будь со мной

Не найдя, что ответить Киришиме на его последнее сообщение, Кацуки, нахмурившись, убрал телефон и взглянул на Токоями. Тот сидел рядом с ним, уткнувшись в ноутбук с какими-то графиками на весь экран, и пил горячий глинтвейн. Тусить в квартире в одиночестве весь свой выходной Бакуго никак не хотел, поэтому откликнулся на предложение Фумикаге погостить у него. Правда, сейчас, глядя, как тот с головой погрузился в работу, которую ему подкинули несколько минут назад, уже успел пожалеть об этой затее. Наверное, лучше б он не прогонял Киришиму от себя с утра, и сейчас бы они с ним валялись рядом и смотрели какую-нибудь тупую дораму. Реально? Кацуки уже на полном серьезе думал, что самым лучшим вариантом было провести все свободное время с Эйджиро? Насупившись, Бакуго отпил немного из кружки. Перца в глинтвейн они явно не пожалели при готовке. — Ты пригласил меня в гости, чтобы я смотрел за тем, как ты пашешь? — наконец недовольно произнес Кацуки, забираясь с ногами на сложенный диван. На полу были разложены карты и доска для настольной игры — они с Фумикаге так и не закончили играть. — Прости. Сейчас закончу. Это очень срочно. — Угу. На телефон пришло новое сообщение. Киришима, походу, и часа не мог прожить, чтобы не писать Кацуки. Не то чтобы Бакуго это так уж сильно не нравилось. Прямо сейчас ему было скучно и поболтать он был не прочь. «Ты покормил кошку?? Блин, она ж там одна сидит». «Покормил, не ссы. Переживет пару часов без твоей компании». «Когда вернешься?» «Через два часа, может, раньше». «Я бы мог тебя встретить». Отставив кружку, Кацуки лег на спину. «Да я и без тебя дорогу найду». «А вдруг заблудишься. Придется тебя искать! Как я спать-то буду, зная, что ты бродишь неизвестно где?» «Ты и без меня прекрасно спал». «А с тобой еще прекраснее». Ему нечего было ответить, но он рассматривал это сообщение не меньше минуты. Черт. Мимолетом Бакуго облизнул губы. — Кто пишет? — без особого энтузиазма поинтересовался Фумикаге, закончив с работой, и уселся на пол, беря в руки карты. Опомнившись, Кацуки сразу же сполз с дивана к нему поближе. — Киришима, — произнес он, скидывая одну карту. — Тот самый «друг-гей»? — не отвлекаясь от игры, спросил Токоями, и, прищурившись, Бакуго посмотрел на него. — С воображаемыми подкатами? — Ни хера они не воображаемые были, — буркнул он, хмурясь. Заметив оповещение о новом сообщении, Кацуки сразу же взял смартфон в руку. «Скучно тут. Напиши, когда домой придешь». «Кк». — Вы дружите? — спросил Фумикаге, сбрасывая еще одну карту. — Не знаю. Не уверен, — мрачно ответил Бакуго, скрещивая ноги. — В смысле, блять, не уверен, что это дружба. — У меня дежавю. Взгляд Кацуки уперся в спокойное лицо Токоями, который будто бы не слишком был заинтересован в диалоге. Но Бакуго и не собирался посвящать во все тонкости своей личной жизни, поэтому промычал бессмысленное: — Угу. И задумался. Дежавю. Однажды он уже проебался. И разрушить все во второй раз не собирался, потому что делать дорогим ему людям больно Кацуки никогда не хотел, пусть и вел себя порой, как полный мудак. Мысль о том, что Киришима уже автоматически и без сомнений входил в список «дорогих ему людей» даже не показалась неправильной. Эйджиро ему нравился. И как друг, и как человек, и как мужчина. — Ты проиграл, — отвлек его от мыслей Токоями, и Бакуго, фыркнув, сбросил все карты на пол. — Блять. * Сидя на своем футоне в домашней одежде, Киришима смотрел за тем, как Бакуго переодевался. — Ты вроде хотел свои шмотки и кошака забрать, — бросил Кацуки, просовывая руки в рукава черной футболки. На письменном столе, устроив хвост на закрытом ноутбуке, спала кошка. — Ну-у, мне скучно дома, поэтому я решил переночевать у тебя. — Не спросив у меня разрешения. — Можно? Фыркнув, Бакуго сложил свою одежду и ушел в ванную. Он ничего не ответил, и Киришима воспринял это молчание как согласие. За окнами уже темнела морозная ночь. Забравшись под одеяло, Эйджиро смотрел на дверь до тех пор, пока Кацуки не вернулся и не выключил свет. Затем Бакуго, подойдя к своему футону, пинком толкнул его поближе к Киришиме и улегся, повернувшись к нему спиной. Кацуки был от него на расстоянии меньше, чем полметра. Не сводя взгляда с его светлой макушки, Эйджиро придвинулся поближе. * Утром Кацуки проснулся намного раньше будильника — чертов Киришима прижимался к нему и дышал прямо в ухо, и Бакуго не был уверен, чье конкретно одеяло они делили сейчас на двоих. Ладонь Эйджиро нахально покоилась на его животе, и Кацуки по привычке нахмурился. Ему нравилось. Признать это оказалось просто. Руки у Киришимы были теплые, и сам он весь был теплым — Бакуго чувствовал, как вздымалась его грудная клетка от медленных вдохов и выдохов. Кацуки не помнил, когда в последний раз лежал рядом с кем-то вот так спокойно. И присутствие Эйджиро рядом... умиротворяло сейчас даже, что ли. Он полежал так еще немного, но в конце концов ему надоело слушать чужое сопение. Каким-то чудом Бакуго умудрился даже не разбудить Киришиму, пока вылезал из его объятий. Услышав, что кто-то проснулся, кошка сразу же прибежала в комнату, и Кацуки на нее шикнул. Собирался он медленно: успел и в душ сходить, и сварить себе нормальный кофе, и приготовить нехитрый завтрак. И, одевшись за пятнадцать минут до выхода, он попинал Киришиму, глядя на него сверху вниз. — Время вышло. Через пятнадцать минут чтоб тебя тут не было. Сонный Эйджиро не без труда открыл глаза и провел ладонью по лицу, убирая вверх свою длинную челку. — Чего? Ты куда? — промямлил он. — На работу, придурок. Поднимайся давай. — Блин. Когда вернешься? Не без усилий Киришима уселся на футоне и протер глаза, пытаясь хоть как-то взбодриться. Затем под строгим взглядом Бакуго он втискивался в свои джинсы и пытался застегнуть розовую толстовку, а ответа так и не получил. Приподняв брови, Эйджиро повернулся к нему и решил испытать свою удачу: — А можно еще и сегодня у тебя переночевать? — Тебе тут че, хостел, что ли? Твоя квартира через стенку от моей. — Резонно, — пробормотал, опустив плечи, Киришима и принялся сворачивать свой футон. Молча Бакуго не прекращал на него смотреть, погрузившись в размышления. — Я до одиннадцати работаю, — произнес он, когда Эйджиро вместе с футоном выходил из комнаты в прихожую. Киришима резко повернулся к нему, чуть не сшибая с ног. — Я встречу! Ты только… адрес мне скинь. * * * На улице было холодно. Киришима стоял, глядя на мерцающую вывеску ресторана, но внутрь не заходил. Оттуда вышел какой-то высокий парень со странными волосами; он встал рядом с дверью, доставая сигареты, и закурил, а Киришима так и мялся поодаль в ожидании. Нос замерз. Бакуго появился только спустя пять невероятно долгих минут. Несколько шагов — и Киришима оказался прямо перед ним; носки их ботинок почти соприкасались, и Кацуки замер, смотря в его глаза. — Привет, — улыбнулся Эйджиро. Брови Бакуго почти что сошлись на переносице. Его рот приоткрылся — Кацуки явно хотел сказать что-то язвительное, — и закрылся. Фыркнув, он отвернулся. Между их лицами было всего-то несколько сантиметров, и Киришиму это ничуть не смущало; но вперед он не подавался. Хотя желание поцеловать Кацуки прямо здесь и сейчас назойливо зудело где-то в груди. — В метро? — уточнил Киришима. Бакуго толкнул его и пошел вперед, сунув руки в карманы. — Угу. * Шуршал поезд, проезжая одну станцию за другой, и в вагоне почти никого не было: время уже близилось к полуночи. Скрестив на груди руки, Киришима дремал, устроив голову на плече Кацуки, и тот сидел, уткнувшись в экран своего телефона. От такого, казалось бы, обычного жеста, в груди поднималась волна едва уловимого тепла. Поезд остановился, и в открытые двери вошла шумная компания подростков, устраиваясь на сидениях напротив Бакуго. Кацуки даже не стал поднимать взгляда и без всяких мыслей наклонил голову в сторону Эйджиро, чувствуя своей щекой его колючие и залитые лаком волосы. В вагоне раздался громкий смех. На экране смартфона было почти до конца решенное судоку. Краем уха он не слушал, но слышал чужие разговоры: после минуты шушуканья и хихиканья подростков Кацуки понял, что те разговаривают о них с Киришимой. «Блин, они че, пидоры?», «У этого парня такая прическа стремная, сколько ему лет-то? Жесть», «Мне казалось, такие фрики лет десять назад вымерли». Отвлекшись от судоку, Бакуго встретился взглядами с одним из парней. — Бля, чет мне его взгляд не нравится, — послышался шепот. — Походу, обиделся, что его дружка задели. В тот момент, когда Кацуки поднялся на ноги и схватил одного подростка за грудки, рыча, Киришима открыл глаза. — Ты сейчас все свои слова возьмешь обратно, мудак, — угрожающе хрипел Кацуки. — Или я их тебе куда-нибудь засуну. Сидящий на краю подросток поднялся и, сглотнув, пошел в другую часть вагона. — Куда пошел, ублюдок?! Тебя это тоже касается! — Кацуки! — воскликнул Эйджиро, поднимаясь. — Че «Кацуки»?! Поезд остановился. Кто-то из пассажиров поднялся с места, полный решимости вызвать сотрудников метро, и Эйджиро схватил Бакуго за плечи. От неожиданности Кацуки отпустил подростка и начал сопротивляться, но хватка у Киришимы была сильная, даже болезненная. — Господи, Кацуки! Успокойся! — пропуская мимо ушей поток ругательств, обращенный к испугавшимся подросткам, Эйджиро потащил Бакуго из вагона. Когда поезд наконец отъехал со станции, Кацуки попытался успокоиться, чувствуя, как от раздражения дергается глаз. — Отпусти! — Только если ты успокоишься, — нахмурился Киришима. — Спокоен я! Хватка разжалась, и Кацуки поджал губы, разглядывая Эйджиро, но даже не думая извиняться. Вздохнув, Киришима взял его за локоть. — Пешком отсюда дойдем, тут уже недалеко осталось, — пробормотал он. — Как раз остынешь. У Кацуки до сих пор все горело внутри: и его ни разу не задели слова о «пидорах», но то, что кто-то посмел комментировать внешность Киришимы, его нереально взбесило. Киришима же… хороший. * Ночь была холодной, и дорога до дома длилась уже целый час, в течение которого Кацуки то и дело хмуро косился на Эйджиро. Ему нравился Киришима. Его глупая прическа, радостная улыбка, шрам на правом глазу и громкий искренний смех. И его взгляд, когда он смотрел на Кацуки. И сообщения. И даже этот лысый кошара, к которому Эйджиро относился с какой-то странной нежностью, хоть и кот-то был не его. Все это принималось Бакуго как-то по-особенному легко: нравился. Вот и все. Сотни тысяч причин почему, но Кацуки они не были нужны, чтобы убеждать в этом самого себя. Может, он и не был создан для отношений, но, глядя на Киришиму, Бакуго хотел хотя бы попытаться. Стараться над тем, чтобы все это сохранить. Под неожиданно начавшимся снегопадом Бакуго замер, глядя за тем, как медленно падают хлопья снега с темно-серых, подкрашенных светом от фонарей небес. Выдохнув, он опустил взгляд на остановившегося рядом Киришиму — на лице у того застыло вопросительное выражение. Снежинки опускались на его глупую прическу. — Кацуки? — позвал Эйджиро. — Ты мне нравишься, — выдохнул Кацуки вместо ответа. Посреди снега они стояли, смотря друг на друга бесконечно длинные несколько секунд. Одна. Киришима удивленно приподнял брови. Две. Киришима приоткрыл рот. Три. Несколько шагов — и Киришима сжал Бакуго в объятьях, и был он такой теплый, что Кацуки закрыл глаза, позволив себе расслабиться. Внутри все было спокойно и тихо, точно в воскресное зимнее утро. — Я хочу быть с тобой, — бормотал Эйджиро, — блин, Кацуки, я… Нравился. Нравился. Нравился. * В прихожей включился свет. Пожевав нижнюю губу, Бакуго выглянул в коридор: там замерзшими пальцами Киришима пытался попасть ключами в замочную скважину. — Эй, — позвал его Бакуго, и тот сразу же повернулся к нему. — Заваливайся. — Хм? — Ко мне. — Ох. Эм. Да, хорошо. Под курткой на Киришиме была все та же нелепая розовая толстовка, а на ногах — два разных цветных носка; и Бакуго, изогнув одну бровь, разглядывал это недоразумение, которому он буквально час назад признался в своих чувствах. — Блин. За футоном надо сходить, — вспомнил Эйджиро, суя свои ноги обратно в ботинки, но Бакуго, вздохнув, бросил недовольное: — На моем поспим. И, посмотрев на растерявшегося от его прямолинейности Киришиму, ушел на кухню, оставляя его в прихожей один на один со смешавшимися вдруг в сумбур мыслями. Послышалось шипение электрического чайника; открылась и закрылась дверь холодильника, и Кацуки принялся что-то готовить, а Эйджиро все так же стоял, как вкопанный, на коврике в прихожей. Мао выглянула из кухни и, недолго поглазев на Киришиму, убежала в комнату. В груди поднялась волна отчаянно-радостного тепла. Эйджиро глубоко вдохнул и расправил плечи, возвращая себе все свое мужество. На кухне Бакуго уже пил крепкий чай, и на столе стояла еще одна кружка. * Потолок серел в ночной полутьме, и Киришима, лежа на спине, никак не мог сомкнуть глаз. Он чувствовал на себе пристальный взгляд — Кацуки лежал рядом, повернувшись на бок к нему лицом. Футон был не особо-то и маленький для них двоих, но Бакуго был так близко, что дышать становилось нечем. В голове все танцевало и плясало: Кацуки рядом, стоило только повернуться — и можно было наконец прикоснуться; можно ли? Молчание затягивалось, и Эйджиро услышал раздраженный вздох Кацуки. — На меня посмотри, — строго сказал он, и Киришима в то же мгновение посмотрел, забыв даже улыбнуться. Пальцы Кацуки прикоснулись к его лицу, убирая длинные пряди челки. У Киришимы что-то екнуло в груди. Зашуршало одеяло — и Бакуго забрался на Эйджиро, не разрывая с ним зрительного контакта. — Кацуки… — выдал Киришима единственное, что смог. — Молчи. Наклонившись, Кацуки уткнулся в его губы своими, и в голове у Киришимы наконец-то стало все ясно, понятно и правильно — любая мысль исчезала под напором физических ощущений, и пустота оказалась захватывающе приятной. Ни секунды не сомневаясь, он ответил на поцелуй, сталкиваясь с Бакуго языками — жарко. Вкус Кацуки, его запах, его ладонь на бедре Эйджиро — всего этого было слишком много, слишком-чересчур-хорошо. Намного лучше, чем глупые сны. Намного лучше, чем все на свете. Он был так близко к Кацуки, и осознание, что все, что он чувствовал по отношению к нему, было взаимно, погружало его в омут ярких эмоций, сравнимых, разве что, с резким приступом эйфории. — Обожаю тебя, — выдохнул Киришима, серьезно глядя на Бакуго. Ничего не отвечая, Кацуки довольно ухмыльнулся. У Эйджиро перехватило дыхание от этой ухмылки. Лицо Кацуки в его ладонях — и снова поцелуи, перемежавшиеся с решительными касаниями. Боже. * На следующий день Киришима встречал его вечером с работы, легко целуя и не прекращая улыбаться, а Кацуки брал его за руку. И, несмотря на январские холода, было тепло.