Сто шагов назад

Кейтлин пролетает несколько метров и врезается спиной в металлический щиток со звуком финальной хлопушки на съемках. Земля стремительно ворочается, опрокидывая на нее небо. С глухим стоном она распластывается на бетоном полу, услышав последнее «мне жаль» от Циско, прежде чем провалиться в пустоту. …Боль возрастает стократно, стоит словно бы вынырнуть из пучины тьмы и открыть глаза. Тело тут же подается огненному импульсу внутри, исходящему от позвоночника, сломанных ребер, изворачиваясь на диване в судорогах и конвульсиях, как уж на сковородке, лишь бы найти то самое положение в пространстве, при котором дышать будет не так больно. Пальцы впиваются в кислородную маску на лице, но их перехватывают чьи-то руки и с раздражением придавливают к подушке. - Не заставляй меня делать тебе больно, - сипит от усталости Савитар. – Твоя команда прекрасно справляется с этим сама. С полминуты он изучает ее бледное лицо сверху вниз мутными глазами, не способными скрыть тревогу. Наконец, он отпускает ее, встает с подлокотника и почти нежно шепчет: - Надеюсь, ты будешь хорошей девочкой, и перестанешь делать глупости. На сегодня твой лимит исчерпан. Кейтлин вспоминает, как под ногти забивается штукатурка. Вспоминает, как ее пихают в круговорот чувств. Как боль-наслаждение подбирается теплыми волнами к подбородку, когда не Барри двигается, двигается, двигается… Барри встает перед ней, раскинув руки и улыбаясь: - Ну, как я тебе? На нем черная куртка и такой же свитер, и он сейчас так похож на человека, из-за которого пульс бешено стучит в висках, любезно подкидывая все новые и новые картинки с катастрофы полугодичной давности, что Кейтлин испуганно отшатывается в сторону. - Только не черное. Сними. – глухо просит она. Внутри картинка, будто вырванный кадр из кинофильма - вот не он наспех стаскивает с себя верхнюю одежду и целует ее в плечо, свободной рукой расстегивая ее кожаные штаны. Барри вздыхает, но выполняет просьбу. - Боюсь спрашивать, что случилось, - тихо говорит он, натягивая на обнаженный торс, прикосновения к которому так хорошо знакомы Кейтлин, что хоть вой, футболку. – На тебе лица нет. Занесенная над головой игла поблескивает в изломанном лунном свете и в следующее мгновение врезается в плечо Кейтлин. Это пустяк по сравнению с ощущениями, которые упорно не отпускают. - Не бойся, - деланно ласково воркует не он, словно читает мысли. – Скоро начнет действовать успокоительное. Оно притупит боль, но совсем не отпустит ее. Все не может быть так просто ведь, верно? Бог просит ее расслабиться, касаясь губами уха. Ладони сухо поглаживают бедра. Холодные поцелуи сливаются в вихрь покалываний на коже, покрытой мурашками, а Кейтлин уже знает, что это начало ее конца. Она не сможет пережить такого… Из груди вырываются хрипы. Не ему плевать на ее ощущения – она хочет так решить, чтобы окончательно не скатиться в пустоту. Лучше убедить себя, что это насилие, зверство, унижение, да что угодно, иначе она просто-напросто рискует сойти с ума. Но движения не Барри Аллена плавные. Мягкие. Нежные. И крыша медленно крениться в сторону. Кейтлин старается думать о чем угодно: о разорванной майке или валяющемся в углу плаще Фрост; о настоящем Барри, который будет в безопасности; о собственном разуме, дающем слабину в обороне. Что угодно, лишь бы держаться на плаву и не стонать. - Вам плохо? Может, воды? – консультант, молодая девушка, осторожно касается ее плеча, и Кейтлин отлепляется от стенки, которую подпирала у примерочной. - Что? Нет, нет, все хорошо, - бормочет она, хотя глаза покалывает, и к горлу подступает истерика. – Все в полном порядке. Девушка не верит. И плевать. Кейтлин отворачивается и считает секунды, сдерживая себя от желания сорвать кожу от воспоминаний, которые открыли дверь в сердце ногой. Барри отдергивает шторку и выходит. В руках у него пара джинсов, несколько однотонных рубашек и футболок, твидовый пиджак. Кейтлин всегда питала слабость к таким пиджакам на Барри. - Ты как? – заботливо спрашивает он, подхватывая ее под локоть. Кейтлин мычит что-то неразборчивое в ответ. Паршиво она, Барри. - Бывало и лучше, - собирается она, глубоко вздыхая. – Пошли отсюда. Здесь душно, и у меня, кажется, начинается паническая атака. - Мне нужно еще, - она испепеляет его умоляющим взглядом, но он не двигается, застыв у грязного окна. - Нет. Потерпишь. Это для твоей же пользы. В следующий раз будешь думать головой, прежде чем действовать безрассудно, уклоняясь от намеченного плана, и раздражать меня. Ты хоть понимаешь, что бы могло случиться, не прибеги я вовремя? Что бы было, если бы ты умерла из-за своих предурков-друзей? Немного боли сделает тебя более податливой к просьбам быть начеку и не нарываться на драку почем зря. - Я вспомнил, - неожиданно произносит Барри на кассе. Кейтлин кажется, что под ногами разворачивается бездна, и она еле-еле шевелит одеревеневшим языком: - Что? Неужели…?! - Я вспомнил, что не помню пароль от карточки, - он помахивает пластиковым прямоугольником перед ее лицом, и Кейтлин готова поклясться, что чувствует, как Фрост шевелится. Если бы она не спала… Сейчас бы приставка «Киллер» была бы полностью оправдана. - Я убью тебя, - скулит она, доставая наличные из пальто. – У меня чуть сердечный приступ не случился. Не он издевается. По-другому это не назовешь. Обычно он предпочитает одиночество, и после взрыва между ними оставляет Кейтлин одну, а сейчас ставит рядом с диваном, на котором она лежит, стул, и устраивается на нем, скрещивая руки. В определенный момент – через час, может, два, - боль бы стала невыносимо-распирающей, и Кейтлин попыталась бы встать и добраться до заветного холодильника, в котором хранился ее ночной покой в виде опиоидного анальгетика. Но теперь путь был отрезан, и пробиваться придется с боем. Барри идет так близко, что Кейтлин чувствует его всем своим телом. Поначалу, когда она только мчалась спасать его от неизвестности, ей казалось, что она не сможет – банально сломается, и дело с концом. Ведь он и не он так похожи – буквально одно лицо… Но что-то внутри всегда разграничивало героя и демона, и именно это помогало ей выжить. Савитар не без интереса смотрит на ее жалкие попытки выгнуться дугой. Он знает это ощущение – когда кости срастаются, забивая сознанием слепым желанием любыми попытками облегчить боль. - Мне не доставляет удовольствия ломать тебя, - ворчит не он. – Но человеческая память странная штука. Один смерч в ней, и все оставшееся время оно будет всячески стараться избегать подобных катаклизмов. Это сложно понять сейчас, но боль - лекарство, Кейт. Пальцы путаются в волосах, гладят по голове, а Кейтлин ничего не может сделать. Ей бы сейчас встать и зло откинуть не его руку от себя, но все силы уходят на неравную борьбу с самой собой. - Ты сегодня молчалив, как никогда, - замечает Кейтлин. Она поднимает голову и пытается поймать взгляд Барри. Впрочем, он не делает попыток отвести его. - Это потому, что ты словно бы застигнута врасплох, а я не хочу подливать масла в огонь. Я знаю тебя, и вижу, когда что-то не так. Сегодня все не так. Он прав. Кейтлин призналась ему, что ей плохо, и все резко пошло под откос. Словно бы Барри не должен был получать даже намека на то, что произошло не с ним. - Кто-то из великих сказал, что пережитое пережито в ту самую секунду, когда оно покидает нас. Прошлое меня не оставило. И я не ожидала, что оно настигнет меня так быстро. Я просто пытаюсь справиться с этим. - тихо шепчет она. Барри сощуривается. Видимо, он не надеялся на откровение. - Дай мне десятку, и я угощу тебя кофе, - чуть улыбается он. – С кофе все становится немного лучше. Кейтлин заходит в самые дебри в погоне за сном. По сути, вместо него ее ожидают лишь передышки и вязкая пучина, затягивающая глубоко. Она чувствует, как кожаные штаны приспускают вместе с бельем, но уже находится на грани потери сознания и не может двигаться от слова «совсем». Хаос от бесконечной череды лихорадок проникает в кровь и приводит в смятения собственные клетки. - Потерпи, Кейтлин, сейчас все закончится. Трамал обволакивает нежными объятиями. Кейтлин чувствует прощальный поцелуй на щеке и проваливается в долгожданное забытье.