***
Джейсон закидывает шарф в ящик с находками и забывает о нём где-то на неделю. Шарф выделяется светлым пятном нежного цвета среди потерянных телефонов, невостребованных ключей от машин, коричневых кошельков и унылых курток.***
Держа у бедра корзинку французских багетов, Джейсон выходит в зал именно тогда, когда колокольчик звенит, и успевает заметить копну чёрных волос и оливковую куртку, обладатель которых идёт по улице. — Вы с ним разминулись, — говорит Кори. — С владельцем потерянного шарфа. — А? А. Он приходил снова? Здорово. — Джейсон снимает пустую корзину и ставит вместо неё полную. — Он чаевые оставил. — За что? — говорит Джейсон, оборачивается — и да, действительно, в банке лежит новая двадцатка. — Господи, да тот шарф не мог столько стоить. Кори пожимает плечами. — Ещё он купил полдюжины лимонных батончиков. — Ну. — Джейсон моргает, рассматривая банку — на боку плавным почерком Кори выведено: «На чай!», надпись обрамлена уродливыми рисунками шариковой ручкой, которые нацарапал Рой. Внутри поверх пары монет и смятых купюр со вчерашнего дня как ни в чём не бывало лежит двадцать долларов. — Любопытно. Надеюсь, он диабет себе не заработает. — Как мило с твоей стороны, — говорит Кори. — Такая заботливость твой бизнес и погубит. Он выглядит как человек, который подсел на сахар. Надеюсь, он правда подсел. — Надеюсь, что у него есть деньги, чтобы позволить себе зависеть, — встревает Рой. — Вы двое мудней, — говорит Джейсон. — И я надеюсь, что он не потащит свои деньги и свою зависимость в пекарню, которая принадлежит не мне.***
Это похоже на игру какую-то — он почему-то так и не может отловить владельца забытого шарфа. Уже долбаных полтора месяца как. Когда-нибудь Джейсон узнает, как его зовут. Но пока что… — Чувак с шарфом. Опять с ним разминулся, да? — говорит Джейсон, выходя из подсобки ровно в тот момент, когда входная дверь закрывается. Рой кивает, листая треки на телефоне. Джейсон не знает, как так вышло, что человек в татуировках, пирсинге и с волосами, которые словно потрепала стая хищных птиц, обладает самым сдержанным музыкальным вкусом из них троих — но вот так сложилось, что именно телефон Роя занимает почётное место на музыкальной станции. — Ага. Но он вернётся через минут двадцать. Джейсон вскидывает бровь. — Он пришёл за «улитками» с черничным кремом. Я сказал ему, что через двадцать минут будет свежая партия. Он обещал вернуться. — Замечательно, — говорит Джейсон и начинает протирать столы. Слова не доходят до него в полном смысле, но спустя двадцать минут дверь открывается, Джейсон здоровается привычным «Добро пожаловать!»… ...а обладатель шарфа, оказывается, прехорошенький. Охренеть. Пока владелец шарфа достаёт из кошелька и пересчитывает купюры, Рой ухмыляется Джейсону и поигрывает бровями. Джейсон говорит ему одними губами: «Нахрен пошёл, Харпер».***
— Джейсон наконец-то познакомился с владельцем шарфа, — говорит Кори по телефону своей сердечной подруге Донне, или чёрт знает ещё кому, Джейсон без понятия. — Это было мило. Он едва об стул не споткнулся. Это видеть надо было. — Не спотыкался я об стулья, боже, Кори. Хватит людям про меня всякое врать. Из-за этого меня уже арестовывали. — Кори не отвечает, только выразительно смотрит, говоря всем видом: «Не видишь, что ли, я разговариваю». — Ты меня слушаться должна. Я тебе зарплату плачу. — Подожди минутку. — Кори отодвигает трубку, прикрывая микрофон ладонью. — Ты же понимаешь, что мне твои деньги для выживания не нужны, но именно моё умение общаться с людьми привлекает сюда клиентов, да? Рой смеётся из зала. Джейсона окружают одни козлы-предатели. Кори отмахивается от него. — Иди. Кексиков напеки там или ещё чего. — Я ваш начальник, — бормочет Джейсон и разворачивается, чтобы набрать ингредиенты для фруктового тарта. — Всё не так должно работать вообще. — Да-да, владелец шарфа очень милый, — продолжает Кори. — Он очки носит и десять свитеров одновременно, но ему идёт.***
Уже четыре года Джейсон владелец и главный пекарь в «Горячем Тодди». Изначально он задумывался как бар — отсюда название и мрачноватый интерьер, — но всего за четыре месяца Джейсон понял, что как бы сильно ему ни нравилось подавать стейки, брецели и пиво… Возиться с пьяными хмырями он ненавидит. А ещё его хлеб любят сильнее, чем его выпивку, а Кори вечно готова поджечь любого за неосторожное слово. Так что Джейсон превращает бар в пекарню, и дела идут на лад. Но это всё к чему: все четыре года, что Джейсон работает и живёт на втором этаже над пекарней, именно ему приходится открываться и закрываться. И за все эти годы никто ни разу не приходит к ним в утреннюю смену, с семи тридцать по девять. (К девяти Кори или Рой — кто первый проснётся и у кого похмелье после очередной вечеринки зверствует меньше — принимают вахту.) Так что Джейсон, в общем-то, просто завтракает свежеприготовленной булочкой с начинкой и листает новостные каналы на плазме в углу, когда звякает колокольчик над дверью. Джейсон думает, что это Рой или Кори, открывает рот, чтобы сказать что-то в равной степени средне-козлячье и умеренно социально-приемлемое, но… Это не Рой и не Кори. И Джейсон давится следующим куском своей булочки, а владелец потерянного шарфа бросает на него сбитый с толку, встревоженный и в то же время удивлённый взгляд. — Вы, э-э. Вы в порядке? — Э-э. Да. Я. — Джейсон кашляет снова. — Порядок. Да. М-м. Добро пожаловать в «Горячий Тодди». Владелец шарфа склоняет голову, затем поджимает губы, берёт корзинку и идёт к полкам выбирать свежий хлеб. Джейсон болезненно ясно осознаёт, что стоит без дела, как идиот какой-то, в своей старой серой кофте, припорошённой мукой, и чёрном фартуке, и кто его знает, в какие стороны сейчас топорщатся его волосы и сколько в них муки. А неподалёку стоит владелец шарфа с раскрасневшимся от ветра лицом, в тёмных очках и в тёмно-синих джинсах с красными кроссовками, в оливковой куртке поверх тёмно-синего свитера и изумрудной рубашки. С этим своим безобразно мягким шарфом на шее. Фу. Не должны люди выглядеть такими собранными, когда на часах — Джейсон косится на часы — без десяти восемь утра. — Ещё что-нибудь? — Кофе, пожалуйста, — говорит владелец шарфа, вытаскивая кошелёк. — Ванильный. — Отлично. — Джейсон пробивает и кофе, и хлеб. — Семь долларов и тридцать четыре цента. Сейчас принесу ваш кофе. Джейсон не узнаёт имя владельца шарфа в тот день — но наконец-то получает возможность рассмотреть его лицо. Владелец шарфа оставляет очередную двадцатку в банке для чаевых. Безумие какое-то.***
— Ты что ешь? — возмущённо спрашивает владелец шарфа, и Джейсон адресует ему вздёрнутую бровь. — Это что, масло, бекон и джем? — Это объедение, — говорит Джейсон, проглотив. — И это называется «мой завтрак». Тон владельца шарфа весьма осуждающий: — Звучит как сердечный приступ, который вот-вот у тебя случится. — Не суди, пока не попробуешь. — Джейсон пихает остатки своего завтрака владельцу шарфа под нос. — Ну же. Попробуй кусочек рая. — Я еду у незнакомцев не беру, — говорит владелец шарфа, окидывая Джейсона таким взглядом, будто уже готов жать на кнопку экстренного вызова на телефоне. Джейсон закатывает глаза. — Я тебя умоляю. Если бы я тебя хотел отравить, я бы подлил яду в твой кофе. И я вообще-то еду не осквернил бы. — Джейсон размахивает куском хлеба у него перед лицом. — Давай, скажи: «А-а». Владелец шарфа выглядит одновременно растерянным и готовым уступить, когда открывает рот. — А? — Его лицо озаряется озадаченным восторгом. — Не понимаю, как это работает. Джейсон ухмыляется. Владелец шарфа задумчиво мычит, берёт корзинку, чтобы пойти за хлебом. Топчется вместо этого на месте, всё такой же раскрасневшийся от ветра. — У тебя. Э-э. — Он указывает на его щёку. — Джем. Джейсон щупает лицо, выискивая. — Нет. Э-э. Чуть-чуть в сторону… — Он взмахивает рукой, а потом стискивает зубы, перегибается через прилавок и проводит большим пальцем по щеке Джейсона. Джейсон сглатывает. — Вот. Теперь чисто. Когда Кори выходит двадцать минут спустя, она смотрит в угол, куда забился владелец шарфа, красный по уши и потягивающий свой эрл грей, затем на Джейсона, который суетится у кассы. Кори корчит ему рожу. Джейсон недобро смотрит в ответ. Она закатывает глаза и уходит в подсобку. Владелец шарфа подходит минут через пять и кладёт в банку двадцать долларов. — Слушай, ты, может, не знал, но двадцатка — это ужасно большие чаевые от того, кто каждый день покупает тут хлеба в среднем на семь долларов. Пусть ты оставляешь чаевые только раз в неделю, — говорит Джейсон. Владелец шарфа часто моргает, сунув руки в карманы. — Не то чтобы я жаловался. — Может, мне просто очень нравится хлеб здесь? — отвечает он, улыбается — и не должно Джейсону от этой улыбки казаться, что он только что пробежал Готэмский марафон, — разворачивается на пятках и выходит за порог. — Боже мой, — говорит Джейсон, распластываясь по прилавку, как влюблённый тринадцатилетний идиот. — Кажется, я хочу владельца потерянного шарфа. Кори выглядывает из подсобки. — Ой, ты бы себя послушал. Ты же по нему сохнешь. Это даже не страсть. — Эй, мы этого не знаем, — протестует Джейсон, вжимаясь щекой к прилавку и разглядывая банку с чаевыми. — Может, он вообще тупой как пробка. Ужасно непривлекательная черта, да? По тупым не сохнут. — Он кандидат в доктора в университете Готэма, — говорит Кори, и Джейсон тоненько гортанно воет. — В области криминологии. Ещё он был пианистом до того, как полностью сосредоточился на учёбе. А я уже говорила, что он работает в художественном музее и водит экскурсии для городских школ? Джейсон скулит. Скулит. — Заколите меня вилкой, я закончился. Кори смеётся и начинает набирать сообщение — отправит, скорее всего, всем, кого знает. Продолжая смеяться. Насмехаться. Засранка упивается его страданиями. Но, справедливости ради, если бы за прилавком сох не он сам, он бы тоже сидел в первом ряду, наслаждаясь чужой болью. — Его Тим зовут, кстати. Чтобы ты случайно не обозвал его владельцем шарфа вслух. Не благодари. Джейсон хватает банку с чаевыми и пихает её в сторону Кори. Слышит шорох ткани и бумаги. Когда он ставит банку обратно на прилавок, в ней пусто.***
— Вы заметили, что он всегда приходит красным? — спрашивает Джейсон, наблюдая, как Тим блуждает в послеобеденной толпе. — Или это просто я... У меня воображение разыгралось? — Да, это просто ты. То есть. Буквально, он просто из-за тебя такой становится, — говорит Рой, забирая у него поднос с плетёными хот-догами, чтобы выставить их на витрину. — И нет, тебе нельзя выходить к нему. На время ланча ты прикован к этой кухне, раб-пекарь. Ты сам всё знаешь. — Что — я не могу лично поздороваться с нашим самым преданным клиентом? Почему я тебя вообще слушаюсь? Я твой босс, я могу делать, что захочу. — Технически, — говорит Рой, когда Джейсон протискивается мимо него в зал. — Он наш клиент с самыми щедрыми чаевыми, не самый преданный, и… И ты меня уже не слышишь, понял. — Привет, — говорит Джейсон, нагибаясь над витриной с тортами, где Тим, хмурясь, рассматривает чизкейк. — Помощь нужна с чем-нибудь? Тим вздрагивает, поднимает голову и сияет ему этой своей кошмарной улыбкой. И почему Джейсон только сейчас замечает, что у него ямочки на щеках? Не могло это фундаментальное озарение как-нибудь попозже случиться? — Да. Мне нужен чизкейк в офис, и я пытался решить, какой лучше — цитрусовый или шоколадный? — Ну, — говорит Джейсон, опускаясь на колено, чтобы открыть витрину — и остро чувствует, что они сейчас в каком-то шаге друг от друга, и разделяет их лишь стекло и торты. — Шоколад любят все. Разве что у кого-нибудь аллергия? Тим улыбается. — Насколько мне известно, нет. — Шварцвальд, значит. — Джейсон улыбается в ответ. — Целый? — Да, пожалуйста. — Тим привстаёт на цыпочки, чтобы опереться на витрину. — Можно его порезать, пожалуйста? — Да. Конечно. Э-э. Кори пробьёт тебе всё. Я через минут десять вынесу торт посвежее. Ещё что-нибудь? Тим мотает головой, а потом вдруг протягивает руку и касается щеки Джейсона. — Ты весь в муке. — Он улыбается. — Начинаю думать, что большая часть её оказывается на тебе, а не в выпечке. Джейсон отвечает что-то и сам не помнит, что именно — помнит только, что на его слова Тим так по-особенному заулыбался, пригнув голову, — и бросается на кухню едва ли не бегом, делать лучший за всю свою жизнь чёртов шварцвальд.***
Джейсон никогда, никогда, ни за что больше не пойдёт пить с Донной и Кори. И в этот раз он не шутки шутит. Он серьёзен на сто и один процент. Джейсон запишет это на бумаге или там. Вырежет на потолке над кроватью, чтобы каждый день помнить. — Доброе утро? Джейсон стонет, вжимаясь лицом в прилавок. Тихо шуршит ткань, и перед глазами возникает лицо Тима. Тим прижимается щекой к прилавку, прямо у Джейсона под носом, и первое, о чём Джейсон думает — что Тим сегодня без очков, и что так вблизи можно рассмотреть веснушки у него на скулах. — Ты в порядке? Ты, м-м. Выглядишь как зомби. — Хоть сексапильный зомби? — спрашивает Джейсон, стараясь состроить одновременно жалобный и умильный взгляд. Он поддевает пальцами шарф Тима и дёргает. Тим фыркает, улыбаясь чуточку криво, щурится. Джейсон гнёт своё: — Если уж мне быть зомби, то хочу быть хотя бы секси-зомби. — Если бы ты был зомби, ты был бы секси-зомби. — Тим осторожно похлопывает Джейсона по руке. — Тебе нужен кофе, может? — Мне нужно не страдать от похмелья, когда мои сотрудники придут. А кофемашине крышка. Без понятия, какого хрена с ней случилось, и у меня слишком болит голова, чтобы разбираться. — Джейсон строит максимально издевательскую рожу: — Там такая куча кнопок и блестящих рычажков. Тим фыркает. — Если хочешь, я могу починить. Скорее всего. — Погоди — серьёзно? Тим закатывает глаза. — Я бы не предлагал, если бы думал, что не справлюсь. Джейсон выпрямляется. — Тогда заходи-ка сюда.***
— Кто починил кофемашину? — спрашивает Рой, пока Джейсон трудится над свежей партией рулетов с клубничным джемом. — Я думал, мастер к нам сможет только на неделе прийти? — Э-э. Тим починил утром, до того, как вы пришли. — Джейсон сосредоточен исключительно на клубнике, которую режет. Он прямо чувствует, как Рой и Кори обмениваются взглядами. — Тим? — Ага. — Ты ему заплатил? Джейсон откашливается. — Он эклеры в офис взял. А вы знали, что у него второе образование в сфере компьютерных наук?***
Ежегодно «Горячий Тодди» на протяжении недели тестирует новую выпечку и раздаёт карточки для оценивания, чтобы определить, чем можно пополнить и без того разнообразный ассортимент хлеба и сладостей. Сейчас Джейсон как раз решает, что будет тестироваться в этом году. Звенит колокольчик над дверью, и Джейсон рассеянно говорит: «Добро пожаловать». Кори стоит за кассой, Рой наводит порядок на кухне. У них осталось часа полтора до закрытия, и торчать на кухне Джейсону не то чтобы нужно. Он обдумывает, что лучше: булочка с начинкой — горячая булочка на пару, запечённая с варёным яйцом, жареной сосиской и сыром, или пряный яблочный пирог с масляной глазурью. Стул напротив Джейсона скрипит по полу. — Чем занят? Джейсон поднимает голову и улыбается Тиму, который взял себе датскую плюшку и персиковый чай. — Решаю, что пойдёт в тестовое меню на следующей неделе, — вздыхает Джейсон. — Хочешь помочь? — Тестовое меню? — Тим склоняет голову, шурша целлофановой упаковкой булочки. — Ага. У нас меню в постоянной ротации. — Джейсон хмурится. — Просто сложно решить, что именно стоит в него включать. — Он перебирает полароидные снимки с пробной сдобой, которые сам снимал — название и состав нацарапаны на обороте. — Что скажешь: сытный завтрак с собой или доза кремового тягучего сахара? Тим моргает. — Завтрак с собой. Разве ты не со своими подчинёнными должен это обсуждать? — Я лучше спрошу у нашего самого преданного покупателя. — Джейсон ухмыляется. Тим откусывает сразу большой кусок от плюшки. — Нам пора выдать тебе VIP-карточку или что-то такое. Серьёзно. — Мне здесь нравится. — Тим пожимает плечами. — Я не то чтобы утруждаюсь. И у тебя чернила на лице. — Уголок его рта дёргается вверх. — Почему у тебя всё время что-то на лице? Джейсон очень гордится собой, когда не говорит: «Я хочу, чтобы на моём лице оказались твои губы, но это вряд ли случится в обозримом будущем».***
Тим продолжает оставлять двадцатки в банке для чаевых минимум раз в неделю, и жизнь идёт своим чередом. Сытная булочка с начинкой входит в основное меню, Тим ежедневно покупает на семь долларов — кофе, хлеб, сладкое, сэндвичи в разных комбинациях и количествах, — и иногда заглядывает чаще одного раза в день. Рой продолжает быть одновременно занозой в заднице и единственным союзником против Кори и её непрошибаемой магии абсолютного превосходства над смертными. Джейсон продолжает сохнуть издалека, и Кори пишет об этом всем, кого знает. Рой обзывает Джейсона идиотом, Джейсон обзывает Роя лузером-нищебродом, и никто не может ни опровергнуть, ни подтвердить, что они сцепляются прямо на полу в кухне, пока Кори снимает их на телефон с целью шантажа в будущем. В целом, всё очень даже неплохо.***
Сегодня у Джейсона день рождения. В этот день — технически, уже ночь — Джейсон пьян в стельку, ему тепло и мир вокруг туманный. Джейсон пытается войти в собственную чёртову пекарню, и у него с этим, похоже, проблемы, хотя на часах всего одиннадцать вечера. Весёлая у него жизнь, да? Он бы и дольше потусовался, но какой-то урод распустил руки с Кори, она ему врезала, подтянулись его дружочки, и кому-то из них Рой сломал нос, а кого-то из них Джейсон довёл до обоссаных штанов. Короче, Джейсон в итоге с ног до головы в пролитой выпивке и чем-то, что может с равным успехом быть или вином, или кровью. Или и тем, и другим. В общем, Джейсон считает, что ночь удалась хотя бы потому, что никто не вызвал копов и он добрался до дома. Ему кажется, что ключи активно ему противятся. Джейсон приваливается к двери и жалко корчит злобное лицо, глядя на ручку. — Дже… Джейсон? — Его поддерживает чья-то рука. — Боже мой, ты пьян. — Ага, — говорит Джейсон, ухмыляясь, и разворачивается, чтобы закинуть руку Тиму на плечо. Тим вроде бы ему не мерещится, потому что Джейсон не летит на землю, когда приваливается к нему. — Мой день рождения сегодня. — Поздравляю, — говорит Тим, отбирая у Джейсона ключи. Джейсон хмурится, когда Тим каким-то образом вставляет ключ в замочную скважину и отпирает дверь. — Нечестно, — скулит он. — Почему и мои ключи, и мои подчинённые любят тебя больше, чем меня? — Потому что я умею чинить кофемашину. — Уголки рта Тима дёргаются вверх, и Джейсон считает, что эти губы отлично бы смотрелись на губах Джейсона, и что сам Тим вообще отличный в целом, так что вот. Тим издаёт странный сдавленный звук. — Ты в хлам. — Я знаю, — невнятно говорит Джейсон. У Тима тёплые руки, и ими он ведёт Джейсона сесть за один из столиков. — Не настолько. Пьян. Честное слово. — Конечно не настолько, — говорит Тим, хмурясь. Нельзя ему хмуриться. Это слишком мило — господи, люди вроде Тима это просто несправедливо. Они выглядят как лесные зверушки или что-то такое, милое. Тим вздыхает и смеётся. Он очень славный, когда смеётся. — Если что в этом мире и несправедливо, так это наша ситуация сейчас. Джейсон, где ты живёшь? Я тебе такси вызову. — Нет, это ты — несправедливо. Ты что, мои мысли прочитал? — Джейсон наваливается на столешницу. — Я тут живу. — Ты тут работаешь, и я уважаю твоё рвение, но жить в пекарне ты не можешь. И ты вслух говоришь всё, что думаешь, Джейсон. И твои ключи, кстати, не обладают разумом. И когда ты строишь злобное лицо, это не столько жалко, сколько ужасно привлекательно. Ой, блядь. — Да, Джейсон, ой, блядь. — Улыбка Тима нечеловечески отвлекает. — Сосредоточься. Где ты живёшь? Джейсон улыбается. — Ты считаешь мою злобную рожу привлекательной. — Я много чего привлекательным считаю. Пьяные люди, которые пахнут так, будто поплавали в мохито и текиле, в это число не входят. Не вынуждай меня рыться в твоём кошельке. — Если тебе не терпится запустить руки ко мне в штаны, то приходи в другой раз, когда я буду трезв и способен принимать решения, которые перевернут мою жизнь, — говорит Джейсон. — Я живу тут. Наверху. Дурень. Компьютерные науки он изучает — да не говори мне, что снаружи «Горячий Тодди» выглядит одноэтажным. Не нужно диплома, чтобы это рассмотреть. Ты поэтому очки носишь? — Ты ужасный, — говорит Тим, помогая Джейсону встать на ноги, дойти до подсобки, а оттуда подняться по лестнице в жилую часть. — Поверить не могу, что ты тот, кто печёт для столовой музея миниатюрные капкейки с цветочками, когда на экскурсию приезжают младшеклассники. Джейсон удивлённо, негромко ахает. — Откуда ты знаешь, что я пеку капкейки для музея? — Я работаю в музее, Джейсон. Я думал, что Кори тебе сказала. Она мне говорила, что тебе сказала. — Кори много чего говорит, — бормочет Джейсон, прижимаясь к боку Тима, пока тот отпирает дверь спальни. — Я не верю всему, что она говорит. Это просто тупо. Привет, кровать, — мурлычет он, плюхаясь в кровать лицом вниз. Тим у него за спиной вполголоса смеётся. Джейсон протягивает руку вслепую и дёргает. Тим вскрикивает, Джейсон перекатывается, прижимая его к груди. — Не смейся над кроватью, Тим. Кровать всезнающа и всемогуща. — Да ладно? — Тс-с-с. Не задавай вопросов. Горячему Тодду виднее. А теперь спи.***
На следующее утро Джейсон просыпается с похмельем, которое может посрамить все остальные похмелья на свете, и в одиночестве. Он не может точно сказать, разочарован или нет. По большей части он в ужасе от того, насколько он тупой, когда пьяный. Он один из тех невезучих типов, которые не напиваются до потери памяти. Он из тех, кто просыпается в тумане боли, отчаяния и сожалений, и получает обвалившиеся во всей красе кошмарные воспоминания о собственных пьяных выходках. И к этому всему примешивается стыд, а ещё чувство вины и унижения. Джейсон стонет, перекатываясь на бок. Он слышит шорох бумаги и сонно нашаривает источник шума. И неверяще смотрит на записку. «Аспирин и вода на кухне. Я закрыл пекарню, когда уходил. Когда можно воспользоваться твоим предложением насчёт другого раза?» В записке — номер телефона. Никто не сможет доказать или опровергнуть, что Джейсон валится с кровати, прикусывает язык и пять минут катается по полу от боли, когда бросается за телефоном, чтобы позвонить.***
— Ты почему сияешь? — Рой щурится. — Ты должен страдать похмельем, как я. Почему ты сияешь? Джейсон ухмыляется, взбивая яйца. Вздыхает: — В другой раз. Рой оборачивается к Кори, которая пожимает плечами. — В другой раз, — повторяет Джейсон. — У меня в штанах.***
Никто не может доказать или опровергнуть, что обозначенный «другой раз» превращается в «не один раз», и каждый из них, возможно, заканчивается тем, что губы Тима оказываются на губах Джейсона и не только на них, и наоборот.***
— Привет, — говорит Джейсон, наклоняясь ближе. — У тебя что-то на лице. Тим моргает, тянется потереть щёку основанием ладони. — Что? Где? Джейсон сокращает расстояние между ними и легко прихватывает нижнюю губу Тима. — Мой рот. На твоём. Тим фыркает. — Дурень.***
— Так что, — говорит Кори, и Джейсон бросает на неё подозрительный взгляд, потому что её большие пальцы зависли над экранной клавиатурой, и Джейсону немножечко страшно, что его ответ сделает со всей его жизнью. — Ты и Тим. — Что — я и Тим? — Вы сделали грязное дело, — говорит Рой. — Вы точно сделали своё грязное дело. Джейсона спасает дребезг колокольчика; втроём они говорят: «Добро пожаловать!». Джейсон оборачивается, и вот он, Тим, стоит собственной персоной, не считая миллиона одёжек, потому что сейчас лето, а даже Тим не настолько безумен. Тим улыбается. — Привет. Джейсон улыбается в ответ. — Привет. — Боже ж ты мой, понеслось, — бормочет Рой. Кори начинает набирать сообщение. Джейсон опирается о прилавок, улыбаясь, как последний дурак, когда Тим сияет ему этой своей кошмарной несправедливой улыбкой в ответ. — Заглохни. — Джейсон пинает Роя в голень. — Прояви уважение к нашему самому преданному покупателю.***
— Знаешь, — говорит Джейсон, готовя овсяное печенье с изюмом после закрытия. Тим взобрался на барный стул, потягивая остатки ледяного чая по-тайски. — А я ведь до сих пор не знаю, почему ты ходишь сюда. — Конечно же, ради горячего тодди, — серьёзно говорит Тим. Джейсон коротко смеётся. — Но серьёзно. — Потому что. — Тим растягивает слоги, и Джейсон так и видит, как он закатывает глаза. — Сначала дети в музее вечно обсуждали, какие замечательные капкейки продают в столовой. И они уломали меня попробовать тоже — хотя я обычно держусь от столовой музея как можно дальше, потому что я тебе говорю, тамошние салаты уже стали разумными формами жизни. И этот капкейк был божественным. Но когда я спросил, кто их печёт, меня отправили сюда. Джейсон вскидывает бровь и оборачивается. — Серьёзно? Тим кивает. — Серьёзно. А потом я забыл шарф и вернулся снова. И ещё раз. И ещё раз. И приходил снова и снова. Мне понадобилось полтора месяца, чтобы наконец увидеть человека, который приготовил те капкейки. — Тим улыбается. — Им оказался один пекарь, которого несёт, когда он пьяный, и он выглядит, как будто вышел прямиком из той рекламы с полуголыми, полу-порнографическими моделями, и у него вечно что-то на лице. Джейсон рассеянно хватает кухонное полотенце и грубо возит им по щеке, гримасничает, когда отнимает тряпку от лица и видит следы муки. Тим закатывает глаза, смачивает бумажное полотенце и берёт в ладони лицо Джейсона, оттирая муку. — Дурень.