Sam Tinnesz (feat. Yacht Money) – Play With Fire MAX – Wrong
Шерил уже вжимается спиной в стену, когда он подходит слишком близко, — непозволительно близко. Блоссом бы в жизни не подпустила к себе на таком расстоянии такого, как он. — Ты — животное, — шепчет она, избегая его взгляда. Перед ней — его растянутые в усмешке губы, чуть влажные, на вкус — наверняка как коньяк, которым от него разит. — Страшно? — хрипит Билли в ответ, нависая над рыжей. Она почти вздрагивает, но держится, стоит признать, достойно. — Еще чего. — Шерил сглатывает, чувствуя холод стены. Ее коробит от его ухмылки. От раскрытой почти до пупка рубашки, открывающей мышцы; грудь — влажная, в комнате градус воздуха точно соответствует неразбавленному eau de vie*, так что неудивительно, что кожа Харгроува покрылась испариной. — Мне еще долго ждать, когда ты отойдешь? — Вновь заговорила Блоссом. — Не привыкла стоять рядом с бандерлогами. У Шерил — кроваво-красные губы, сочные: с них как будто вот-вот начнет стекать на подбородок гранатовый сок. — Попроси. — Харгроув всего лишь играет в ту же игру. Между их лицами — опасное «поцелуйное» расстояние. Билли дышит жарко, обдает горячим дыханием мраморную кожу. Ее идеальность кажется ему неестественной, такой, которую, конечно же, хотелось бы подпортить. Шерил — вышедшая из музея мадам Тюссо фигура, только вот разница в том, что Блоссом — она, несомненно, дороже. Билли маньячно облизывается. Шерил Блоссом думает, что он не знает о мурашках, гуляющих по ее фарфоровому телу. У нее даже губы поджаты надменно, — чего уж говорить о взгляде. Конечно, она не признается в том, что не хочет, чтобы он отходил. Будет ссылаться на то, что не хотела злить человека, выпившего лишнего. Скажет: «Еле отделалась от него. Господи, мне срочно нужно в душ», — и брезгливо поморщится. — Попроси — и я тебя оставлю, — подначивает Билли, расставляя руки по обеим сторонам от девушки. Он пьяно на нее дышит, она — испуганно трется затылком о стену, но не произносит ни слова. Наконец, поднимает взгляд к его глазам и осторожно выдыхает. Харгроув ухмыляется, видя легкое дрожание ее пышных ресниц и губы — слабо приоткрывшиеся. Он ухмыляется как-то по-садистски, и Шерил это приводит не то в ужас, не то в возбуждение. Она затапливает рвущиеся наружу животные инстинкты своим гордым аристократизмом, а неплохо было бы смешать его с чем-нибудь крепленым, со спиртовым послевкусием на языке и жженым ощущением в полости рта. Билли молчит ей в ответ, поднимает одну руку к ее лицу и обхватывает горячими пальцами нижнюю челюсть. Шерил не двигается — в этот момент, кажется, не дышит и еще больше походит на восковую фигуру. С ее созданием уж точно постарались: несколько тысяч часов работ — и вот она, животрепещущая Шерил Блоссом, вжимается в стенку, лишь бы Билли-животное-Харгроув не испортил своим прикосновением идеальное творение матери природы. Больше ни слова — просто грубая линия подушечки большого пальца вдоль нижней губы, переходящая на подбородок. Он растирает ее идеальность: размазывает помаду по чистой коже, приближается, не сводя взгляд с алых разводов, точно надо самому убедиться в том, что Шерил Блоссом — фальшивка, ее идеальность — фикция, все сделано напоказ. Билли фыркает, отпускает ее и уходит, не говоря ни слова. Божественность Шерил Блоссом — это не ровные линии помады или идеально лежащая на фигуре шелковая ткань.* * *
На предложение подвезти Шерил отвечает, что прокатиться верхом на бродячей собаке — более безопасный и стерильный способ добраться до дома, чем в салоне машины Харгроува, а следом за этим — наигранно благодарит за предложение. Она долго смотрит вслед уезжающей Chevrolet Camaro 79-го, в которую в итоге села Бекка Блум — одна из Лисичек, и находит крайне раздражающим то, что заигравшие из-за этого нервы перевешивают чувство собственной гордости. Шерил кажется, что Билли Харгроув дает ей еще один шанс на следующий день: он открывает дверцу соседнего с водителем сиденья и с, кажется, намертво пришитой к его лицу ухмылкой буравит Шерил насмешливым взглядом, и она реагирует: — Будь ты даже единственным оставшимся человеком на земле, я бы предпочла разделить место с кем-нибудь в гробу, нежели проехаться с тобой, — бросает едко, прежде чем опешить: мимо нее, почти толкнув (и, конечно, извинившись) проходит та же Лисица, что и вчера. Широко улыбаясь — «Боже, могла бы хотя бы попытаться сдержать свою удушающую окружающих радость», думает Шерил, — Бекка садится в машину, а Билли — галантно закрывает за ней дверцу. Еще через день Бекки Блум уже нет в рядах «Лисичек», а Шерил решает, что настойчивость Билли заслуживает поощрения, и молча — конечно, только из-за того, что она задержалась на репетиции, а ждать окончания тренировки по баскетболу, чтобы кто-то из команды ее подвез, нет смысла — садится в салон. Харгроув подходит к автомобилю, когда Шерил уже по-хозяйски пользуется зеркальцем на солнцезащитном козырьке, подкрашивая губы вишневым блеском, и внезапное изменение решения Блоссом его не удивляет. — Только не зазнавайся, — закручивая колпачок блеска, предупреждает Шерил, когда Билли садится в машину. — Я слышала о твоей травмоопасной манере езды. Надеюсь доехать до дома целой и невредимой. Она захлопывает козырек и, улыбаясь, смотрит на Билли, но ремень безопасности пристегивать даже не думает. Предвкушение драйва ощущается легким покалыванием на кончиках пальцев и колотящимся сердцем. В один момент — когда своим вождением Харгроув доводит Блоссом почти до белого каления — Шерил все-таки тянется рукой к ремню, но Билли вовремя перехватывает ее запястье, выруливая по пустой дороге уже одной рукой. — А теперь? — почти рычит он, сдавливая пальцами ее руку. — Теперь страшно? — Ты больной! — Взвизгивает она, вжимаясь в сидение. Харгроув выруливает вправо — и машину едва заносит, слышится свист стирающихся об асфальт шин; Блоссом успевает разве что взяться свободной рукой за ручку дверцы мертвой хваткой, лишь бы не вывалиться куда-то в сторону. Шерил почти умоляет его остановиться, но Билли — он на своей волне, ее не слушает, лишь крепко сдавливает тонкую кисть, играясь со скоростью и двумя жизнями. Только когда он резко тормозит у Торнхилла, Блоссом тут же вываливается из машины без былой грации, нащупывает землю ватными ногами, держится руками за открытую дверцу и тяжело дышит. Она хватает одной рукой сумочку, оборачивается на Харгроува — взглядом выжигает на нем несколько тысяч сквозных отверстий и рычит: — Тебе надо лечиться! — резким рывком захлопывает дверь и сразу же разворачивается, чтобы поскорее скрыться в своей комнате и успокоить нервы. Билли ржет — он заливисто смеется и облизывается, наблюдая за удаляющейся от его машины рыжей и мысленно прикидывая себе, сколько времени пройдет, прежде чем Шерил Блоссом признает, что хочет повторить.*eau de vie (о-де-ви, в переводе с французского — "вода жизни") — коньячный термин, около 40°C