Наш мир никогда не сгорит

Лекс Лютор, крепко сложенный мужчина с красиво изогнутыми черными бровями, ничуть не напоминал чудовище, но Вейдт лучше, чем кто бы то ни было знал: чудовища могут принимать весьма разнообразные обличия. Они вместе подошли к окну и их плечи почти соприкоснулись, когда Вейдт кивнул на ползущие по небу тяжелые грозовые тучи, но Лютор не проследил за его взглядом. Он – из тех, кто предпочитает смотреть вниз, в этом источник его слабости и его силы, говоря о возможной угрозе для США, Лютор всегда имел в виду только одного человека. – Один мой друг сказал: у Америки есть доктор Манхэттен на тот случай, если Супермэн нападет на нас, и Лекс Лютор на тот случай, если нам понадобится самим напасть на Супермэна. Вейдт улыбнулся, оставив за зубами продолжение фразы. Роршах сказал: Америка похожа на прокаженного, купившего двух доберманов для охраны дома и забывшего о том, что давно уже превратился в кучу гниющего мертвого мяса и псы скорее сожрут его самого, чем вломившегося среди ночи грабителя. Разумеется, Лютор знал все это ничуть не хуже, чем Вейдт, не хуже, чем кто бы то ни было еще, поднявшийся достаточно высоко, чтобы иметь возможность взглянуть на все сверху. – Рано или поздно мы так и сделаем, – Лютор отступил на шаг от окна, будто пытаясь спрятаться в полумраке. – Таков кошмарный сон этой страны: красный плащ, закрывающий половину неба, и жирный черный дым, закрывающий вторую половину. А чем больше люди думают о том, чего боятся, тем сильнее они хотят это уничтожить. Он усмехнулся так, как если бы ждал этого с нетерпением. Вейдт вдруг подумал, что именно таким как Лютор был бы Эдвард Блэйк, если бы был гением, или, может быть, он сам был бы таким как Лютор, если бы чуть меньше походил на идеальную модель человека, собранную из всех возможных положительных эпитетов, столь же близкую к совершенству, сколь и нелепую в этой близости. – Лучше рано, чем поздно. – Может быть, – Лютор усмехнулся снова, как если бы знал все, о чем Вейдт не хотел ему рассказывать, все, что он держал в тайне. Вейдт мог бы зажечь свет, но предпочитал полумрак, делавший Лютора похожим на ярмарочного урода с маской вместо лица. Глядя на него, Вейдт вдруг подумал о том, что мог бы полюбить Лютора – настолько, насколько вообще мог почувствовать любовь: нечто похожее на привязанность в мире, который не сможет обрести равновесие до тех пор, пока существует в нынешнем виде. Вейдт знает – чтобы спасти мир, нужно его уничтожить, и, вполне возможно, Лютор тоже знает об этом, просто едва ли намерен кого-то спасать, ему интересно противостояние, а не выживание. На секунду закрыв глаза, Вейдт представил себе бесконечные пожары, охватывающие землю, выжигающие все бесследно: Нью-Йорк превращается в черные опаленные камни, от Вашингтона остаются одни развалины, то же самое происходит и с Москвой, и с Ленинградом: залитые кровью улицы, бессчетные трупы – выпадающие из глазниц глаза, похожие на плохо сваренные яйца, обожженная кожа, зияющие черные провалы ртов, как у казненных на электрическом стуле. Вейдт не знает, получится ли у него обойти силу Супермэна, но он готов попробовать – ни у кого нет другого плана и лучше рискнуть, чем просто отказаться от своих намерений. Молча опустившись в кресло, Вейдт закинул ногу на ногу и снова посмотрел на Лютора, отступившего еще на шаг – его усмешка медленно сгладилась, теперь лицо ничего не выражало и взгляд был будто обращен внутрь. Глядя на него, Вейдт подумал, что потеряет очень много денег, не избавившись от акций «Лютер Инкорпорейтед» сейчас, но точно так же понимал и всю необходимость этой жертвы: если сбросить акции сейчас, это может навести кого-нибудь на мысли о том, что у него было больше информации, чем у других миноритарных акционеров. Не стоит проигрывать из-за мелочей, в конце концов, несколько миллионов долларов – ничто в сравнении со спасением мира. Или, по крайней мере, попыткой это сделать. – Доброй ночи, Адриан, – Лютор развернулся, подходя к двери. Вейдт улыбнулся ему вслед, думая, что мог бы попросить его остаться, и, может быть, Лютор бы согласился.