенящих кузней Железной Сотни, мимо галантерейного ряда и лавок торговых домов Озёрной Лиги. Затем в арку под крылом у портняжной мастерской на Западную Набережную, где за высоким гранитным парапетом открывается вид на пролив, у самого горизонта переходящий в Бескрайний Залив. До середины второго пролёта Моста остаётся совсем немного. Северная Цитадель замка архгерцога возвышается над городом подобно скале, вершиной цепляя подбрюшье низких облаков. Забраться на гранитную преграду парапета нелегко, особенно для десятилетнего пацана, и получается только с третьей попытки, да и то при помощи найденной возле ближнего склада доски. Людей вокруг немного, поэтому никто не обратил внимания на его мелкую кражу. Далеко внизу раскинулась водная гладь, зажатая по бокам скалистыми берегами. Прохладный морской бриз гонит со стороны залива мелкую волну. У ближних опор кипит погрузка очередного корабля. Скоро закат, работа в порту сворачивается и многочисленные краны и лебёдки подбирают свои тросы и блоки, как взлетающий жук подбирает лапы. Арчи оборачивается к городу и вспоминает сухой голос учителя. Великий город Долгомост по праву считается одним из чудес света. Не из-за размеров или численности населения, коими многократно уступает тому же Карлсграду или Померани, но из-за уникальной архитектуры. Ей же он обязан и названием. Весь город стоит на гигантском мосту, возведённом в незапамятные времена между северным и южным берегом пролива Закатных Врат. Пролив, словно короткая, но необычайно широкая река соединяет озеро-море Алгол, венчающее цепь Великих Озёр и рек континента, с Бескрайним заливом, являвшимся частью великого океана. Протянувшийся почти на три мили с севера на юг мост, дугой возвышающийся на мощнейших опорах из монолитного камня над водной гладью на сотню футов у берега и почти на три сотни в середине, несёт на могучих плечах длинных пролётов два широких проспекта, дюжину маленьких поперечных улиц и великое множество домов, складов, мастерских, лавок и магазинов. Раскинувшиеся на северном и южном берегах посады под защитой внешних стен вместе взятые вдвое меньше самого города, защищённого массивными укреплениями Северного и Южного бастионов. Столетиями их стены оставались неприступны, поскольку сколь бы многочисленны ни были враги, они были бессильны перед мастерством древних зодчих и стойкостью отважных защитников. Укрепления мощнее были только в замке архгерцога, занимавшем две великие опоры и самый длинный центральный пролёт. Настоящий город в городе, расположившийся между Северной и Южной цитаделью, каждая из которых была полноценной самостоятельной крепостью, оставался совершенно недоступен с воды и мог пережить длительную осаду, даже зажатый врагом с обоих сторон. Долгомост был самым западным городом Озёрной Лиги, объединившей в торговый союз практически все города и государства по берегам Великих Озёр и рек, что впадали в них. Свободное движение людей и товаров, облагаемое минимальными налогами, было обязательным условием мира и процветания в регионе. Да и разве одна медная монета с пешего, серебряная с конного и золотая с подводы были такой уж непомерной платой за переправу? Для кораблей проход через пролив стоил всего десять золотых. И хотя для тех кто не был из Лиги налог был втрое выше, прибыль от торговли окупала все расходы. Быть гражданином Долгомоста многими почиталось за великую удачу. Но архгерцог установил столь высокую плату за гражданство, что для подавляющего большинства простых людей она была непомерна. Его мудрые советники нашли выход и придумали неполное гражданство и гражданство без права наследования, которые стоили заметно дешевле и потому пользовались спросом среди купцов и торговцев, желавших купить себе лавку или склад, а также получить все остальные привилегии участника Лиги. Для человека не столь обеспеченного, будь то мещанин, служивый или мастеровой, получить гражданство можно было только присягнув архгерцогу и став его вассалом. Для многочисленных работников, слуг, стражников и солдат гарнизона было предусмотрено особое служивое гражданство, выдававшееся только на время службы. Которое по истечении двадцати пяти лет могло быть заменено на ограниченное гражданство без права наследования. Получить же более полноценное гражданство можно было только в награду за особые заслуги. Жизнь кипит как в городе, так и в порту, раскинувшимся вокруг его незыблемых опор на плавучих пирсах, что вздымаются и опускаются вместе с приливами и отливами, вторя дыханию моря. Множество кранов и лебёдок поднимают грузы с кораблей на склады и опускают обратно для уже новых хозяев. Жаркий торг идёт на рынке, в лавках и торговых домах с утра до ночи, а улицы наполняет пёстрая толпа горожан и приезжих, сильно редея к вечеру, когда закрываются ворота и вступает в силу закон о бродяжничестве. Поэтому гостиницы столь востребованы среди купцов и путников, которые могут позволить себе оплатить постой. Не столь богатые путешественники предпочитали провести ночь за воротами, дабы не рисковать встречей с патрулём городской стражи, и с наступлением темноты на шумный город опускались тишина и покой, если не сказать запустение. Потому что всякий, кто будет обнаружен на улице без знака гражданства, будет в лучшем случае брошен в темницу до разбирательств. А в худшем — выкинут за ограждение в глубокие воды пролива. Говорят, что только несколько счастливчиков смогли пережить такое, да и то лишь те, кого сбросили ближе к берегу. А здесь не выплыть уж точно. Вот и всё. Один только шаг, и всё будет кончено. И никто больше не будет доставать заучиванием наизусть книгу по истории Долгомоста в школе, не будет ругать за нерадивость и пороть за «глупые» вопросы. Все считают мэтра Кабруса уважаемым человеком и мудрым учителем за то, что он преподаёт в школе при церкви на Северной Стороне. Но его уроки — настоящая пытка зубрёжкой одного и того же. Будь то чтение, счёт или история — неважно. А если ему не понравится заданный вопрос, то в лучшем случае он отмахнётся как от назойливой мухи. Или может высмеять перед всем классом, а в худшем выпороть. А сегодня он не просто выпорол, но и выгнал из класса за то, что Арчи при всех крикнул, что учитель не хочет отвечать ему, потому что сам ничего не знает. Интересно, будут ли горевать родители, если его не станет? Или наоборот, будут радоваться, что на него перестанут жаловаться? Ведь мать так хлопотала, чтобы устроить его в школу, где над ним смеялись и издевались одноклассники с молчаливого попустительства учителя, которому новый ученик сразу пришёлся не по нраву. Тем более, что он был самым младшим в классе, и шпынять его мог любой. Хотя чего им горевать? Родители-то не абы кто. Мать — оценщица в ломбарде при ювелирной лавке мэтра Навье. Отец — лейтенант городской стражи Северного Бастиона. Оба грамотные, и самого Арчи уже обучили основам грамоты, так что он даже по слогам читать может, пусть и не без труда. Они-то уж точно не пропадут, тем более у отца как офицера скоро будет полноценное гражданство. А там глядишь и с правом наследования. И тогда другим их детям не придётся так страдать в этой проклятой школе. Но почему так сложно сделать этот единственный шаг, что отделяет от бездны? Почему ноги отказываются переступить эту черту между жизнью и смертью? Или это всё потому что самоубийц не пустят в рай? — Ты как туда залез? — окрикнул его знакомый противный голос. — Что ты там делаешь? Мэтр Кабрус. Точно, стоит со стороны северного берега, опираясь на свою вечную толстую палку трости. И какая нелёгкая занесла его сюда в этот час? — Слезай. — Не подходите! Иначе я прыгну. — Не глупи, — совершенно спокойным тоном произнёс учитель. — Твоим родителям это не понравится. — Мне всё равно. — Падать с такой высоты очень больно. — Не больнее, чем порка ремнём и розгами. — Ты ошибаешься, Арчи, — устало вздохнул мэтр. — Поверь мне, я знаю. — Ничего вы не знаете! — И с чего же ты так решил? — Вы не ответили ни на один мой вопрос. — Разве ты мой учитель, чтобы я отвечал перед тобой? — без тени улыбки спросил учитель, взглянув вдоль пустой улицы. — Неужели твоё любопытство так сильно, что ты готов броситься с моста? — Готов! — с вызовом крикнул мальчишка. — Давай сделаем так, — мэтр провёл по редкой бороде с проседью морщинистой рукой. — Я отвечу на твой вопрос, а ты слезешь оттуда. — Согласен, — не задумываясь сказал Арчи, которому скорее хотелось убедиться в том, что надменный учитель лжёт и ничего не знает. — Ты хотел знать, почему идёт дождь, если вода всегда течёт вниз. Так вот, — учитель привычно принялся расхаживать туда-сюда, словно в классе. — Вода не всегда течёт вниз. Когда слишком холодно, вода замерзает и превращается в лёд, как тот что покоится в ледниках складов нижнего города. А когда слишком жарко, вода превращается в пар, как в котелке, который поставили на огонь. Если такой котелок кипятить долго, то она испарится вся, растворившись в воздухе. Ты сам можешь это проверить хоть сегодня. Поднимаясь в небо, пар превращается в облака, где остывает и снова превращается в воду, которая затем падает на землю дождём. — Так значит облака — пар из котелков? — не веря собственным ушам переспросил мальчишка. – Но это невозможно. Вы врёте. — Я не говорил что это пар из котелков, — покачал головой мэтр Кабрус. — Ты сам только что это сказал. А затем опроверг свои слова, приписав их мне. Это называется ложной логикой. Её использование в споре является одним из самых грязных приёмов демагога. Поэтому впредь постарайся её избегать. Арчи не нашёлся с ответом, поскольку из-за такой кучи незнакомых слов не понял и половины сказанного. — Если же тебе всё ещё интересно, откуда берутся облака, то они получаются из пара с поверхности всех болот, рек, озёр, морей и океанов в мире. Их никто не кипятит, но вода испаряется с их поверхности постоянно. Пусть и не так быстро, чтобы это было так же заметно как в кипящем котелке. Как мокрая одежда сохнет на солнце, так же постоянно высыхают все водоёмы в мире. Поднимающийся с их поверхности пар собирается в облака, и когда его становится там слишком много вода проливается на землю дождём. А потом через ручьи, реки и озёра стекает обратно в океан. Этот процесс идёт непрерывно, поэтому океан никогда не высыхает, а реки всё так же текут, и вода не заканчивается в их истоках. — Но учитель, — растеряно спросил Арчи, — почему вы не ответили мне, когда я спрашивал всё это на уроках? — Потому что церковно-приходская школа — не то место, где можно говорить правду. Особенно если эта правда не укладывается в святое писание. Тех, кто спорит со словом божьим, жгут живьём на кострах. Ты хороший мальчик, Арчи. Мне нравится твои любопытство, настойчивость и целеустремлённость. И я порол тебя розгами за вопросы именно потому, что ты задавал их в классе, где их могли слышать остальные. И рассказать преподобному. Я понимаю, что ты обижаешься на меня за это. Но я делал это для того, чтобы защитить тебя от возможных последствий твоей любознательности и детской непосредственности. Мне неприятно, когда моих учеников сжигают. — Но преподобный Тит добрый. Он всегда выслушивает меня и хвалит! Каждый раз после исповеди он даёт мне просвирку. — Пусть миролюбивый облик нашего толстого преподобного Тита не обманывает тебя. Наш святой отец в былые годы отправил на костёр не мало еретиков. — Еретики — враги веры и бога. — Еретиком может стать любой, кто задаёт слишком много вопросов. И тот, кто находит ответы. — Но почему? Почему любопытство стало грехом? Мэтр Кабрус только вздохнул, снова взглянув вдоль пустынной набережной и медленно подходя ближе. Арчи напрягся, опасаясь что тот попытается сорвать его с парапета. Или наоборот, столкнёт вниз. Ведь получив вожделенные ответы умирать не хотелось совершенно. Наоборот, хотелось жить. И поскорее вернуться домой, чтобы увидеть родителей и рассказать им о своём открытии. Но учитель, остановившись в двух шагах от ученика, замер, молча глядя на запад, где укрытое облаками солнце уже опустилось за горизонт, отдавая мир во власть ночи. И только после нескольких долгих минут молчания он начал свой рассказ: — Когда-то давно любопытство было не пороком, но благодетелью. Оно вело людей по дороге познания, толкая всё дальше и дальше. Искать ответы на вопросы, а найдя их, задавать новые вопросы, которые до этого не задавал никто. И они открыли многие тайны бытия, обретя могущество, о котором нынче мы можем только мечтать. Ты же знаешь, что те столпы, на которых стоит Долгомост, были поставлены нашими далёкими предками? Не вырезаны из скалы, как принято думать, не собраны из кирпичей или блоков, как наши дома, а отлиты из гранита, как тесто, что заливает булочник в форму, прежде чем поставить её в печь. Они же поставили эти пролёты, которые нынче невозможно повторить ни из камня, ни из дерева. Всё было построено так надёжно и прочно, что пережило столетия. Мы же только охраняем это наследие и лишь кое-где мелким ремонтом подправляем их работу, чтобы великий мост стоял и впредь. Но знание дало людям силу не только созидать, но и разрушать. Оружие немыслимой мощи, которое могло обратить в ничто величайшие города и крепости, испепелять целые страны и низвергать непобедимые империи. Арчи слушал в оба уха, и даже сам аккуратно подошёл поближе, чтобы лучше слышать эту невероятную, захватывающую, и в то же время пугающую историю. — Обуреваемые гордыней, жадностью и гневом наши предки начали войну, что погубила их, стерев с лица земли. Лишь немногим удалось пережить тёмные времена, когда заместо былого рая повсюду воцарился ад. По злой иронии судьбы большинство уцелевших относились к малообразованным, преступным слоям былого общества. Изгнанникам, что были сосланы из рая тяжким трудом искупать свои грехи. Они обвинили в обрушившихся на них несчастьях тех, кто создал это ужасное оружие. Высокие знания стали запретными и даже преступными. Вера, что помогла людям пережить самые сложные годы, объявила науку опаснейшей ересью, и поставила цель защитить род людской от этого зла любой ценой. Но на деле это делалось огнём и мечом гораздо чаще, нежели добрым словом и пылкой проповедью. Слишком много лет минуло с тех пор. Изменился даже язык, на котором мы говорим, читаем и пишем. Книги знаний былых времён были уничтожены, но даже если бы каким-то чудом кому-то посчастливилось найти одну такую книгу, он бы просто не смог её прочитать. Так что древние знания утеряны навсегда. — Но если они утеряны, откуда вы знаете, почему идёт дождь? — От своего учителя. Который учил меня не в церковно-приходской школе. Властям нужны грамотные люди чтобы вести торговые записи, составлять законы и отправлять послания лордам других земель и городов. Их нужно не так много, поэтому в классе так мало учеников. Гораздо меньше чем детей, живущих в нашем городе, — ещё тише произнёс мэтр Кабрус, на этот раз обращаясь напрямую к своему единственному слушателю. — Если хочешь, ты можешь стать моим учеником. Я открою тебе множество секретов и тайн мироздания, о которых многие теперь даже не догадываются. Но ты должен будешь хранить в тайне всё, что узнаешь. Ну как? Ты клянёшься свято хранить доверенные тебе секреты? Ото всех, даже от преподобного, даже от папы с мамой. — Клянусь! Клянусь перед господом-богом, что не выдам вас! — Хорошо. С завтрашнего дня после уроков ты начнёшь ходить ко мне на дополнительные занятия. И больше не станешь задавать никаких вопросов в классе. Всё, что тебя гложет, ты будешь спрашивать у меня вдали от посторонних ушей. И богом тебя заклинаю, не вздумай рассказать об этом на исповеди. — Я сохраню вашу тайну, учитель. — Ну вот и хорошо, — как-то мягко произнёс учитель, протягивая ему руку. — Тут становится слишком зябко. Да и стемнело уже. Пошли, я отведу тебя домой. — Я не хочу домой. Отец будет недоволен тем, что меня выгнали из школы. — Не волнуйся. Я пойду с тобой и скажу, что ты извинился за свои грубые слова и обещал исправиться. Думаю, что тогда тебя не накажут, — поспешил успокоить его мэтр Кабрус, помогая спрыгнуть с парапета на набережную. — Твой отец получает хорошее жалование на службе архгерцогу, полагаю он будет не против оплатить дополнительные занятия. Тем более твоя мать была очень настойчива, когда уговаривала меня принять тебя, хоть ты и на два года младше положенного срока. Пусть ты и доставил мне массу неприятностей, надо признать, она была права. — А вы расскажете маме всё то, что рассказали мне? — Нет. Ради её же блага я не стану этого делать. Ведь если о секрете знают трое, не такой уж это и секрет. Ты меня понимаешь, Арчи? — Да, учитель. Они отправились обратно на Восточный Проспект. Там, ближе к центру северной трети, на внутренней стороне дороги стоял их четырёхэтажный дом. И хотя семье Арчи принадлежала только половина третьего этажа, они считались обеспеченными горожанами. Открывшая им дверь мать действительно уже начала волноваться о том, куда пропал её сын на ночь глядя, и была очень рада видеть его вместе с почтенным мэтром Кабрусом. Новость о том, что конфликт улажен, и их сына снова взяли в школу, и тем более о дополнительных занятиях, которые будет проводит с ним лично мэтр, смогла разогнать смурное настроение родителей, так что вместо очередной порции отцовского ремня нерадивый отпрыск отделался только подзатыльником за то, что не сказал матери куда ушёл. А на следующий день началась его новая жизнь. И хотя сидеть в классе было невообразимо скучно, а держать при себе множество вопросов и вовсе невмоготу, дополнительные занятия оказались невероятно захватывающими. Сухой, чёрствый и занудливый в школе, мэтр Кабрус до неузнаваемости преображался дома, где он был внимательным, чутким и отзывчивым. И именно здесь, где на любой, даже самый необычный вопрос можно было получить ответ, Арчи был готов проводить дни и ночи, изучая мудрость древних и их мёртвый язык. Чтобы когда-нибудь, если кому-нибудь посчастливиться найти книгу со знаниями погибшей цивилизации, он смог её прочитать.