город костров

В одной древней книге написано, что человек, который хочет попасть в Каши уже избавляется от грехов трёх жизней. Человек идущий в Каши – и того больше. А уж пришедший в Каши – и говорить не о чем. Даже спать в Каши равнозначно медитации, а находиться в Каши – почти просветление. В Каши сияет свет, этот свет освещает всё, тот, кто знает этот свет, истинно пришел в Каши.

      Август в этом году выдался жарким. Было лишь начало месяца, и жаркая погода только усиливалась. Юнги от жары не спасал даже козырёк какой-то торговой палатки вблизи вокзала священного города Варанаси. Добраться сюда - давняя мечта Юнги. Еще в детстве, увлекаясь историей древних городов, его внимание привлек священный Бенарес. Один из самых священных городов для индусов. Для Юнги этот город был священной мечтой. Мечтой, к которой шаг за шагом он шел. И сейчас, стоя под козырьком палатки, он вдыхал острые ароматы своей исполненной мечты. Запахи специй, придорожной пыли, городского шума и людей, снующих туда-сюда. Полной грудью он вдыхал этот запах смерти, которым пропитан весь город. Он буквально мог прикоснутся ко всему этому, не в своих фантазиях, прочувствовать до кончиков пальцев. Сердце Юнги трепетало в груди от чувств, разрывавших его. После стольких лет ожидания он чувствовал себя птицей, вырвавшейся из клетки. У него с собой только мелочь в карманах шорт, рюкзак на спине и свобода в душе и мыслях.       Юнги прибыл на вокзал «погребального города» утренним поездом из Агры, в которую прилетел ночью. Первое, что бросилось ему в глаза - большое скопление книг. Книжный развал. Здесь было действительно огромное количество разных книг, на любой вкус. На самом видном месте выложены три книги: «Преступление и наказание», «Гарри Поттер» и «Дэмиан». Как Юнги сказал индус - это символ толерантности, уравновешенности индусского общества.       Каждый едет в Варанаси за чем-то своим - кто посмотреть на погребальные костры, кто за волнующими фотографиями, кто познать философию жизни. А кто-то, как Юнги – за свободой. В погоне за мечтой.       Путь для него выдался длинный. Древний город Варанаси находится на севере Индии, на западном берегу реки Ганга. В тысячах километрах от Южной Кореи - его родного дома.       - Молодой человек, - старушка, стоящая за прилавком палатки, окликнула Юнги на английском. – Вас готовы подвезти. Этот юноша согласился подбросить Вас куда Вам нужно, естественно за небольшую плату.       Рядом с пожилой женщиной стоял симпатичный загорелый азиат. Взгляд Юнги зацепился за миловидное лицо паренька, его белую улыбку, добрые глаза и смущенный румянец, который проступал на загорелых щеках. Улыбка делала его похожим на озорного крольчонка и ей невозможно было не улыбнуться в ответ. Плечи его были широкие, плоский живот обтянут хлопковой футболкой. Накаченные руки паренька говорили о том, что их владелец занимается физическим трудом. Но Юнги ничего не могло отвлечь от глаз парня, на которые упало несколько выбившихся прядок чёрной чёлки (сам же Юнги только недавно перекрасился в русый). Что-то в них привлекло и заворожило его. И спустя минуты неловкого молчания и неприличного разглядывания с его стороны, он понял, что так сильно завлекло его в чужих глазах. Немая печаль была видна на дне шоколадных глаз милого незнакомца. Печаль, которая плескалась и билась о скалы доброй смущенной улыбки.       - Эм, мистер, куда именно Вам нужно? – голос юноши оказался на редкость мелодичным и нежным. Юнги вдруг захотелось прикрыть глаза и представить, как этот голос окутывает его, растягиваясь как карамель и заполняя пространство вокруг него. Или же как падающий снег, оседает на неприкрытой коже, влагу которого хотелось впитать в себя, чтобы она глубоко проникла в душу парня и сплелась с ней.       - Мне нужно добраться до Маникарника-гхат, - Юнги согнал с себя неожиданное наваждение и смущенно пробормотал.       - Мне тоже как раз туда.       Пока парни шли до авто-рикши Чонгука (так представился незнакомец), Юнги назвал свое имя, но дальше разговор не пошел — они неловко молчали и лишь изредка кидали взгляды друг на друга. Рикша была потрёпанной и Юнги сомневался, что поездка будет безопасной. Мотороллер не внушал ему доверия.       - Трёхколесник конечно старенький, но вполне пригоден для поездок. Не пугайтесь, - Чонгук все так же продолжал улыбаться. – Один хороший дедушка одолжил мне его, чтоб я отвез книги, которые брал мой учитель.       - Твой учитель? – Юнги осторожно забрался на пассажирское сидение рикши.       - Да, он мой наставник, он направляет меня и помогает мне. Он мне как отец, - глаза Чонгука на последнем слове словно потухли и Юнги зябко поежился от секундного холода, появившегося в этих печальных глазах. Несмотря на это он решил продолжить разговор, его любопытство взяло верх.       - Чонгук, твое имя…Ты кореец, ведь так? – Хоть Юнги и спрашивал, но на самом деле он не сомневался, что они с его новым знакомым земляки. Все в Чонгуке говорило об этом. Его имя, внешность, вежливость и акцент.       - Только на половину - моя мама была родом из этих мест, а отец…отец кореец, - глаза Чонгука вновь покрылись коркой льда, но не надолго. Лед так же быстро исчез, как и появился. – Отец был археологом и Варанаси всегда привлекал его. В молодости, сразу после окончания университета, он не задумываясь собрал рюкзак и отправился сюда, как он говорил “покорять этот священный город”. Но приехав сюда, он был вовсе не покорителем древнего Бенареса, он был тем, кто покорился моей матери. Это была любовь с первого взгляда. И эта любовь была обречена на провал - мама принадлежала к высшей касте и была помолвлена. Но…они сбежали, сбежали в Корею, - взгляд Чонгука, затуманенный до этого, прояснился. – Ой, прости, не знаю почему я все это рассказал тебе.       Чонгук неловко рассмеялся своим словам и наконец сел за руль трёхколесника. Юнги же решил больше не касаться этой темы, лед в глазах этого паренька почему-то причинял ему боль. В груди неприятно жгло от одного взгляда на потухший взгляд Чонгука.       - Я тоже кореец. Прилетел из Кореи и перед тем как приехать в Варанаси, я поездил по городам Индии, но Варанаси, так сказать, оставил на десерт. Самый последний город в моем маленьком путешествии. Я планирую тут остаться до конца сентября. Но, а пока мы едем, расскажи мне про Варанаси, - Юнги решил, что лучшим решением будет перевести тему. Хоть он и вычитал многое из книг о древних городах, ему хотелось услышать из первых уст о жизни Варанаси и посмотреть на это самому.       - Хорошо, - Чонгук весело улыбнулся словам его нового знакомого, хотя тот и не видел эту улыбку. Он был рад познакомиться с человеком, с которым он мог говорить на родном языке. – Ехать мы будем медленно и я как раз все расскажу. Как ты, наверняка, знаешь - Варанаси - город мертвых. И это, пожалуй, как по мне, его главная особенность. Это странно, но это так. У этого города своя жизнь, не похожая ни на что другое. Наша планета полна чудес - от природы до древних цивилизаций, полна красотами и достопримечательностями, ну а еще на ней можно встретить довольно необычные, странные, мрачные традиции и ритуалы. Хотя, стоит заметить, это для иностранцев они странные и страшные, а для живущих здесь - это обыденная жизнь и их культура. И в Варанаси все это воплотилось, так сказать.       - Да, Бенарес как завораживает, так и отталкивает одновременно. И это противоречие все больше и больше манит меня, - Юнги тоже улыбался, наблюдая как рикша неспешно проплывает мимо людей по улочке.       - Здесь, в Варанаси, сильнее, чем где-либо еще, проявляются противоречия человеческого существования: жизни и смерти, надежды и страдания, молодости и старости, радости и отчаяния, блеска и нищеты. Это город, в котором так много смерти и жизни одновременно. Это город, в котором сосуществуют вечность и бытие. Это лучшее место для понимания того, что собой представляет Индия и религия. Варанаси покорил меня так же, как и моего отца. Во многих отношениях он воплощает самые лучшие и худшие стороны Индии, иногда приводящие иностранцев в ужас. А иностранцев, которые хотят пощекотать себе нервишки, очень много. Тем не менее, молитвы, что произносятся паломниками в лучах восходящего солнца у реки Ганга, на фоне индуистских храмов - одна из самых впечатляющих сцен в мире, что я когда-либо видел. Каждый раз смотря на то, как они читают молитву, у меня захватывает дух. И не у меня одного. Это впечатляет многих.       - Я бы хотел на это посмотреть. Я читал, что этот город для индусов служит гранью между физической реальностью и вечностью жизни, что здесь простой смертный достигает блаженства. Это святое место, чтобы жить, и благословенное место, чтобы умереть. И я приехал сюда за этим блаженством. Чтоб достичь его. Достичь свободы.       - Да, думаю здесь ты сможешь достигнуть ее, - Чонгук всё также улыбался и Юнги казалось, что он никогда не расстается с улыбкой. – Но хочу сразу сказать, что такие понятия как грязь, отходы, гарь и различные запахи становятся естественной частью жизни в этом городе. Они сливаются с облаками благовоний, уважения, смирения и радостью тысяч паломников, приезжающих в Варанаси к священной Ганге совершить омовение. Этот запах жизни Варанаси мой любимый, каждый здесь пропитан им. И вообще эти противоречия, собранные в одном месте, настолько завораживают, растворяя последние убеждения и знания о мире, о том, каким он должен быть. Здесь есть все и это все одно — жизнь. И должен сказать, ты выбрал правильное место, немного необычное, но это то, что тебе нужно, я думаю, - посмеиваясь закончил Чонгук.       Они еще немного поболтали пока не добрались до места назначения - Маникарника-гхат.       - Вот. Это Маникарника-гхат - главный крематорий города, - Чонгук рукой указал на ступенчатый пологий склон, уходящий в воду. На храмы, стоящие на берегу. И, совсем не вписывающиеся в атмосферу древности, дрова. Они были повсюду. На лодках, у подножия храмов, на ступенях.       Но у Юнги все равно захватило дух от этой картины. Они решили присесть поодаль от людей, но где было видно всю Маникарнику. Обстановка на гхате была непринуждённая: кто-то медитировал, кто-то пил воду или священнодействовал с сосудом, кто-то мылся, с криками рядом плескались ребятишки, на ступенях отдыхали монахи и бродячие йогины, спустившиеся с гор. В дали женщины собирали коровий навоз и сушили его на ступенях лестниц, рядом же бродили священные коровы.       - Знаешь… тут, на гхатах, горят костры с трупами, а стаи бродячих собак глодают останки людей и животных, - Юнги от этих слов Чонгука поморщился, а сам же парень почему-то улыбался. - В реке между лодками, теснящимися в несколько рядов, плавают огромные рыбы, а каждый день в воды Ганги с гхатов сбрасывают сотни останков. Однако эпидемии и массовых инфекционных заболеваний здесь нет. Это лишь одно из чудес Варанаси.       - Да, - негромко произнес в ответ Юнги. – Я здесь совсем недолго, но даже несмотря на ощущение присутствия смерти, меня не отпускает непередаваемо благостное чувство: будто я и сам вместе с призрачным дымом костров устремляюсь в небо.       - Основная религиозная активность в Варанаси связана с гхатами. В Варанаси их очень много, чуть больше восьмидесяти, но я бывал только на четырех из них. Хоть я живу здесь лет с тринадцати, но все никак не решаюсь посетить все гхаты. Их так много, и каждый день так много людей стремятся сюда, в Варанаси, к перерождению. К своей мокше. Хотя площадок для кремаций всего две, на других гхатах тоже полно людей, стремящихся к мокше. Но…я к ней не стремлюсь, - Чонгук оперся руками на каменную плитку за спиной и подставил лицо лучам солнца. – Кстати…почему ты не попросил меня отвезти или же проводить тебя до того места, где ты остановился? Ведь не на самой же Маникарнике ты собрался ночевать?       - Нет конечно, мой отель находится совсем рядом. Я сначала хотел побывать здесь, на главной особенности Варанаси, - Юнги повторил движения брюнета и тоже подставил лицо солнцу.       Они разговаривали еще около часа ни о чем. Юнги немного рассказал о себе и о своей семье, о том, почему приехал в Варанаси, о жизни в Корее. Чонгук же сказал, что расскажет о себе позже, он должен сначала познакомить русоволосого со своим наставником. Чем вызвано это решение, Юнги не знал, но согласился с этим. У каждого свои тараканы в голове. Они распрощались, договорившись увидеться вечером, ближе к закату.       Парень встретился с Чонгуком в условленное время на том же месте, где днем они попрощались. Даже к вечеру жара здесь не спала, наоборот казалось, что стало еще жарче. Как оказалось причиной этому - набережная Ганги, ведь это самое «тусовочное» место в Варанаси. Вечером на каменных гхатах, как рассказывал Чонгук, не протолкнуться: разноязычная толпа, шумные церемонии. Всё это превращалось в некий праздник священнодействия. Вот измазанные в саже отшельники садху: настоящие - они молились и медитировали. Брезгливые иностранцы пытались не наступить на различные отходы, другие же снимали себя на фоне происходящего, а перепуганные японцы ходили в марлевых повязках на лицах. Тут было полно растаманов с дредами, фриков, просветленных и псевдопросветленных, шизиков и попрошаек, массажистов и продавцов травки, художников и много других людей. Ни с чем не сравнимая пестрота толпы. После заката река наполнялась тысячами огоньков. Как сказал Чонгук: это плыли прашаты - подношения богам, деревянные тарелочки, украшенные цветами и сладостями, с маленькой свечкой в середине. Юнги в какой-то из книг читал об этом. Центральный гхат славился тем, что каждый день здесь молодые брамины Ганга проводили пуджу - преклонялись в молитвах и делали подношения великой реке Ганге в виде цветов, фруктов и благовоний. Зрелище, что предстало перед глазами Юнги, было и правда удивительное и захватывающее - сотни свечей опустились в воду и поплыли по реке, как будто звездное небо отразилось в священных водах. Этот волшебный момент оставил отпечаток в душе парня. Ну, а погребальных костров стало еще больше, чем днем.       Удивительно, но Юнги не чувствовал запаха горелых дров. В Варанаси совсем не пахло дымом, как он ожидал. Он думал, что это город, где повсюду стелется дым погребальных костров. Оказалось, что нет, хотя, костры здесь горели всегда.       Чонгук немного опаздывал и Юнги бездумно разглядывал толпу людей. Сейчас он наблюдал радостные проводы в лучший мир, убеждаясь в том, что индусы действительно верят в странствия души, которая после кончины переселяется в других живых существ. Для него было странно видеть, как они относятся к смерти. Вроде и особенно, раз устраивают такие церемонии, но в то же время обыденно. Для них это привычное дело. Он знал, что для индуиста смерть - лишь один из этапов бесконечной игры рождений и смертей.       Чонгук подошел тихо и незаметно. Юнги на него даже не взглянул. Брюнет проследил за его взглядом. Взгляд русоволосого был направлен на обряд проводимый перед сожжением, на радостных людей.       - Приверженец индуизма мечтает однажды не родиться. Он стремится к освобождению и избавлению от тягот мира материального. Поэтому смерть для него не горе, а радостное событие, проводы в лучшую жизнь, - негромко произнес Чонгук. От неожиданности Юнги вздрогнул и резко обернулся, но увидев знакомое лицо паренька, спокойно выдохнул. - Им совсем не страшно? - тихо спросил он, наблюдая за обрядом. - Честно, я не знаю. Может быть страшно, но чуть-чуть. Вот мой учитель не боится, он пришел в Варанаси около десяти лет назад, а через два года его пребывания здесь мы встретились. Мне тогда было всего двенадцать. Юнги очень захотелось расспросить Чонгука о том, как судьба забросила его в этот священный город, но сейчас он не хотел портить атмосферу, которая образовалась вокруг них и всех этих людей вокруг. - А что именно они делают? - Кивком головы Юнги указал на несколько человек во главе с лысым мужчиной, проводящим церемонию. – Это же какой-то обряд? - Ну…Если начать с самого начала, то тело умершего моют, делают массаж смесью из меда, йогурта и различных масел и читают мантры. Все это делается для того, чтобы открыть семь чакр. Потом человека заворачивают в большую белую простыню и декоративную ткань. После кладут на носилки из семи бамбуковых поперечин - также по количеству чакр, - паренёк остановился и зевнул, только сейчас Юнги заметил растрепанные его волосы и мятую одежду. Видимо Чонгук спал и, соответственно, проспал время их встречи и потому опоздал. - Члены семьи несут тело к Ганге и поют мантру: «Рам нам сагагэ». Это призыв к тому, чтобы в следующей жизни у этого человека все было хорошо. Носилки окунают в священные воды Ганги. Затем покойному открывают лицо, и родственники руками по пять раз поливают его водой. Это ты уже видел. Один из мужчин семейства бреется наголо и облачается в белые одежды. Если умер отец - это делает старший сын, если мать - младший сын, если жена - муж. Далее от священного огня поджигаются ветки, и мужчина обходит с ними вокруг тела пять раз. Потому что тело уходит в пять стихий: воду, землю, огонь, воздух, небеса.       - Хех, ты так подробно описал, - от слов Юнги паренёк слегка покраснел. - Они так тщательно к этому идут и готовятся. Это удивительно. Юнги слушал брюнета с интересом. Хоть он и любил читать разные книги, но никогда так глубоко в это не погружался, во все эти странности и тонкости индийской культуры и религии. - Как ты видишь, мужчина в белых одеждах поджег тело не от спички или же зажигалки. Это потому что разжигать костер можно только естественным способом. Обряд кремации должен быть произведён на берегах Ганги с обязательным использованием дров. После сжигания останки сбрасываются в реку. Смерть на берегу Ганги освобождает душу из цикла реинкарнации. Если умерла женщина, то ее таз не сжигают полностью, если мужчина - ребро. Эту обгорелую часть тела обритый мужчина пускает в Гангу и через левое плечо из ведра тушит тлеющие угли. Сейчас кремируют женщину. Я был с ней знаком, она умерла сегодня днем, - странно, но Чонгук говорил об этом так спокойно. Его как будто это совсем не касалось. - Умерших людей кремируют достаточно быстро. Из-за жары. - А кто эти люди? – Юнги указал на мужчин с палками. - Это домры - представители низшей касты, подносящие древесину. Они следят за кострами. Как я уже говорил, пламя в кострах нельзя зажигать с помощью спичек или зажигалки - только от другого костра или от углей. Эта традиция поддерживается столетиями, - смотря на костер, ответил Чонгук. Дальше они стояли молча, наблюдая за пестрым пламенем, искрами и тлеющей кое-где древесиной. Юнги заметил, что из костра выпала рука, а спустя пару минут - покатилась обожжённая голова. Вспотевшие и щурящиеся от жара домры бамбуковыми палками вернули вывалившуюся голову из огня обратно. Он ощутил будто попал на съемки какого-то "ужастика". От этого всего реальность уходила из-под ног. - Как гласит индусская мудрость: «Смерть в Варанаси - это освобождение» - сказал Чонгук, когда костер потух, а прах развеяли над рекой. – Эта женщина теперь свободна. Посмотрев еще несколько церемоний, парни ушли молча, думая каждый о своем. Они поднялись повыше, чтобы видеть всю Маникарнику с ее огнями. Юнги слегка подташнивало от обилия картин, увиденных им. В первый же вечер он прогулялся к месту кремации, месту, где дыхание смерти было настолько же отчетливым, как и биение собственного сердца. Днем этого не ощущается, хотя на гхате так же шумно, как и ночью. Все оказалось так, как он представлял: костры, люди, трупы, гарь, дым и простота. Простота встречи со смертью, понимание и смирение. Без лишних слов, отдавая честь жизни, один за одним тела погружались в пламя костров Варанаси. Юнги тихо стоял и смотрел на происходящее внизу, перед его глазами, и думал: «Вот так все и закончится, однажды начавшись. Все так просто». - Чонгук, - рядом неожиданно раздался старческий голос. Оба парня обернулись на имя. Перед глазами руслволосого предстал пожилой индус. У него были седые-седые волосы и борода. Кожа его была еще темнее, чем кожа Чонгука, одет он был традиционно – в курту и шальвары. В руке он держал палку, используя ее как трость. - О, наставник, Вы пришли, - брюнет подбежал к своему учителю и обнял его. Похоже Чонгук очень сильно любил своего наставника. – Я рад, что Вы все же согласились прийти, - он повернулся к Юнги, - мой учитель не особо любит новые знакомства и его сложно уговорить, но он пришёл, - пояснил он. - Знакомьтесь, Юнги, это мой наставник. Учитель, это Юнги. Мы с ним сегодня познакомились, я его подвозил. Он из Кореи. С родины моего отца, - Чонгук что-то еще радостно щебетал, но Юнги не слушал. Он смотрел в пол и не мог поднять свои глаза на паренька и его наставника. Даже мимолетно взглянув в глаза старика, он сразу же понял, что ему не особо рады. - Юнги, учитель согласился рассказать тебе еще немного о Варанаси, - громкий возглас вывел парня из мыслей и он, медленно подняв голову, посмотрел в глаза Чонгука, а потом перевел взгляд на пожилого мужчину и поклонился ему знак благодарности. Они расположились на самых первых каменных ступеньках лестницы гхата. Глаза брюнета горели радостным блеском и в них отражался огонь Маникарники. Юнги смотрел на свои руки, сложенные в замок. Перед ним были погребальные костры, от взгляда на которые начинала кружиться голова, а рядом - старик и Чонгук, в глаза которых он не хотел смотреть. - Каши - один из старейших городов мира, насчитывающий около пяти тысяч лет. Он основан за тысячу лет до вашего Рождества Христова. «Город погребальных костров и могильщиков», как многие его величают. Согласно легенде, город был основан индусским Богом Шивой несколько тысяч лет назад, что сделало его одним из самых важных мест паломничества в стране. Это один из семи священных городов для нас - индусов. Согласно же еще одной легенде, с этого города началось создание Вселенной, изначально здесь вместе с людьми жили боги, которые потом ушли в Гималаи. Окончить свои дни в Каши невероятно почётно, потому что умерший здесь индус освобождается от цикла перерождений и смертей, его душа обретает полную свободу. Именно по этой причине в этом городе можно увидеть большое количество пожилых людей, которые совершают ритуальные омовения в священных водах Ганга. Такая процедура смывает с человека все накопленные в течении жизни грехи, - старик говорил неспешно и его голос создавал атмосферу погружения в прошлое города. - Вечный город Каши всегда был центром науки и святости. В очень давние времена, когда здесь не было большой застройки, город утопал в лесах, а многочисленные ашрамы гостеприимно приветствовали философов, учёных и святых. В ту эпоху город называли Анандавана или Лес блаженства. Город и по сей день не утратил свою роль в жизни Индии. Огни в Каши - более вечные, чем все «вечные огни» вашего мира. Ведь в Каши вечно горят костры. Огонь на этом месте не потухает на протяжении многих столетий. Во время затяжных дождей тлеющие угли переносят под навесы, а потом вновь зажигают от них поленницы дров, приготовленные для сожжения. Тут сжигают тела и освобождают души, - рассказ мужчины поглотил Юнги, ему всегда нравилось слушать рассказы, с самого детства. - Ганга - наша мама. Вам, иностранцам, не понять. Вы смеетесь, что мы пьем эту воду. Но для нас она священна. - Да, она священна для нас, - подтвердил слова учителя Чонгук. - Мы пьем ее воды и не болеем. Как-то канал Discovery снимал фильм про наш Варанаси и там показали, что они сдали пробы этой воды на исследования. Результат был страшный. Они сказали, что одна капля способна убить лошадь, а если все же не убьет, то уж точно подкосит. И что гадости в той капле больше, чем в списке потенциально опасных инфекций. Но обо всем этом забываешь, попав на берег горящих костров. - С точки зрения иностранного человека, Каши трудно назвать цивилизованным, потому что город невероятно перенаселён, здесь нет канализации и вечная грязь на улицах, но нам индусам, живущим здесь, не привыкать, для нас это является нормальным и вполне обычным, - старик замолчал и, прочистив горло, продолжил. - И все же, несмотря на непонятную и уж тем более невеселую для вас, туристов, культуру, этот город — вполне реальный город с миллионным населением. В тесных и узких улочках слышатся голоса людей, звучит музыка, разносятся крики торговцев. Повсюду открыты лавочки, в которых можно купить сувениры - от древних сосудов до сари, расшитых серебром и золотом, разные специи. Наставник еще много о чем говорил. За рассказами они провели несколько часов. А после разошлись. Старик пошел в противоположную сторону от той, куда направились Юнги с Чонгуком. Они решили немного прогуляться перед сном. - Теперь ты можешь рассказать мне о себе? – после молчания спросил Юнги. - Да…теперь меня ничего не сдерживает, - улыбаясь ответил брюнет. – С чего хочешь, чтобы я начал? - С того момента, на котором ты остановился сегодня утром, на том моменте, как твои родители сбежали в Корею. - Хорошо, - после небольшой паузы проговорил Чонгук. Он мысленно собирался с силами, для него было странно рассказывать про себя постороннему человеку, с которым знаком всего один день, но ему почему-то хотелось все рассказать. – После того, как мои родители сбежали и на свет появился я, прошло двенадцать лет. Мне было почти тринадцать, когда родители попали в аварию. В то время была очень холодная и снежная зима, такая не типичная для Кореи и машину родителей занесло на обледенелой дороге и они на полной скорости врезались в ограждения. Отец погиб сразу, а мама продержалась несколько месяцев в коме, а потом, так и не проснувшись, отошла в мир иной. Пока она была в коме, я ухаживал за ней. Но ее смерть окончательно добила меня. Пока проходили похороны меня особо не трогали, но, когда все это закончилось и за мной пришли люди из детского дома, а я просто сбежал. Я очень тщательно все продумывал, пока оформлялись документы о моем заселении в приют. Я жил с семьёй тети. В конце концов я просто снял деньги с карточки родителей, пароль от которой знал, и сбежал. Я не знал куда я мог бы податься, я был очень юн и был разбит. Также я прятался от социальных работников по всяким развалинам, где ютились такие же как и я. Так я провёл несколько месяцев. Деньги я не тратил, ел всего лишь один раз в день. Как-то в один из дней в одном из телевизоров в маленьком магазинчике меня объявили пропавшим без вести и вот тогда-то я решил уехать из страны. Из-за отца выбор пал на Индию. И я сбежал. Нелегально, мне помогли добрые люди, такие же как и я. И вот я добрался. Сюда, в Индию. Сначала я несколько месяцев жил в Дели, а потом как-то попал сюда, в Бенарес, где спустя несколько дней познакомился с учителем. Он приютил меня у себя и обучал всему, что знал. Он не спрашивал меня ни о чём: ни о том как я здесь оказался, ни о моей прошлой жизни, ни о родителях. Устроил помощником к рабочим, таскающим бревна для костра. Вот такая вот у меня история. Несмотря на то, что она слегка очернена грустью, я счастлив быть здесь. Здесь мой дом. Я нашёл его. - Если бы я хоть немного думал головой, я бы не стал спрашивать тебя о твоей семье или чем-то подобном, - Юнги было стыдно за свой эгоистичный порыв получить взаимный ответ на свой рассказ о себе. Он и представить себе не мог, что Чонгук попал в Варанаси будучи еще ребенком и при таких обстоятельствах. Заметив состояние своего нового знакомого, Чонгук сменил тему и оставшийся вечер прошел весьма весело. На второй день пребывания Юнги в священном городе, он решил пройтись по местным рынкам и базарам, прогуляться вдоль улочек, называемых гали. Погода на улице снова стояла жаркая. Вчерашний день выдался для него очень насыщенным. Еще ни разу он, которому с трудом удавалось найти общий язык с окружающими его людьми, так быстро не сходился с человеком. Они с Чонгуком смогли подружиться за один день. Всего ничего, но для него это было маленьким чудом. С детства он был замкнутым ребенком, так как соседские ребята часто подшучивали над ним из-за его внешности и не особо обеспеченной семьи. Когда же Юнги перешел в среднюю школу, он стал довольно-таки популярен как среди девушек, так и среди парней. Семья его стала стабильно зарабатывать, но сам он…так и остался замкнутым. Внешность его была довольно необычна, но привлекала к себе внимание. - Эй, Юнги, - как только парень вышел из небольшого отеля, в котором остановился, его кто-то окликнул. Он повернулся на голос и увидел Чонгука, который сидел на ступеньках перед зданием. Они не договаривались встретиться и потому Юнги слегка удивился, но был рад их встречи. Сердце его забилось быстрее, а на губах заиграла улыбка. - О, привет, - радостно поприветствовал парня Юнги. – Ты меня ждал? Долго? Прости, я не думал, что мы сегодня увидимся. Я не помню, чтобы мы вчера договаривались о встрече, поэтому еще раз прости. Тебе надо было зайти, зачем же ты сидел на пыльных ступенях. Теперь вот штаны грязные, - ему было неловко, что он заставил Чонгука ждать, да и вообще от радости ему казалось, что он несет полную чушь. - Ничего страшного, просто мне захотелось с тобой увидеться и погулять, но мы не обменялись номерами. Да и я только-только пришел. Ты вчера сказал, что скорее всего пойдешь прогуляться по местным рынкам, - Чонгук уже стоял рядом с Юнги и отряхивал легкие хлопковые шорты от дорожной пыли. – И я решил составить тебе компанию, если ты конечно не против? - Я только за! – от смущенной улыбки брюнета в груди парня как-то сразу потеплело. Чонгук решил устроить Юнги небольшую экскурсию по ближайшим достопримечательностям и улочкам - кварталам мохалла. - На улочках мохалла находятся базары. Каждый из базаров предназначен для продажи определенных товаров. Есть базар, где продаются только ювелирные украшения или где продаются шёлка. Также можно приобрести и бытовую технику или же посуду. Базаров много и разнообразных товаров тоже много. Мы пройдемся по парочке и накупим каких-нибудь безделушек. Здесь довольно-таки недорого и все украшения или шелк очень красивые. - Чонгук, ты любишь шоппинг? – неожиданный вопрос заставил брюнета остановиться и смущенно опустить взгляд на узкую дорожку, по которой они шли. – Не смущайся, я тоже люблю делать покупки, - парень рассмеялся и неосознанно потрепал смущенного паренька по мягким волосам. Только когда глаза Юнги посмотрели в удивлённые глаза брюнета, он осознал, что треплет его по голове. Он резко отдернул руку и, неловко рассмеявшись, пошел вперед. Юнги не мог объяснить свои действия секундами ранее. Просто, когда он увидел сильно смущенного Чонгука, рука его сама непроизвольно потянулась к нему. Брюнет догнал своего нового друга, на губах его была улыбка, а от смущения не осталось и следа. Так они прошли пару минут. - Прости, случайно получилось, - Юнги говорил тихо, ему все еще было неловко. - Ничего страшного не произошло, - Чонгук хлопнул ладонью по его плечу и тот поморщился от удара. Парень явно не рассчитал силу и даже не заметил. – Если честно, у меня совсем нет друзей. Я общаюсь только с учителем и с рабочими, которым помогаю таскать дрова. Ты мой первый друг и этот жест - проявление твоей симпатии ко мне, что не я один думаю, что мы стали друзьями. В голове Юнги билась всего одна мысль о симпатии к этому пареньку. Пока они шли, он размышлял о том, была ли эта симпатия только проявлением дружеских чувств или же это что-то большое? Он не был глупым парнем и всегда определял что и к кому он чувствует. Он не любил загонять себя в рамки иллюзий и даже сейчас он понимал, что ненормально то, что сердце ускоряет бег только от одного взгляда весело щебечущего что-то Чонгука, который даже не подозревал о мыслях своего друга. - Это базар украшений, - базар находился недалеко от отеля Юнги, они шли около десяти минут и как только они зашли на шумную гали, Чонгук взял на себя роль гида. Впрочем, как казалось русоволосому, парень пробудет гидом до конца его пребывания здесь. – За ним следует бытовая техника и посуда, а уже потом - шёлк и одежда. Там ты можешь купить своей маме красиво расписанный платок или же сари. Они прошатались по базарам весь день и Юнги даже не замечал, как его накопленных денег становится все меньше, а пакетиков с покупками все больше. Смотря на пакеты в своих руках и на Чонгука, который торговался с продавцом за какой-то глиняный сосуд, он подумал о том, что больше никогда не пойдет с ним по базарам. Время бежало незаметно, сумерки уже сгущались на небе, а Юнги, глядя на темные облака, жалел, что они не успели посетить парочку храмов, которые он видел на набережной Ганги. О чем, впрочем, он и сказал брюнету, когда они возвращались обратно. - Еще успеешь, - просто ответили ему, за обе щеки уплетая сладость, название которой не отложилось в голове Юнги. Сладость брюнету купил он, который только под конец дня заметил, как Чонгук виртуозно тратил его деньги, причем сам Чонгук ни одной рупии не потратил. Денег парню было не жалко, он никогда не был жадным, но и не тратил их понапрасну. И изредка кидая взгляды на брюнета он удивлялся тому, как легко поддался желаниям другого человека. Возле отеля Юнги они обменялись номерами телефонов (сотовый телефон Чонгука был весь потрепан и на самом деле Юнги не был уверен - работает ли он). В своих мыслях он ликовал, что удосужился еще в Дели купить себе сим-карту. Они договорились созвониться утром следующего дня и договориться о времени встречи. После чего счастливый Чонгук убежал, а русоволосый еще несколько минут провожал его взглядом. Через полчаса, разбирая покупки в маленькой комнатке отеля, Юнги удивлялся как умело Чонгук выбирал, что именно купить. Хоть покупок было много, но всё было красивым и каким-то волшебным. Парень смотрел на шёлковые платки с золотой вышивкой, на аккуратные глиняные тарелочки, на милые сережки и удивлялся еще больше от того, что он потратил на это копейки. Видимо брюнет хорошо торговался, и, судя по всему, он был частым покупателем на рынке. За день парень сильно устал и потому, как только его голова коснулась подушки, он моментально провалился в царство Морфея. На утро Юнги разбудил звонок сотового телефона. Время было около восьми часов утра, увидев цифры на дисплее он простонал. Он был по своей природе совой, всегда долго спал и никогда не вставал раньше, чем одиннадцать часов утра. Наконец он перевел взгляд на имя звонившего, изображенное на дисплее. Звонил Чонгук. Глаза его широко распахнулись. Брюнет позвонил ему первым и это будет их первый телефонный разговор. Вроде ничего особенного, но сердце Юнги радостно билось в груди. Он резко сел на кровати и наконец ответил на звонок. - Да, - почему-то осторожно проговорил он в трубку. На том конце провода отозвался как всегда радостный голос Чонгука. Он звал Юнги посмотреть на здешние достопримечательности, ведь они вчера договорились созвониться и паренёк, как он сам сказал, сдержал свои слова. По его голосу русоволосый понял, что парень жутко горд собой. «Такой ребенок», вдруг подумалось ему. Он только сейчас понял, что не знает сколько парню лет. А ведь и правда, он почему-то ни разу не спрашивал Чонгука про его возраст. Хотя в Корее это было обычным делом, чтобы знать, как обращаться к человеку. - Чонгук, - Юнги перебил парня. – А сколько тебе лет? – вот так вот перебивать человека и спрашивать его о возрасте было неприлично, но ему было все равно. - Мне в сентябре исполнится двадцать, а что? – Ничуть не обидевшись, что его прервали, ответил Чонгук. - А мне двадцать четыре. Ничего такого, мне просто захотелось узнать, - улыбаясь ответил Юнги. Ему было отчего-то приятно, что он приходится Чонгуку хёном. – Я твой хён и ты должен обращаться ко мне соответствующе, ведь мы оба являемся корейцами. Да и ты такой ребёнок... Но я сделаю тебе поблажку и, так уж и быть разрешу, обращаться к себе неформально. Мы же теперь друзья. – Чонгук на этот комментарий что-то громко и возмущенно крикнул в трубку и сбросил вызов, обиженно сказав время и место их встречи. Юнги же только рассмеялся и умилился от такого поведения этого ребёнка. В назначенные время и место парень уже стоял на улочке, которая выходила на главный гхат. Тут они с Чонгуком договорились встретиться. Юнги был пунктуальным, а потому пришел на десять минут раньше и теперь ждал брюнета, который уже немного опаздывал. Но спустя минуту он заметил темную макушку парня в толпе - Чонгук спешил к нему. Поздоровавшись друг с другом, они неспешно пошли вдоль гхатов. Было раннее утро и Юнги с Чонгуком успели застать паломников, совершающих обряд. На рассвете тысячи людей заходят по грудь в реку и распевают мантры. Считается, что воды Ганги в этом месте смывают грехи с любого человека, кем бы он ни был. Они остановились, чтобы посмотреть это завораживающее действие до конца. Для Чонгука это было привычным делом, но для русоволосого все это было в новинку. - Наиболее распространённым религиозным ритуалом для индусов является омовение в водах священной реки. Ежедневно эту церемонию осуществляют десятки тысяч людей, большая часть из которых — паломники со всей Индии, - кратко объяснил Чонгук такое скопление людей. Постояв еще немного, они решили идти дальше. И проходя мимо площадки для кремаций, брюнет неожиданно произнес: - Эта площадка - единственный крематорий на открытом воздухе. Он так и называется - Open Air. Этот крематорий дымит триста шестьдесят пять дней в году и двадцать четыре часа в сутки. Сотни тел со всей Индии и зарубежья ежедневно сюда приезжают, прилетают и сгорают, - взгляд Чонгука был немного грустным, и это удивило Юнги, ведь они уже много раз говорили на эту тему, а брюнет здесь живет уже несколько лет и это должно быть для него привычным. Но смотря на этот крематорий Чонгук думал о том, что не достоин быть сожжённым здесь за его мысли, когда его хён потрепал его по голове. Он был так счастлив и это пугало его. Мужчины не должны так себя вести. Он не должен так радоваться своему первому другу. Он, конечно же, рад, что завёл друга, но он не должен испытывать такое всепоглощающее счастье от этого. - Да, я читал об этом, даже если индус умер не в Варанаси, этот город все равно способен повлиять на дальнейшее его существование. Если кремировать тело на берегу Ганги в этом городе, то карма на следующую жизнь очищается. Все индусы стремятся сюда - умирать и гореть, - Юнги взглянул на реку, где уже не было паломников, и, чтобы перевести тему, задал первый вопрос, который пришел на ум. – А кто эти люди? – Он указал на мужчин в лодках, которые высматривали что-то в реке, а потом один из них нырнул в воду. Юнги даже поморщился, представив насколько грязная вода в реке, и он бы точно не отважился нырять в воду с головой. - А это…- Чонгук повернулся лицом в ту сторону, где была лодка. - В местах, где в реке образуются запруды, сборщик трупов, да, тут существует такая профессия, не удивляйся, - увидев вытянувшееся от удивления лицо хёна, усмехнулся Чонгук. – Этим обычно занимаются мужчины, они плавают на лодке и собирают тела, по необходимости даже ныряя в воду, как ты только что увидел. - А разве не все тела кремируют? – оказывается, несмотря на чтение книг, Юнги много не знал о священном городе. В книгах многие моменты из жизни Варанаси опускают. - Запрещается кремировать садху, ведь те отказались от всего, чтобы посвятить жизнь медитациям. Еще не сжигают детей до тринадцати лет, ведь считается, что их тела, как цветы. Соответственно запрещено предавать огню и беременных женщин, ведь внутри них дети. Их привязывают к камню и топят в Ганге, - Юнги едва не стошнило от своих мыслей, он бы не смог пить и купаться в этой воде. Он искренне не понимал, как Чонгук и много других индусов делают это. И это было единственной непонятной для него частью жизни в Варанаси. - Не бойся, я пил эту воду всего лишь один раз, когда принимал индуизм как свою религию, - брюнет поспешил успокоить хёна, по зеленому цвету лица которого, понял, о чем тот подумал. – А вон там, видишь, пустынный берег? – Чонгук показал на противоположный берег, который действительно был почему-то пустынным. – Город находится только на одном берегу Ганги, второй берег незаселенный. Говорят, что только один берег является священным. На другом берегу Ганги - пустынные просторы. Никому не рекомендуют там появляться и я не знаю почему. На противоположной стороне Ганги стирают белье местные селяне, туда привозят купаться паломников. А вон там, - он указал на одинокий и какой-то нелепый шалаш на том берегу, - Там живет мой знакомый садху. Там он медитирует. Его зовут Вишну. Говорят, что давным-давно он оживил человека. - Оживил? – удивленно прошептал Юнги. - Да, людей, укушенных коброй, не кремируют, а положив в лодку с именем и адресом отправляют в путь по реке. Считается, что после укуса этой змеи наступает не смерть, а кома. Садху, такие как Вишну, вылавливают эти тела и с помощью медитаций пытаются вернуть к жизни. И среди местных ходит рассказ, что Вишну оживил кого-то. Семья ожившего была очень рада и хотела озолотить Вишну, но он отказался. - И ты с ним знаком? - Да, вопреки рекомендациям, я часто переплывал на другой берег Ганга, чтобы отдохнуть от бесконечного шума и назойливых толп, когда только приехал сюда. А еще потому что пугался здешних традиций. Мы с ним даже обменялись номерами телефона. Сотовый - единственная материальная вещь и он не особо доволен, но вынужден терпеть. И да, в конце концов потом я привык к тому, что Варанаси - вечная жизнь и дыхание смерти. Но мы до сих пор иногда созваниваемся. Посмотрев на Юнги, который о чем-то глубоко задумался, Чонгук перевел взгляд на часы. Было уже начало девятого. Они простояли здесь почти час. Он даже не удивился, время здесь и правда бежит незаметно. - Нам пора, я же обещал показать тебе главные достопримечательности города. - Ах…да, точно, - русоволосый наконец очнулся от своих мыслей. Первым пунктом в списке мест был Индуистский университет, в котором учится Чонгук. Поступить туда ему было очень сложно, но парень усердно занимался и его старания окупились. Он учится в университете, который является выдающейся достопримечательностью города. Шли они до университета паренька не особо долго. Но от ходьбы у Юнги уже болели ноги, он не знал куда они идут, Чонгук упорно не хотел говорить. Но когда брюнет сказал, что они пришли, а перед старшим возникло архитектурное сооружение, у него перехватило дыхание. Юнги не верил, что это красивое бежево-красное здание является университетом. Оно больше походило на дворец. А когда Чонгук похвастался, что учится здесь, старший даже не поверил в это. За что, собственно, и получил пинок от него. Внутрь университета посторонним заходить было нельзя и им пришлось побродить по округе, любуясь архитектурой и видом вокруг. А потом возвращаться назад, потому что вторым местом был храм, который находится ближе чем университет. Когда Юнги услышал об этом, ему захотелось прибить брюнета за то, что он не продумал их маршрут. Золотой Храм - Храм Каши Вишванатх. Посетить этот храм Юнги с Чонгуком не удалось. Храм Вишванатха закрыт для иностранцев. Сюда можно попасть если договориться, но чаще всего это бывает обман и с людей просто сдирают деньги. - Это один из наиболее известных индуистских храмов, посвящённых богу Шиве - главному божеству, Вишванатх, «Владыке сущего». Варанаси же известен также как Каши, отсюда название храма — Каши Вишванатх. Храм назван Золотым потому что шпиль на самой верхушке сделан из золота. Юнги смотрел на храм и не верил, что все это построили люди (так же он удивлялся пирамидам в Египте), уже который раз у него захватывает дух от красоты этого города. Дальше они посетили еще несколько мест, включая музей Бхаван, славящийся своей коллекцией скульптур и миниатюр. Также была еще мечеть Гьянвали с многометровым шпилем. Храмы Манмандир и Аннапурна тоже не остались без их внимания. Конечно Юнги был расстроен тем, что ни в один из этих храмов его не впускали, но уже один взгляд на эти чудеса заряжал его удивительной энергией. Последним местом был «Храм обезьян» или как его ещё называют Дурга. Как старший узнал от Чонгука, в этом храме с красными стенами индусы поклоняются Богоматери в ее гневном аспекте воительницы. - …в народе этот храм часто называют Monkey Temple - из-за большого количества обезьян, собирающихся вокруг него, - уже возвращаясь Чонгук закончил свой рассказ. Было видно, что он основательно подготовился. – Ну как тебе наше маленькое приключение? - Было круто, Варанаси действительно удивляет и поражает, - глаза Юнги счастливо блестели, а сердце не могло замедлить свой быстрый бег из-за эмоций, бушевавших внутри него. Пока они добирались до отеля, старший делился своими впечатлениями. Мысли его сбивались и путались, слова были пропитаны восхищением. Он часто перескакивал с одного на другое, рассказывая о своих впечатлениях, но Чонгук слушал его внимательно. Ему было приятно, что хён влюбляется в этот город, так же, как и он в свое время влюбился в него. *** Последующие несколько дней пролетели для Юнги суматошно и незаметно. Чонгук старался на каждый день придумать им какое-то мини приключение. «Ну точно ребёнок» - каждый раз думал старший глядя на парня, который или весело смеялся, когда что-то шло так, как он задумал, или же грустил, когда, например, мороженое в его коробочке, купленное ему хёном, моментально растаяло на тридцатиградусной жаре.       В эти дни они ходили по разным кафешкам, где Юнги впервые попробовал индийское карри с рисом и лепешками, побывали в ресторане на крыше. После его посещения он понял, что в Варанаси есть свой маленький мирок. На крыше. Здесь собирается разношёрстная толпа. Небольшие семьи с детьми, одинокие женщины и мужчины, влюбленные парочки, даже старики сюда заглядывают. Однажды им удалось попасть на небольшую вечеринку, семейная пара праздновала годовщину. Они с Чонгуком тогда вдоволь наплясались и повеселились.       Этим утром они ездили в город Сарнадх, что находится в десяти километрах от Варанаси. В этом городе Будда проповедовал свои заповеди. В настоящее время там растёт дерево, выращенное из семени Бодхи, того самого дерева, под которым на Будду снизошло просветление. После этой поездки Юнги окончательно убедился в том, что Варанаси настолько же священен для индусов, насколько Ватикан - для католиков, или даже больше, если учитывать исступленность индусов в вопросах веры и религии.       Приехав обратно в Варанаси, они были уставшие, но довольные. Был конец дня, когда они вернулись, но ни Чонгук, ни Юнги не видели смысла расходиться по домам. По обоюдному согласию они решили пообедать в ближайшем кафе. Во время поездки времени поесть у них не было. Оба были поглощены путешествием.       В кафе они заказали самые простые блюда, состоящие из карри с рисом и пары закусок.       - Я рад, что съездил туда, - с набитым ртом проговорил русоволосый. – В том месте, где растет дерево, стоя рядом, ты начинаешь чувствовать, как понимание жизни проходит через тебя, что сам ты наполняешь жизнью, просветляешься. Сердце так и трепещет в груди.       - Скажу по секрету, - заинтриговано начал Чонгук, - я, как и ты, собственно, до этого дня, ни разу не был в этом городе.       - Врешь! – громко воскликнул старший и тут же прикрыл его руками, боясь посмотреть на людей, сидящих в кафе. Щеки его покраснели от стыда.       - Нет, ни капли лжи в мои словах, - брюнет ел со скоростью света и уже умудрился съесть свой обед. И пока его хён удивлялся и смущался, младший тихо и незаметно воровал у него еду с тарелки.       Через несколько минут они закончили обедать и отправились прогуляться по гхату, посидеть на ступенях и дождаться заката.       Гуляя вдоль Маникарники, оба услышали крики. Спустившись поближе к источнику шума, они увидели, как несколько мужчин держат кричащую и заплаканную женщину, а в паре метрах от них - провожали мужчину в лучший мир.       - Видимо, муж, - тихо проговорил Чонгук. – Бедная женщина.       - Почему ее не пускают к мужу? – обеспокоенно спросил Юнги, следя за происходящим. – Если они супруги, то жена должна быть рядом.       - До сравнительно недавнего времени в Варанаси был обычай - сати. Сожжение вдов. Умирает муж - жена обязана гореть в том же огне, - Чонгук с жалостью смотрел на женщину.       Слова младшего потрясли Юнги до глубины души, он и не догадывался, что в Индии существовал такой жуткий обычай как сати.       - По информации в школьных учебников, сожжение вдов запретили в тридцатых годах двадцатого века, - брюнет отвернулся и пошел дальше. – Но говорят, что и сейчас сати случаются. Женщины много плачут, поэтому им запрещено находиться возле костра. Вот потому эту бедную женщину и не пускают. Крика много, как и слез. Недавно было, буквально пару лет назад, женщине разрешили подойти к костру, она хотела последний раз проститься с мужем. Сделали исключение. Подойдя к огню, она помолилась, да туда и прыгнула, причем, когда костер пылал уже вовсю. Женщину не спасли. Кремировали в том же костре...       Спустя пару минут раздался ужасающий вопль.       - Не удержали.       От слов Чонгука по спине старшего бежали мурашки. Неприятный осадок не покидал его до самого дома, впрочем, как и рука Юнги не покидала руки младшего. Как они взялись за руки, никто из них не понял. Просто в один момент их руки соприкоснулись, а после - пальцы переплелись. На душе одного от сплетенных рук становилось спокойно и противное чувство ощущалось не так сильно, другой же испытывал душевную боль, но ему было так приятно от тепла чужих рук. *** Прошла неделя с того момента как рука Чонгука впервые оказалась в руке Юнги. Это произошло тихо. Каждый по-своему переживал это. старший был счастлив держать брюнета за руку, чувствовать, как их пальцы переплетены. Это простое действие дарило ему спокойствие. Мысли же Чонгука были сокрыты от него.       По религии младший был индуистом. Такая религия была ближе всего к его мировоззрению. Она достаточно лояльна и толерантна как вера, нежели ислам или же христианство. В отличии от них, индуизм – это религия мифологическая. Несмотря на противоречия между различными его вариантами, он сочетал в себе лучшее, по мнению Чонгука.       Для западного понимания идеи индуизма всегда оставались чуждыми, в основном, потому что они шли в разрез с привычными стереотипами. Поэтому Юнги вряд ли понимал, что чувствует Чонгук, когда их пальцы соприкасаются. Ему нравились эти мимолетные касания, но это было неправильно с точки зрения религии.       Как-то во время прогулки брюнет спросил Юнги про его веру. Ответ его не удивил, но все же расстроил:       - У меня нет религии, которой бы я следовал. Я и атеистом в общем-то не являюсь, так как не отрицаю существования богов, - легко ответил старший.       В учении индуизма младший рассматривал четыре основные идеи, на которые опиралась вся его вера: о душе, о загробной жизни, о сверхъестественных существах и о священных книгах.       И ни в одной из священных книг, прочитанных им, не было написано, что то, что происходит, нормально и вполне естественно. В установлениях этих книг, такая направленность человеческих желаний осуждается, как противоестественное явление, находящееся в противоречии с человеческой природой, одно из главных назначений которой – продолжение рода. Впрочем, это держание за руку с человеком своего пола решительно осуждается и категорически запрещается всеми религиями мира, а не только той к которой принадлежал Чонгук.       Но спустя пару дней брюнет как-то забыл о своих страхах. Мысли его были заняты предстоящим праздником – День Независимости Индии. Чонгук хотел провести его вместе со старшим, а не как обычно, со своим наставником.       Пока он не предложил отпраздновать это событие вместе, Юнги даже не догадывался о существовании этого праздника.       - Этот праздник важен для каждого жителя этого государства. Поэтому каждый из них празднует его, - пояснил Чонгук парню. – Некоторые высокопоставленные лица устраивают приемы. В Варанаси тоже каждый год устраивается прием, но я не хочу снова идти на него вместе с учителем. Я заранее заказал столик в том ресторане на крыше и мы проведем его там. В прошлый раз нам было весело.       На предложение младшего Юнги лишь радостно согласился. И в день праздника, ближе к вечеру, после прогулок по Варанаси, они вдвоем отмечали важное событие в истории Индии. Над головами их было бескрайнее небо, рядом веселились люди, а при взгляде вниз на Гангу замирало дыхание. Река была усеяна маленькими огоньками, в этот день их стало еще больше. Сейчас им двоим казалось, что вокруг них витала магия. Эти несравнимые ни с чем эмоции они могли увидеть в глазах друг друга. Юнги и Чонгук ощущали одно и тоже. Именно сейчас, в этот самый момент, они разделили одни чувства на двоих.       В эту магическую ночь старший впервые оказался дома у Чонгука. В этой маленькой квартирке, где в каждой детали был младший и его мысли.       В эту магическую ночь Юнги впервые остался ночевать у него, потому что ему совсем не хотелось покидать этот маленький мирок не похожий ни на что другое.       В эту магическую ночью они впервые заснули вместе и впервые спали так крепко и спокойно. *** Прошло чуть больше недели после окончания праздника, а Юнги все так же ночевал с младшим. Спать одному в отеле ему не хотелось, а здесь в маленьком мирке Чонгука ему было уютно и не одиноко. Всё своё время они проводили вместе, всё больше узнавали друг друга. Младшему было комфортно с Юнги, а Юнги комфортно с ним. - Каждый из миллиарда индусов мечтает умереть именно в Варанаси или сжечь тут свое тело, и я…я тоже об этом мечтаю, - шепотом проговорил брюнет. Они лежали на матрасе в квартирке Чонгука после прогулок по рынкам города. Старший даже прикупил для него забавный плетеный браслет, которому тот радовался как ребёнок. А сердце Русоволосого радовалось вместе с Чонгуком. Они незаметно держались за руки пока гуляли, хотя младший каждый раз вырывал свою руку из пальцев хёна, стоило кому-то бросить на них взгляд или пройти мимо. В его глазах плескался страх быть раскрытым. И этим парень делал больно Юнги. Ведь их не за что было корить. Они просто держались за руки. Не было ни поцелуев, ни объятий. Никто не признавался в любви. Но держаться за руки стало для них чем-то особенным за такой короткий срок. Прошло уже около двух с половиной недель с того момента, как они впервые встретились, но никто из них не стремился говорить на эту тему сплетённых рук. Им, а особенно Чонгуку, не хотелось обсуждать это. Но сейчас, слушая тихий шепот парня, Юнги захотелось прикоснуться к губам брюнета. Ему казалось, что от прогулок по рынкам города все запахи осели на розовых губах младшего. Ему захотелось слизать остроту и пряность специй, дым костров и голоса людей с этих манящих губ. И он не стал противиться своему желанию. Его губы невесомо и очень быстро коснулись губ Чонгука. Поцелуй получился смазанным. Младший всё говорил и говорил и, когда его губ коснулись чужие губы, он толком ничего не понял и хотел продолжить свою фразу, как осознание накатило на него. Его поцеловали. Поцеловал. Юнги. Он задержал дыхание, щеки залились румянцем, а сердце в груди тихо трепетало. Он вдруг понял, что счастлив, что ему давно хотелось, чтобы хён его поцеловал. Такое противоестественное желание. Но это желание было сильнее разума, ведь сердце было главным его источником. Он неосознанно пододвинулся к старшему, заглядывая в его глаза. И найдя в глазах друг друга ответы на свои немые вопросы, одновременно подались навстречу друг другу. Их поцелуи не были пламенными, полными страсти. Они целовались осторожно, только-только пробуя друг друга на вкус. Для каждого из них это были новые ощущения. И Чонгуку, и Юнги хотелось растянуть это время. Языки их неспешно сплетались, а на губах остывало горячее учащенное дыхание. Русоволосый крепче прижимал к себе Чонгука, а тот и не сопротивлялся. Они целовались несколько часов все так же неспешно, губы уже болели от такого количества поцелуев, но они не могли оторваться друг от друга. - Нужно спать, Гукки, - первым разорвал поцелуй Юнги и, поцеловав парня в лоб, уложил его себе на грудь. Но Чонгук, в отличии от старшего, который уснул мгновенно, не смог заснуть, он боялся пошевелиться, сделать лишнее движение. Ему не хотелось будить спящего парня, но и уснуть сейчас он не мог. После всего что только что произошло. После их поцелуев душа его разбилась о разрушающую действительность его веры. Ведь это запрещено! Это неправильно! Это желание, эти чувства погубят их. Тело его сковал страх перед чем-то неизбежным. Ему хотелось прямо сейчас вскочить на ноги и бежать сломя голову от этого места, от Юнги, но…он просто не мог. Не мог заставить себя оставить этого человека. По щекам его побежали слезы отчаяния, это все, что он мог себе сейчас позволить. Выплакать всю внутреннюю боль. Все внутри него разрывалось между тем что ему хочется и тем что он должен. Перед чувствами к хёну и перед своей верой. Он заснул спустя час душевных терзаний с опухшими глазами и мокрыми ресницами и с бурей на душе. На следующий день они решили прогуляться вдоль Ганги по гхатам. После того, что случилось вчерашним вечером, они почти не разговаривали. Юнги предложил, Чонгук согласился. Парень понимал, что брюнету нужно время всё осознать и принять. Ведь это действительно не просто для такого верующего человека как Чонгук. Юнги видел, как парня мучило чувство вины перед всем чему он следовал, чему верил, перед религией. Ведь в индуизме чувства между людьми одного пола ничто иное как болезнь, противоестественное явление за которое карают. Их прогулка прошла тихо, они все так же не разговаривали, каждый из них думал о своем. Их мысли были заняты друг другом – Юнги думал, что виноват перед младшим за то, что навязывает ему свои чувства, а Чонгук думал о том, что не должен был вестись на поводу у желания и целовать такие сладкие на вкус губы старшего. Они оба сейчас были глубоко внутри себя. Так прошло несколько дней. В молчании и незаметных взглядах исподтишка друг на друга. Чонгук убедил себя, что больше никогда в жизни не поддастся плотскому желанию. Ему не хотелось тащить в пучину мучений ни себя, ни Юнги. Старший же решил больше не показывать своих чувств. В один из таких солнечных дней в конце августа Чонгук впервые за несколько дней молчания позвал хёна посмотреть закат на Ганге. Простая прогулка должна была помочь развеять эту неловкость между ними. Младший ждал хёна около дома. Он вышел чуть раньше парня, тому нужно было что-то найти в своем дорожном рюкзаке. Спустя пару минут на улицу выбежал Юнги и они неспешно пошли к реке. Изредка они перекидывались ничего незначащими фразами и когда дошли до реки, расположились прямо на ступенях гхата. Их с Чонгуком не было тут всего ничего, но Юнги казалось, что он не бывал здесь целую вечность. Он даже успел соскучиться по женщинам, которые возились с бельем и навозом, по ребятишкам, которые сейчас помогали таскать воду, по рабочим снующим туда-сюда с брёвнами для костров. Жизнь здесь кипела и она начинала плескаться через край внутри русоволосого. Они просидели в тишине около получаса, пока старший не вспомнил о том, что прихватил с собой и про что забыл на довольно-таки долгое время. Ухо Чонгука неожиданно что-то коснулось. Повернув голову в сторону Юнги, он непонимающе посмотрел на парня, а потом на провода наушников, “вкладыш” которыйх был у него в ухе, так же, как и у старшего. - Когда я слушаю музыку, мне часто представляется, что жизнь всех людей и моя собственная - суть сновидения некоего вечного духа и что смерть есть пробуждение, - тихо проговорил Юнги. Взгляд его был направлен на людей, расположившихся на ступенях гхата. – В Варанаси это чувство усилилось. Брюнет проследил за взглядом парня и вздрогнул. Из наушника полилась тихая, спокойная мелодия, а открывшаяся картина, которую он до этого момента видел сотни раз, в этот момент была по-особенному прекрасна. То ли от того, что сейчас он был не один и этот день был одним из лучших за последние время. То ли из-за человека рядом с собой, не просто кого-то, а именно Юнги. Они так легко сдружились, несмотря на некоторые недоразумения между ними. У Чонгука было такое чувство, что он всегда его знал. С самого своего рождения. Хоть в большинстве случаев они разговаривали про Варанаси или же просто молчали, они чувствовали будто знают друг о друге всё. У каждого из них при взгляде друг на друга, глаза в глаза, замирало сердце, а на губах расцветала улыбка. Юнги чувствовал себя свободным от всего. В глазах Чонгука исчезала печаль. После первого дня их знакомства старший больше не замечал ее и был рад от одной только мысли, что именно он причина этого. Его душа разрывалась от порыва взять младшего за руку. И сколько бы он не сопротивлялся, противостоять этому он не мог. Осторожно, боясь спугнуть брюнета, он положил руку на тыльную сторону ладони парня и сжал ее. Чонгук даже не шелохнулся и лишь спустя минуту, когда он трепетно переплел их пальцы, Юнги понял, что не один он переполнен эмоциями. Что не он один так быстро, так стремительно влюбился не только в этот город, но и в этого солнечного парня с прекрасным именем. Они так и просидели до самой темноты, держась за руки и слушая тихую музыку. Этот вечер стал для них особенным и трепетным воспоминанием на двоих. *** Воспоминания о вечере, который они провели на берегу реки, смотря на закат и слушая музыку, Чонгук трепетно хранил в сердце. Ему казалось, что он до сих пор чувствует особенное тепло рук хёна на своей коже. И хотя после этого парень еще много раз держал его за руку, а от прикосновений было все так же тепло, но ощущения, что оставили чужие пальцы в тот вечер, как-то разительно отличались от этих. Он старался не думать о том, что после этого вечера развитие их отношений не остановились, и что поцелуй, это мимолетное касание многое изменило. Теперь он с Юнги, в тайне ото всех, прячась в маленькой квартирке от всего мира, целовался. Целовались они только ночью, когда их некому было увидеть. Ночные поцелуи были всепоглощающими, через них Чонгук и Юнги выпивали друг друга, делились чувствами, которые разделяли на двоих. Но утром, все волшебство ночи заканчивалось. Они, не говоря ни слова, молча ходили гулять по набережной. Слова для них были ни к чему. Младший понимал хёна, а тот в свою очередь пытался понять другого. Днём Чонгук был замкнут, в отличие от ночи, когда, как ребёнок, выпрашивающий конфетку, выпрашивал у него поцелуи. Чонгук ночью и Чонгук днём были два разных человека. Парень и сам замечал свое двоякое поведение, но объяснить причину этого не мог. Точнее не мог произнести ее вслух. Счастливые глаза хёна, напротив, заставляли его молча улыбаться. Мыслей в его голове было много, но каждый раз после ночных поцелуев, когда Юнги засыпал, их становилось еще больше. Как-то в тайне от старшего, он пролистал книги со священными писаниями и в одной из этих книг, называемой «Пураны», такие люди как он с Юнги назывались демонами, рожденными из ягодиц Брахмы. Мысли о том, что в него при рождении вселился один из этих демонов и сейчас он - один из них, убивала его. Эти противоестественные желания тащили его вниз от мирной жизни, тащили к демонским утехам. Эти думы медленно грызли его изнутри. Так продолжалось неделю, за августом наступил сентябрь. Они скромно вдвоём отпраздновали день рождения Чонгука. Они снова пошли в тот ресторан на крыше, погуляли по набережной и провели время с наставником младшего. Юнги подарил ему небольшую подвеску так хорошо подходящую к его браслету. Но после состояние Чонгука становилось с каждым днем всё хуже, мысли его - всё чернее. Он чах в руках старшего и тот видел, как исхудало тело брюнета, но причину этого так и не смог узнать. В один из вечеров Чонгука лихорадило и Юнги пришлось сходить за необходимыми лекарствами к наставнику того. Тот был недоволен его визитом, но всё же дал нужные лекарства и проводил его тяжелым взглядом. Сам Юнги был бледен, сердце его разрывалось от беспокойства за парня, ставшего ему таким родным. Заходя в маленькую квартирку, парень услышал рыдания. Пакет выпал из ослабевших пальцев, а ноги понесли его в комнату, где находился Чонгук. Вид плачущего парня, который свернулся клубочком, словно котенок, на кровати, полностью добил его. Упав перед ним на колени, он осторожно прикоснулся к младшему, глаза того резко распахнулись, напугав Юнги, губы его начали что-то бессвязно бормотать. Обрывки слов едва долетали до ушей парня. Он аккуратно, чтобы не задеть брюнета, забрался на матрас и притянул его к себе. Из бормотаний парня он понял, что тот корит себя за влечение к нему. От этих слов по щекам старшего покатились слезы, руки его сомкнулись на талии младшего, а губы безостановочно целовали его лицо. Успокаивающими словами между поцелуями он пытался хоть как-то помочь Чонгуку. Прошло некоторое время, брюнет перестал плакать и на сердце Юнги стало чуть легче. В объятиях друг друга они пролежали около часа, пока старший не почувствовал холодные губы на своих губах и не услышал молящий шепот о тепле. Особенном тепле. Он воспротивился младшему, ведь тот только-только успокоился. Он старался сохранить хоть каплю рассудка и не поддаваться на провокацию Чонгука. Но паренёк был слишком настойчивым и Юнги спустя несколько мгновений сдался под натиском любимых губ. Их поцелуи теперь отличались от тех, что были раньше. Раньше в них не было огня страсти с привкусом какого-то горького отчаяния. По щекам Чонгука вновь побежали беззвучные слезы, но он все также продолжал остервенело целовать старшего. Возбуждение затуманило их разум. Остановиться было невозможно. Никто из них и не хотел прекращать это безумие. Как они избавились от лишней одежды, никто из них и не задумывался, все что их волновало – горячие прикосновения к коже, дурманящие поцелуи и близость не только тела, но и души. Эта ночь прошла для них двоих в забвении, которого каждый из них так ждал. *** Первое, что услышал Юнги, еще толком не проснувшись - это голос Чонгука. Напуганный. На грани истерики. Этот голос был надломленный. Слова младшему давались тяжело, они выходили через раз и после каждого слова был судорожный вдох: - Что же…мы…натворили? Что же я…натворил? Юн-Юнги…ведь так нельзя…мы не должны были поддаваться такому противоестественному желанию! – В конце голос брюнета перешел на еле слышный шепот. После слов младшего, сонливость Юнги как рукой сняло. От одного взгляда на Чонгука, такого уже родного, близкого, а сейчас такого убитого и погребенного под грузом осознания произошедшего, он перестал дышать. От слез, бегущих по щекам парня, все его тело окутала невыносимая боль, боль от того, что любимый человек страдает. Ему не надо было даже спрашивать, что случилось. Один раз взглянув в опустошенные глаза Гука, в которых начинало зарождаться безумие, Юнги сразу все понял. На его плечи мгновенно опустилась вина за всё. Он винил себя в том, что приехал в этот город. В том, что повстречал этого ребёнка и влюбился в него, как только взглянул ему в глаза. В том, что он, Юнги, сам, собственными руками толкнул его в эту отчаянную всепоглощающую любовь. И сейчас всё, что мог сделать старший, это молча обнять дрожащего парня, который все глубже погружался в себя и свое безумие, мягко касаться мягких шелковистых прядок волос юноши и медленно успокаивать. Прижимая к себе тихо плачущего парня, Юнги осторожно уложил его на матрас, который еще хранил запах их ночной любви, рядом с собой и медленно утешал его в своих объятиях. Прошло около получаса и Чонгук наконец затих и уснул в руках старшего. Посмотрев на лицо Гука, на мокрые слипшиеся ресницы, покрасневшую нежную кожу вокруг глаз, которую он с таким трепетом целовал ночью, дорожки слез на щеках, Юнги подавился вдохом и с силой зажмурил глаза. Он не хотел верить, что именно по его вине сейчас страдало это чудо. Он кое-как совладал с эмоциями внутри себя и, осторожно, с любовью поцеловав парня в лоб, произнес: - Дыши со мной еще один час, день, неделю, я буду считать часы, проведенные с тобой, - аккуратно взяв руку спящего Чонгука, старший приложил ее к своей груди в том месте, где отчетливо чувствовалось быстрое и неровное биение любящего сердца. – Когда тебе будет страшно и больно, не закрывайся от меня, от мира. Просто прижми ладонь к груди моей...ведь я рядом, и я не дам тебе остаться одному. Никогда. *** Юнги сам не заметил, как заснул вместе с Чонгуком. Но сейчас, проснувшись, он не обнаружил его рядом с собой. И в его душе отчего-то вдруг зародился непонятный страх. Он чувствовал, что что-то произошло. Что-то пока он спал здесь как убитый, раз не заметил, как брюнет проснулся и встал. - Чонгук, - громко позвал парня Юнги, но на голос, который эхом отразился от ветхих стен, никто не отозвался. Маленькая квартирка была пуста. Младший ушел пока он спал. Взглянув на улицу за окном, русоволосый увидел, что день уже близится к вечеру. Значит он проспал около пяти часов. Сторона на которой спал Гук была уже холодной, а это значило, что Чонгук встал не десять, не двадцать минут назад, а грёбанных несколько часов. Два часа назад или три, Юнги понятия не имел. Да и это не особо волновало его. Его больше заботило то, в каком состоянии был младший. Он понимал, что истерика этого ребёнка была лишь началом чего-то. Глаза Чонгука говорили об этом. Юнги понимал, что парень не успокоился. Уже через секунду старший начал судорожно одеваться, но как это обычно бывает - впопыхах собраться весьма проблематично. И ему пришлось на мгновение остановиться, привести вдруг сбившееся дыхание в норму и спокойно закончить одеваться, а уже потом нестись на всех парах по улочкам на Маникарнику-гхат. Как-то Чонгук сказал, что приходит туда за успокоением души. Сердце Юнги хотело выпрыгнуть из груди и разорваться от тревоги, что съедала его. Он не знал почему все эти негативные эмоции грызут его. Он просто чувствовал, что должен успеть. Успеть к чему, он и сам не понимал. Снующие туда-сюда люди раздражали его, врезаясь в них он терял драгоценные секунды. Спустя несколько минут он наконец добежал до главного гхата Варанаси. Благо квартирка Гука находилась достаточно близко. Маникарника как всегда была переполнена, Юнги даже успел заметить пару горящих костров. Найти младшего в этой толпе было почти невозможно, но Юнги не хотел сдаваться так просто. Он бесцельно бегал среди людей, иногда хватая мужчин за плечи, если они чем-то напоминали его возлюбленного. Но ни один из них не был им. Отчаяние уже почти захлестнуло его, как вдруг он увидел знакомое лицо. Старик. Наставник его Чонгукки. Этот старец всегда знал, где его ученик, тот сам ему рассказывал, что он часто терялся, когда только перебрался в Варанаси, но старик всегда умудрялся его найти. Юнги со всех ног бросился к нему, но взгляд старца, которым он смотрел на него заставил его замереть на месте в метре от него. Что-то в этом взгляде вселяло в него нечеловеческий ужас. - Жизнь - это очередь за смертью, но некоторые лезут без очереди, - вдруг неожиданно произнес старик с нажимом, смотря прямо в горящие лихорадочным блеском глаза Юнги. - Что Вы имеете ввиду? – Голос его вдруг неожиданно охрип и стал на пару октав ниже. – Что с Чонгуком? Где он? – голос его сорвался на крик. Ужасающие мысли роились в его голове после слов старика. Но он не верил в них. «Учитель Гукки с первого взгляда невзлюбил меня и сейчас он просто неудачно шутит» - мысленно убеждал себя парень. - Ты умный парень, ты меня правильно понял, - старик на мгновение закрыл глаза. – Чонгук…он…не справился. За час до совершения своей главной ошибки…он мне все рассказал. - Какой ошибки? – Старший схватил учителя за плечи слегка потряхивая, но старик даже не дрогнул. Он все так же угрюмо с печалью смотрел в его глаза. - Отпусти, - спокойно проговорил старик. – Чонгук…его больше нет. Час назад он совершил собственный «обряд очищения». Так он излечил свою болезнь, лишив себя сансары. Он достиг своей мокши…хотя этот мальчик не стремился к ней. Ты заразил его этой проклятой болезнью. Ты один из демонов, рожденных из ягодиц Брахмы. Неестественное влечение одного мужчины к другому присуще только демонам. Коим ты и являешься. - Демон-демон, очищение…Хватит нести чушь! Где Чонгук?! – голос Юнги сорвался на отчаянный крик. - Сейчас его тело везут на Харишчандра-гхат. Там сжигают тех, кто осмелился на такой поступок. На самоубийство. После слов старика Юнги отшатнулся от него как от прокажённого. Эти слова били больнее пощечин. Больнее всего на свете. Он чувствовал, что не только его сердце разбито, все его тело сломлено, кости перемолоты в труху. Он не верил словам человека напротив него. Но глаза…эти чертовы старческие глаза говорили о многом. Еще с минуту он просто стоял, но потом сорвался с места, пытаясь отыскать глазами транспорт, на котором можно было бы добраться до гхата. Он все еще не верил старику. Ну не мог, не мог его светлый, солнечный и улыбчивый мальчик, его малыш Гукки, совершить такое. Ему хотелось повернуть время вспять и не засыпать тогда вместе с Чонгуком после его истерики. А еще лучше поменять билет до Индии в самый последний момент, чтоб они с младшим никогда не встречались. Наконец поймав рикшу Юнги незамедлительно запрыгнул на пассажирское сидение и назвал куда именно ему нужно. Рикша ехала медленно, а время бежало быстро, совсем не жалея парня. Вместе с опускающимися на город сливовыми сумерками, в сердце старшего опускалась тьма. Руки его сжали обивку сидения, как только он заметил несколько костров на гхате. Заплатив мужчине больше положенного, он бросился в центр гхата. На носилках несколько мужчин несли тело накрытое цветной тканью. Юнги бросился к ним и бесцеремонно сорвал ткань с головы мертвого человека. Сердце его пропустило пару ударов. Не Чонгук. Извинившись, он отступил на пару шагов. Движение. Рука с браслетом. Юнги медленно повернулся в сторону мелькнувшей руки. Он узнал бы эти руки из тысячи. Красиво вылепленные пальцы с аккуратно подстриженными ногтями. Загорелая кожа. Один взгляд на них и сердце остановилось. Тело лежало на носилках и тоже было накрыто цветастой тканью. Шаг. Еще один. Бег. И вот он около носилок. По взгляду Юнги мужчины, держащие носилки, все поняли и остановились. Дрожащая рука медленно потянула ткань и та плавно слетела с бледного лица. Лица Чонгука. Такого не похожего на себя Чонгукки. Без улыбки. Без румянца. Без печали в глазах, которые теперь закрылись навечно. Навсегда. В этот момент время замедлило свой бег и остановилось, как и сердца Юнги с Чонгуком. - Прикоснись ко мне. Дай понять, что ты еще жив, - парень схватил неестественно бледную руку младшего, но почувствовав пробирающий до костей холод мертвой кожи, а не привычный жар, он отшатнулся. Рука выскользнула из его пальцев и безжизненно повисла, слегка покачиваясь. И плетёный браслет с алыми засохшими пятнами, которые были видны даже в сумерках, качался вместе с ней. Немой крик исказил пухлые губы Юнги, а время всего лишь на секунду остановившись, продолжило нестись еще быстрее, чтоб наверстать упущенное. Одинокая фигура старшего выбилась из общей картины суеты на площади гхата. Что днем, что ночью жизнь здесь, на гхатах Варанаси, всегда кипит. Сколько так простоял, смотря в чернильную темноту ночи, он не знал. Он был в прострации. По щекам текли холодные слезы. Неожиданная боль пронзила его плечо и он наконец очнулся. Кто-то случайно на скорости задел его. Оглянувшись вокруг, он понял, что темнота полностью опустилась на город. Он простоял здесь несколько долгих десятков минут, совсем теряя драгоценное время. Оглянувшись назад, Юнги увидел, как тело младшего, все так же накрытое тканью, лежит на дровах, а индус уже поднес огонь. Пара секунд и тело обуяло пламя. Секунда и пронзительный крик раздался над гхатом, а человек издавший его стоял перед костром на коленях. По щекам его бежали слезы, но больше он не произнес ни звука. Он молча наблюдал как тело любимого медленно сгорает. Запаха горелой плоти как всегда не было, но Юнги казалось, что все его легкие заполнены им. Его тошнило от зрелища перед ним, но отвернуться или уйти у него не было сил. - Больше храбрости требуется для жизни, нежели для смерти, - вдруг произнес кто-то рядом с оцепеневшим парнем. – Чонгук был храбрым мальчиком, но…- голос говорившего, в котором Юнги узнал учителя его Чонгукки, дрогнул, выдавая все эмоции старика, - видимо даже храбрецы, находясь на перепутье страхов и выборов, могут растерять всю свою храбрость и шагнуть в тягучую пропасть. И рождаясь, и умирая, мы делаем кому-нибудь больно, - продолжал говорить старик, но русоволосый его совсем не слушал. Речь его была заумной, но парень был не в том состоянии, чтобы отвечать на мудрые слова старца. Ему было все равно как старик здесь оказался. Он просто продолжал смотреть на погребальный костер. От Чонгука остались лишь кости. Противно, мерзко, но Юнги всё продолжал смотреть. - Смотри Чонгук, горят мечты. И ты сгораешь вместе с ними, - по щекам его текли слезы, в глазах всё плыло из-за них. - Сколько снов мне увидеть теперь без тебя, скажи. Скажи за что?! – крик Юнги потонул в гари, дыме, треске дров, хоре обеспокоенных голосов и бесконечно звенящей в воздухе фразе: «Рам нам сагагэ». Все это вдруг прорезалось сквозь пелену. Каскад звуков обрушился на парня. Ниточка браслета спала с кисти Чонгука еще в начале горения костра. И сейчас она тлела на углях и пепле. Тлела вместе с любовью Юнги. На его плечи опустилась рука. Наставник его возлюбленного. Не ушел. Старик помог ему подняться и медленно увел его подальше от потухшего огня, угля и праха солнечного человека. - Моя жизнь сгорала вместе с тобой, любимый, - тихо произнес он, отвернувшись от костра. - Дни близкие смоет священной водой, их нам уже не вернуть, так же, как и время, когда мы смотрели, как догорают костры. – тихий шепот парня услышал лишь старик. А толпа всё также продолжала напевать «Рам нам сагагэ». *** - Мало кому удается удовлетворить перед смертью потребности души, – тихо проговорил старик. – Но нашему Чонгуку это удалось. Он воплотил в жизнь всё, о чем мечтал. О жизни на родине своей матери, о помощи людям и о большой чистой любви. Он любил тебя всей душой, но для него было невыносимо разрываться перед выбором: тобой или же его верой. Это был его главный выбор. Но он решил, что такой выход лучше всего. Он наказал себя за чувства к тебе. К мужчине. Скрипучий голос наставника Чонгука, имя которого он так и не удосужился узнать, сильнее ранил его. Он слышал старика, но не хотел верить в его слова, Юнги смотрел сквозь него. В его глазах плескался ужас. Увиденная ранее картина все еще стояла перед его глазами. Раньше он думал, что если в жизни человека такое случается, то он обязательно сразу же начинает биться в истерике и тому подобное. Но нет. Всё это чушь. Истерика будет, но потом. Сейчас - только тихий ужас, сумбур в голове и неверие. Тело Юнги сковало отчаяние и шок. Любое движение давалось ему с трудом. Они со стариком уже далеко ушли от места кремации.       - Лучше бы он выбрал веру. Был бы живым и его улыбка бы не потухла, - безжизненным голосом произнес он. Оставив мудреца, он, еле переставляя ноги, побрел к дому Чонгука, ему еще нужно было собрать свои пожитки и поменять билет до дома на ближайший рейс. Стараясь думать, о чем угодно, кроме Чонгука, Юнги пытался оттянуть момент, когда наступит истерика и срыв. Ему хотелось крушить и кричать, но не здесь, не в этом чертовом городе. А дома. Ему хотелось вычеркнуть все эти дни из памяти, из жизни. Но в его мыслях все кричало о его мальчике Чонгукки. Весь этот город, с его шумом и людьми, кричал о Чонгуке. Но через пару часов уже сидя в салоне самолета, голова Юнги была пуста. И всё, что он помнил - это вечные огни вечного города. И боль, которую принёс этот город вместе с запахом сожжённой любви.