Мы можем продолжить?

      Пушистые крупные снежинки, кружась, плавно опускались на землю. Уже образовались приличные сугробы, а снег все продолжал валить, укутывая белым покрывалом голые деревья, заметая всего лишь час назад протоптанную к крыльцу тропинку, аккуратно ложась прямо на крышу дома.       Довольно сильный снегопад длился весь день и стих лишь ближе к ночи, оставив после себя только лениво подхватываемые ветром хлопья и какое-то особое ощущение уюта.       Уилл Грэм уже несколько минут, не шевелясь, стоял в своей комнате перед окном, приложив ладонь к холодному стеклу. Родной дом, горячий душ, нормальная кровать и верные друзья-собаки, — все это после промозглой камеры с решетками в лечебнице Чилтона казалось неожиданно свалившейся на голову роскошью. К прежнему образу жизни, определенно, еще нужно будет привыкнуть.       Несмотря на то, что Уилл был наконец дома, а его мозг больше не подгрызал энцефалит, бессонница почему-то никуда не делась. Кошмары практически исчезли, но вот теперь мужчина мог часами ворочаться в кровати перед тем, как провалиться в чуткий и тревожный сон. Сначала Уилл всеми силами старался расслабиться и убедить себя в том, что причин для беспокойства нет, но поддерживать такую иллюзию долго не получалось. Очевидно, что повод потревожиться был.       Ганнибал Лектер. Стоило Грэму подумать об этом человеке, как руки сами собой сжимались в кулаки, сердце начинало стучать быстрее, даже дыхание сбивалось — такой огромный спектр слишком разномастных чувств вызывал доктор Лектер. Ненависть. Презрение. Обожание. Все слишком смешалось, и Уилл тщетно уже многие дни пытался разобраться, где же кончается его настоящее «Я» и начинается тот монстр, которого заботливо взрастил в нем Ганнибал. Грэм начинал злиться, стоило ему подумать об этом, он ощущал себя какой-то личной чашкой Петри, вирусом, плодом экспериментов.       Уилл перестал вглядываться в темноту и отошел от окна, оставив после себя запотевший отпечаток ладони на стекле. Через несколько минут след окончательно исчезнет, и стекло снова будет прозрачным и холодным. На секунду профайлер задумался о том, что с людьми зачастую так же. Но не с ним. Знакомство с Ганнибалом оставило такой отпечаток, который не вывести уже ничем и никогда.       Уилл пересек комнату и сел за свой письменный стол, подперев голову руками. Сколько еще дней он проведет в таком разбитом состоянии? Днем он отдал бы все, чтобы наконец поймать Ганнибала. Хватило бы лишь одного промаха со стороны психиатра, чтобы Грэм закинул его за решетку, в самую грязную изолированную камеру. Однако Ганнибал не допускал никаких ошибок; доктор Лектер действовал настолько осторожно и вместе с тем уверенно, что казалось, будто он знает развитие любой ситуации наперед.       Разговоры с Джеком или Аланой ничего не давали, помощи или участия от них ждать не приходилось, но это никак не сбивало Уилла с пути, скорее даже наоборот. Доказать собственную правоту теперь хотелось любой ценой, возможно, даже сильнее, чем оградить мир от опасного убийцы. Поэтому возобновление терапии с Ганнибалом казалось профайлеру единственным способом подобраться к нему чуть ближе. Познать монстра, прежде чем его можно будет уничтожить.       Все эти терзания и думы над очередной ловушкой для Ганнибала мелькали в голове Грэма каждый день, еще задолго до его освобождения. Однако ночью… Ночью Уилл лежал на смятом одеяле и, устав от размышлений над тем, как бы захлопнуть капкан, начинал думать о докторе Лектере совсем в другом ключе. Да, он определенно все еще хотел оказаться к Ганнибалу ближе, но уже совсем в другом смысле, не для того, чтобы арестовать его или убить. И тогда-то Грэм переставал понимать, это бессонница порождает подобные мысли о Ганнибале или сам Ганнибал даже дистанционно не дает ему отдохнуть, выматывает и будто заглядывает в его мысли.       Уилл устало помассировал виски и схватил первый попавшийся клочок желтоватой бумаги — кажется, какие-то старые заметки, в спешке нацарапанные кривым почерком. Внизу листка оставалось еще достаточно места для нескольких фраз, поэтому мужчина дотянулся до затупленного карандаша и, покрутив его в руке, с усилием вминая грифель в бумагу, написал то, в чем он пытался себя убедить все это время. То, о чем нельзя было забывать вопреки всему, что бы ни случилось. «Я — Уилл Грэм», — спустя несколько секунд размашистая надпись уже красовалась на бумаге.       Уилл повторил эту фразу про себя, как бы пробуя на вкус. Потом еще и еще. Потом он сказал это вслух, сначала почти беззвучно, одними губами, но потом громче, и еще, и еще; и вдруг разозлился сам на себя.       — К черту. Я это я, — Грэм смял злосчастный листок и кинул его в мусорку.       Он откинулся на спинку стула и утомленно потер глаза: внутренний конфликт с самим собой выматывал не меньше, чем какие-то длительные физические нагрузки. Уилл знал, что сейчас будет. Он просидит тут еще какое-то время, потом встанет, потянется и разомнет плечи, проверит собак, почешет за ухом каждого из своих четвероногих друзей, может, сходит перед сном в душ и ляжет в кровать. И тогда все его мысли снова заполонит Ганнибал; этот мужчина вновь на целую ночь обоснуется в его голове, аккуратно развесит там свои изысканные костюмы: изящные темные пиджаки, идеально отутюженные рубашки, брюки со стрелками… С глухим хлопком откроет бутылку красного сухого, осторожно протянет один до блеска отполированный бокал с чуть зауженным горлышком Уиллу, а сам откинется в кресле, закинув ногу на ногу. И тогда Уилл шумно выдохнет и вцепится в простынь, царапнув ткань ногтями. Потом, наконец, придет долгожданный беспокойный сон, и утром Грэм снова будет делать все возможное, чтобы поймать Ганнибала и раскрыть остальным его настоящий лик — демона, но такого обворожительного.

***

      — Здравствуйте, доктор Лектер.       — Здравствуй, Уилл.       Их уже ставшее традиционным приветствие почти с самого начала знакомства совершенно не изменилось под влиянием различных обстоятельств. Уилл никогда не обладал выдающейся вежливостью, но великолепные манеры Ганнибала действовали на него заразительно. Впрочем, далеко не только манеры оказывали существенное влияние.       Каждый раз, когда Грэм оказывался в этом кабинете и садился напротив своего психотерапевта, начиналась игра. Игра слов, игра эмоций, игра разума. Ганнибал был чертовски азартен в этом плане, и Уилл осознавал, что единственный путь вывести его на чистую воду — начать играть в ответ. И вряд ли он ошибался, предполагая, что именно этого доктор Лектер от него и ждет. В последнее время Уилл вообще все больше думал о том, что все происходящее — следствие продуманных действий Ганнибала, и нет, речь не о том, что из-за него профайлер оказался в тюрьме, а потом из-за него же вышел оттуда. Все было гораздо, гораздо глобальнее.       Уиллу представлялось, что они находятся на своеобразном ринге, на месте «битвы умов». Чувствовал он себя соответствующе, словно во время боя, борьбы без правил. Что там гласит всемирно известное правило Миранды? «Все, что Вы скажете, может и будет использовано против вас». Актуально, как никогда. Профайлеру предстояло формулировать свои мысли аккуратно, вытягивая из себя те фразы, которые, как ему казалось, хотел от него услышать Ганнибал. Или, может, он и сам хотел их сказать?..       — Тебя что-то тревожит, Уилл? — фраза доктора Лектера выдернула мужчину из размышлений. Обычно он не позволял себе отвлекаться на этих сеансах так называемой терапии и, хоть и старался сохранять внешнее спокойствие и расслабленность, внутри ощущал себя как комок натянутых нервов.       Грэм опустил взгляд и с трудом сдержал усмешку. Наверное, если рассказать какому-то психотерапевту обо всем, что действительно тревожит его на данный момент, то, в лучшем случае, рецепт на ударную дозу нейролептиков или транквилизаторов обеспечен. В худшем же… Ну, Уилл точно сделал вывод, что смирительная рубашка ему не понравилась.       — Чувствую себя так, будто стою на краю… — Уилл на секунду запнулся, обдумывая, на краю чего же именно он может стоять, но в итоге решил, что просто «на краю» звучит куда более точно. - Могу притворяться, что все хорошо, но…       — Но падение неизбежно? — И когда это Ганнибал научился заканчивать за него фразы?       — Мне нужно на это отвечать?       — Как посчитаешь нужным, — теперь усмехался Ганнибал, и от одной этой полуулыбки Уилл словно почувствовал поражение. «Улыбка — лучшее оружие»? Немного, правда, не в том смысле, но выражение тут вдруг оказалось совершенно правдивым.       Создавалось впечатление, что доктор Лектер знает все. Все то, что Уилл хотел ему не сказать. Все, что хотел не сделать. Все, о чем он даже старался не думать. Все, что он себе так стыдливо запрещал. При этом сам Ганнибал оставался абсолютно закрытым, лишь иногда мелькали эти едва заметные улыбки, которыми он будто показывал Уиллу, в каком направлении двигаться. И Уилл двигался. И злился, воспринимая каждый шаг, как поражение перед самим собой. Проигрывать никто не любит.       — Сколько раз Вы бывали близко к смерти, доктор Лектер? — в лоб спросил Грэм, гадая, способен ли такой вопрос поставить Ганнибала в тупик.       — Думаю, чаще, чем ты, — кажется, Ганнибал на мгновение действительно призадумался, прежде чем дать ответ, — а тебе приходилось когда-нибудь умирать, Уилл?       Грэм отвел взгляд в сторону. Ганнибал и тут оказался на шаг впереди — уж он-то знал, что Уилл поймет все так, как ему было нужно. Может, доктор Лектер знает его лучше, чем он сам?       — Это серьезный вопрос, — Уилл не стал лукавить, — когда рушится представление о себе… Это можно назвать смертью?       — Мне нужно на это отвечать?       — Ответьте.       — Думаю, да, это можно в каком-то смысле назвать смертью.       — Тогда тот, кто раньше был мною, сгорел дотла,       — Но из пламени родился новый человек. Тот, кем ты являешься сейчас, Уилл.       В кабинете повисло молчание, лишь где-то справа, за рабочим столом доктора Лектера, уютно потрескивал небольшой камин, наполняя комнату приятным теплом и мягким естественным светом. Если бы Уилл не был так погружен в беседу с психотерапевтом, то, наверное, он бы назвал эту атмосферу какой-то домашней.       Ганнибал прав. Ганнибал всегда прав, и чем сильнее Уилл злится и отрицает, тем более правым на деле оказывается Ганнибал. Все происходит так, как этого хочет доктор Лектер. Уилл начал сомневаться даже в происхождении собственных мыслей: они вдруг показались ему словно неродными, совсем чужими.       — Я — Уилл Грэм, — Уилл повторил ту фразу, что вчера записывал на клочке бумаги.       — Ты — настоящий Уилл Грэм. Чем больше ты убегаешь, тем ближе подпускаешь то, от чего хочешь убежать.       Профайлер в упор уставился на Ганнибала. Тот говорил слишком двусмысленно: речь могла идти как о самом докторе Лектере, так и о «новом Уилле». Оба казались самому Уиллу опасными. Но к обоим он уверенно шагал навстречу.       — Я не убегаю, — буркнул Уилл и тут же осознал, что лучше бы вообще молчал: настолько по-детски обиженно это прозвучало. Наверняка он еще и выглядит соответствующе: нахмуренные брови, опущенный в пол взгляд, стиснутые челюсти, — ну точно обиженный ребенок. Да и на что обижается? На правду?       Уилл качнул головой, отгоняя от себя посторонние мысли. Нужно было взять себя в руки, чтобы совсем с позором не размазаться на этом ринге.       — Доктор Лектер?       — Да, Уилл.       — Я могу попросить у Вас стакан воды? — Грэм кашлянул. — В горле пересохло.       — Конечно.       Ганнибал поднялся из кресла и прошел мимо, как бы невзначай дотронувшись до плеча Уилла, отчего у него по телу словно ток пустили — такое бывало почти каждый раз от якобы случайных прикосновений доктора Лектера. Но Уилл давно для себя уяснил: все, что делает этот человек — не случайно.       Психиатр вернулся спустя минуту с идеально отполированным высоким стаканом с водой.       — Спасибо.       Уилл взял стакан и поднес ко рту. Губы сразу ощутили приятное прикосновение прохладного стекла. Он чуть запрокинул голову назад и начал медленно большими глотками пить, в полной мере ощутив, насколько на самом деле его мучила жажда.       Опустив пустой стакан, он взглянул на Ганнибала, который, к удивлению Уилла, чуть наклонив голову вбок, завороженно наблюдал за ним и даже не пытался это скрыть. Зато Грэм попытался скрыть свое внезапно накатившее смущение. Наверняка, это вышло ужасно, как и остальные попытки замаскировать свои истинные эмоции от Ганнибала.       Тишину нарушил доктор Лектер:       — Я могу забрать стакан?       — Что?       — Стакан. Ты же не будешь сидеть с ним все оставшееся время, Уилл.       Подняв стакан, Грэм взглянул на него, словно не понимая, откуда тут вообще взялась эта посудина. Он протянул пустую емкость Ганнибалу, но тот вместо того, чтобы взять ее, вдруг схватил Уилла за запястье.       — Вы… трогаете меня? — непонимающе переспросил Уилл, все еще ощущая цепкие пальцы на своей руке.       — Да, хотел проверить твой пульс.       Уилл в недоумении уставился на Ганнибала. Он что, издевается? Грэм не понимал, что его злило больше — осознание, что эти неожиданные прикосновения оказывались чертовски смущающими или то, что доктор Лектер обращается с ним как с какой-то игрушкой. С чего вдруг ему проверять пульс?       — И каков он? — сквозь зубы процедил Грэм, передавая наконец злосчастный стакан. Напоследок он взглянул на поблескивающее стекло как на врага народа, словно вот он — виновник всех бед на Земле.       — Высоковат, — ответил Ганнибал, отойдя к своему столу. Уилл сейчас мог видеть только его спину, но он готов был поспорить на что угодно, что лицо доктора Лектера сейчас украшала улыбка — незачем ее было прятать, раз никто не видит.       — Я могу проверить Ваш? — спросил Грэм неожиданно для себя.       Ганнибал развернулся к нему и, как и ожидал профайлер, его лицо вновь было непробиваемым на эмоции. Словно происходящее — совершенно стандартно и нормально. Уилл не был знатоком в области сеансов терапии, но что-то подсказывало ему, что вряд ли пациент и психотерапевт осуществляют подобные тактильные контакты.       — Это было бы вполне справедливо, — доктор Лектер подошел к креслу, которое занимал Уилл, и протянул свою руку. Даже такой, казалось бы, простой жест вышел каким-то изящным и элегантным.       Скользнув рукой по прохладной ладони, Грэм чуть отодвинул манжет белоснежной рубашки и сомкнул свои пальцы на запястье, прислушиваясь к ощущениям. Пульс Ганнибала казался совершенно ровным и размеренным, чего не скажешь о Уилле — его собственное сердце словно пустилось в какие-то безумные пляски.       — Идеальный? — насмешливо спросил доктор Лектер, и профайлер ощутил себя будто пригвожденным ступнями к полу. Очередное поражение.       — Идеальнее не бывает, — прошипел Грэм и вскочил на ноги. Смотреть на Ганнибала не снизу вверх из этого дурацкого кресла было почему-то в разы приятнее. Уилл встал напротив своего психотерапевта, так и не отпуская его руку; он вцепился в запястье, как за какую-то спасательную соломинку.       — Мы, — уголки губ Ганнибала дрогнули в едва заметной полуулыбке, — можем продолжить?       «Продолжить? Он хочет продолжить?» — с какой-то возрастающей злобой подумал Уилл и сильнее сжал запястье доктора Лектера. Ни о каком пульсе, который выдавал свой размеренный ритм где-то под ладонью, он уже, конечно, даже и не думал, просто… не хотелось отпускать? Хотелось причинить хоть какую-то боль, пусть и таким нелепым способом? Или, может, все сразу?       Грэм потянул руку Ганнибала на себя, сам удивившись своей решимости, однако тот так и остался стоять на месте напротив. Тогда Уилл сам шагнул вперед, оказавшись почти вплотную прижатым к доктору Лектеру. Казалось, еще чуть-чуть он сможет ощутить чужое дыхание на своем лице.       Тук-тук.       Уилл застыл.       Тук-тук.       Идеально ровный пульс Ганнибала дал сбой?       Тук-тук.       Видимо, Ганнибал тоже это понял, однако так и остался стоять, не двигаясь, только чуть ощутимо приподнял голову вверх. Ждал, что будет дальше?       «Может ли быть такое, что он реагирует на мои прикосновения так же, как и я на его?» — от этой мысли Грэм ощутил какую-то пьянящую эйфорию. Неужели он нашел слабость непробиваемого Ганнибала Лектера?       Тук-тук.       Ослабив хватку на руке, Уилл скользнул ладонью ниже и дотронулся до чуть согнутых костяшек. Он опустил взгляд и накрыл ладонь Ганнибала своей, а потом переплел их пальцы — словно образуя какой-то нерушимый замок. Внутренняя связь формировалась во внешнюю в таких простых жестах.       Наверное, профайлер так бы и стоял, гадая, как действовать и что делать, уткнувшись взглядом куда-то в пол, если бы Ганнибал сам не сделал свой шаг. Уилл почувствовал прикосновение свободной руки доктора Лектера на своей щеке и, несмотря на то, что ладонь Ганнибала была едва теплой, Грэм будто физически ощутил, как его собственная кожа буквально плавится под подушечками пальцев.       Движимый чужой рукой, Уилл слегка откинул голову назад; теперь у него не было выбора, куда смотреть, оставалось лишь бегать взглядом по лицу Ганнибала, то задерживаясь на его чуть приоткрытых губах, то утопая в словно гипнотизирующих зрачках.       Подавшись вперед, Грэм несмело дотронулся до губ Ганнибала своими, и воздух вокруг словно запульсировал.       Быть грозе?       Уилл сотни раз представлял эту минуту, поверхностно или продумывая до самых мелочей, при самых разных обстоятельствах. Однако даже самое богатое воображение не могло сравниться с тем, как на деле его целовал Ганнибал. Горячий, терпкий и какой-то томительный поцелуй, который буквально разбивал сковывающую по понятным причинам робость.       Грэм так и не понял, в какой момент это простое неуклюжее прикосновение к чужим губам обернулось тем, что он теперь ловко орудовал во рту Ганнибала своим языком.       Все пути вели к этому моменту. Словно все пройденное было только ради этого.       Малейшие намеки на мысль, звук или форму, мелькающие во мраке собственного разума, окончательно стихли. Прежде чем Уилл успел хоть что-то понять, тьма уже крепко держала в своих когтях. Тьма, от которой закипала кровь, тьма, которая высвобождала чувства, в порыве которых он кусал губы Ганнибала и свои собственные так, что было непонятно, чей особый солоновато-металлический привкус во рту он ощущает. Или, может, это кровь их обоих смешивалась, рождая что-то поистине красивое.       Ладони доктора Лектера переместились на его талию, отчего профайлера, опьяненного происходящим, едва не повело куда-то в сторону. Сильные руки Ганнибала, являясь при этом главной причиной этих дрожащих коленок, неплохо фиксировали положение и помогали хоть как-то удерживать равновесие, однако Грэм все равно инстинктивно схватился за его плечи.       Не отрываясь от искусанных губ, Уилл провел дрожащими пальцами по лацкану пиджака и дотронулся до блестящей белой пуговицы. В этот момент хотелось проклинать весь элегантный гардероб Ганнибала: куда проще было бы стянуть с него какой-нибудь свитер с широким горлом, чем воевать с внезапно ставшими неуловимыми пуговицами.       Если бы Уилл мог в этот момент хоть о чем-то предметно думать, то наверняка решил бы, что сейчас он самый неловкий человек в мире. Возможно, профайлер даже вспомнил бы о том, как в глубоком детстве такими же непослушными пальцами он, сидя рядом с елкой, в рождественскую ночь пытался развязать ленточку на роскошной упаковке, которая под своими слоями цветной бумаги скрывала долгожданный дорогой подарок. Но в итоге он потом разозлился и просто порвал все преграды собственными руками.       К счастью, ничего такого не пришло в голову Уилла — это непременно породило бы новую волну смущения.       Добравшись до середины рубашки, Грэм пробурчал что-то неразборчивое прямо в чужие губы и с силой рванул хлопковую ткань в разные стороны. Раздался характерный звук лопающихся ниток, и несколько оставшихся пуговиц со звоном упали на пол. Что ж, наверняка у Ганнибала полно таких рубашек и он не станет акцентировать на этом внимание.       В конце концов, мучения с одеждой окупились открывшимся простором для некоторых действий. Уилл немного отстранился от Ганнибала, но лишь для того, чтобы, отодвинув воротничок рубашки, переместиться к его шее. Он проводил языком по горячей бархатистой коже, вдыхая дурманящий запах изысканного парфюма и заставляя доктора Лектера непроизвольно прерывисто вздохнуть и откинуть голову назад.       Медленно прокладывая себе дорожку из поцелуев, Грэм исследовал тело Ганнибала, чутко прислушиваясь к его реакции на каждое движение. Сколько раз Уилл грезил о чем-то подобном? Сначала несмело, смущаясь от осознания собственного влечения, но с каждым днем, с каждой ночью все смелее и смелее; и в конечном итоге он перестал убегать от этого — разве же можно убежать от себя? И разве можно во всех красках представить этот чуть хрипловатый первый стон, сорвавшийся с пересохших от горячего дыхания губ Ганнибала?       Чтобы почувствовать бешеный пульс доктора Лектера, теперь не было необходимости цепляться за его запястье — достаточно переместиться от ключиц к часто вздымающейся груди, где слева чужое сердце теперь стучало в унисон с его собственным: так же яростно, будто пыталось выломать ребра. Уилл поднял руку и, не удержавшись, приложил ладонь к словно раскаленной груди.       Тук-тук-тук-тук-тук. Теперь в два раза быстрее.       Почему-то это показалось Уиллу чем-то по-особому интимным, словно Ганнибал позволил ему увидеть нечто такое, что он держал до сих пор в тайне ото всех, включая и его самого.       От размытого осознания подобного, Уилл даже не понял, как он, не ощущая больше поддерживающих ладоней доктора Лектера на своей талии, успел оказаться на коленях. Эта позиция была для него более чем в новинку, и Грэм даже как-то вскользь с неудовлетворением отметил, что стоять в таком положении на твердом полу весьма неудобно и даже больно. Но этот дискомфорт быстро померк, да и как могло быть иначе, когда перед профайлером находился наполовину обнаженный Ганнибал. Демон. Но такой обворожительный.       Справляться с ремнем вслепую Уилл не рискнул, поэтому он сконцентрировал все свое зрительное внимание на этом элементе. Видимо, это сыграло решающую роль, потому что дело пошло заметно успешнее и быстрее, чем с чертовыми пуговицами. Грэм даже туманно подумал о том, чтобы намеренно снизить скорость — потомить Ганнибала, — но это, скорее всего, обернулось бы большей пыткой для него самого. Последний слой подарочной упаковки всегда самый дразнящий, слишком уж близко желаемое.       Наконец, брюки с металлическим от ремня звоном упали на пол. Уилл приспустил нижнее белье — ну надо же, оно было вполне обычным, без всяких изысков, аккуратное, но простое, — и едва ощутимо провел языком по головке. Однако и этого оказалось достаточно, чтобы доктор Лектер непроизвольно подался бедрами вперед. Конечно, у Грэма никогда не было опыта в подобной практике, если за опыт не считать собственные сны или фантазии. Поэтому профайлер действовал в основном интуитивно, то проводя языком по всей длине и оставляя влажный след от слюны, то максимально помещая член у себя во рту. Он менял ритм, двигаясь то предельно быстро, то почти замирая, тем самым дразня Ганнибала. Уилл прислушивался к его учащенному прерывистому дыханию, и каждый его стон словно эхом отдавался в голове и с кровью разгонялся по всему телу, болезненным возбуждением затухая где-то в ступнях. В какой-то момент Уилл почувствовал, как доктор Лектер запустил пальцы в его кудри и, с силой до боли сжав волосы, начал руководить темпом, сам подаваясь навстречу.       Один толчок, второй, третий. Движения, задаваемые Ганнибалом, стали резче, а его дыхание — все тяжелее. Уиллу начало казаться, что собственное возбуждение достигло своего пика, и чтобы прийти к разрядке, достаточно просто дотронуться собственным членом до руки доктора Лектера, даже через плотную ткань брюк.       Но вдруг все вокруг словно заволокла какая-то густая пелена.

***

      Грэм ошарашенно заозирался по сторонам. Он стоял в кабинете доктора Лектера, прямо напротив него, вцепившись тому в запястье.       Тук-тук. Идеально ровно.       Уютно потрескивал огонь в камине. Пустой стакан из-под воды поблескивал рядом с какими-то бумагами на рабочем столе психиатра.       — Мы, — уголки губ Ганнибала дрогнули в едва заметной полуулыбке, — можем продолжить?