В разлуке есть высокое значенье: Как ни люби — хоть день один, хоть век... Любовь есть сон, а сон — одно мгновенье, И рано ль, поздно ль пробужденье — А должен наконец проснуться человек... (Ф. Тютчев)
Знали бы вы, как мучительно ожидание. Особенно невыносимо оно, когда ждешь любовь всей своей жизни. Бывшую любовь всей жизни. А, может, и не жизнь это была без него вовсе? Да, определенно. Не жизнь — одни сплошные мучения. Гореть бы нам с тобой в Аду, вариться бы в одном котле и томиться на одной сковородке. Только этого мы и заслуживаем за все, что сотворили. На кухне уже час как закипел чайник. Ты никогда не отличался пунктуальностью.Я даже могу по пальцам одной руки пересчитать дни, когда ты пришел вовремя на запланированную встречу. Всегда находил отговорку, найдешь и сегодня. Что там по списку: мои любимые цветы искал или бабулю через перекресток переводил? Закрываю окно, в комнате становится холодно до посинения. Январь месяц на дворе нынче, да и время позднее. Неужели ты не можешь отпроситься с одного ночного дежурства? Я же как-то смогла перенести неотложную операцию, ради собственной операции… операции на сердце, если ты его сегодня окончательно не вырвешь, конечно же. Телефон падает из дрожащей руки прямо на кафель. Черт бы тебя побрал, любовь всей жизни. Из-за тебя еще дорогие игрушки терять. Я ведь не расплачусь потом за кредит, а ты, как и обычно, откажешься нести ответственность. Трус. Сердце отчетливо бьется где-то в районе горла. Идиотские чувства, почему вас не получается заглушать? Каждый раз, когда я стараюсь настроиться на серьезную и продуктивную работу, твой образ всплывает в моей дурной влюбленной голове. Так вот, о голове. Генрих Манн, известный немецкий писатель, как-то сказал: «Когда забьется сердце — разум умолкает». Что правда, то правда, Манн. Сколько бы веков с момента твоей смерти не прошло, а эта вечная истина всегда будет жить. Стук в дверь. Сначала два раза, потом четыре, потом восемь и снова четыре. Ты не забыл наш маленький пароль, сволочь. Отвечаю двумя короткими стуками и открываю дверь. Стоишь, не улыбаешься по-дурацки, как семь лет назад. Передо мной взрослый мужчина, потерявший свою романтичность навсегда. Пожалуйста, разубеди меня, идиот. — Здравствуй, Кристя, — о, мой мальчик, это лишнее. Забудь, я не считаю тебя больше особенным, чтобы ты мог так называть меня. Смотрю в огромные голубые глаза, которые опять сводят с ума… Нет, нет, нет! Нельзя, Кристина. — Нет. Кристина. Кристина Сергеевна, так будет еще лучше, — я попыталась сказать это без эмоций. В районе сонной артерии вновь послышался стук. — Это была сложная операция… — Дойти до этой квартиры — сложная операция для тебя? — я разозлилась. Ты же знаешь, что лучше не гневить меня, парень, — думаю, проще маршрута не существует. — Я пришел после дежурства. Сложная операция на сердце, — он шумно выдохнул и опустил свое тело на стул. — А кто проведет сложную операцию на моём сердце? — эмоции. Нельзя показывать эмоции, они сгубят тебя, милая. — Прекрати, истеричка. Тебе еще завтра людям мозги вправлять путем хирургического вмешательства. Нравится такая работа? — да как он смеет! Так, Кристина, глубокий вдох и медленный выдох, этот напыщенный индюк не посмеет расшатать твою психику. — Еще как нравится, — съязвила я, — а тебя твоя не устраивает? Медституток мало? — Успокойся. Я хочу выпить, — снимает с себя куртку, небрежно кидая её на пол. Поднимать не буду, мне же все равно. — Из напитков только водичка. — Отлично, тогда я буду воду и то, что у тебя на второй полке сверху. Это что-то находится за коробкой шоколадных конфет. — Ну и чего ты тут командуешь? Говорят, что в чужой монастырь со своим уставом не лезут, — парень вдруг с силой сжал мое запястье и прижал к барной стойке: — Ты давно живешь по моему уставу, Кристина. Если решила сбежать в монастырь, то я не держу. — Ах, ты… — его губы полностью накрываю мои в страстном поцелуе. Он подхватил меня за бедра и понес в гостиную, на наш любимый подоконник. — Будешь дурочку из себя строить? Не получится, дорогуша, — парен сел сам и усадил меня рядом так, что моя голова оказалась на его коленях. Странное чувство. Опять сердце в горле. Не могу забыть тебя, идиот. Около часа мы сидели и смотрели друг другу в глаза. Просто смотрели, любовались. Он искал во мне чувства, а, усмехнувшись, подал знак, что нашел. — Пой мне… — Ты же знаешь, Арчи, я давно не пою. Голос уже не тот, не тренировалась последние несколько лет. Могу только мелодично порыдать в подушку из-за фатального отсутствия тебя. — Пой мне… пой до самой смерти. Завыванием, плачем, стонами, но пой мне...Часть 1
3 февраля 2018 г. в 03:03