Спасите!

Орал я так громко и истошно, что охранники, которые вели меня в их вонючий, похожий больше на обитель бомжей, обезьянник, невольно затыкали уши, поливая меня отборным матом, что я даже почувствовал себя необразованным, кряхтящим от возраста, старым олдфагом, ничего не знающим о жизни. Надо было парочку слов записать в блокнотик, который эти толстые, похожие на орангутангов придурки забрали у меня! – Я на вас в суд подам, ясно?! Напишу жалобу нашему вечному президенту Медвепуту, да храни его все силы господни, и святая английская королевская корона, и куча говна, насранная вчера моей морской свинкой! Надеюсь, он все это слышал! Между прочим, мы с ним хорошие друзья! Я специально уговаривал бабушку голосовать за единороссов, даже выступал на митингах. Да вы знаете, кто моя мать? Ах, не знаете?! Да как вы можете?! Это же моя мать! Ну, вообще-то я и сам не знаю, кто она, но эту часть можно убрать… А мой отец? Он тоже голосовал за единороссов, так что вы просто обязаны отпустить меня! Нет, не смейте затыкать мне рот! Я вам палец откушу! – проорал я, когда один из полицейских решил заткнуть мне рот кляпом. Но мой злой вид и прелестные неко-ушки сами оттолкнули охранника от этого опасного дела. Мало ли, вдруг я бешеный! Вон, даже от гнева слюньки потекли! – Вы не смеете тащить меня в этот обезьянник! Я несовершеннолетний! Вот выпустят меня, я вам покажу! Я скажу, что вы домогались меня, изверги, насиловали бедного, несчастного, прелестного мальчика, а я того не хотел! Хотя, – я вдруг призадумался, – о, пожалуйста, возьмите меня!!! Я на все согласен, только отца и сестру не зовите! А-а-а, я вас прошу-у-у!!! Хотите, ублажу? – я молящим взглядом уставился на того, кто тащил меня. Вот только он и ухом не повел! Наверняка, импотент, я таких издалека вижу, сволочь! – Бля, Михалыч, он, видимо, сумасшедший, – обратился один из полицейских к своему напарнику. – Кидай его в крайнюю камеру к его сородичам. Понарожали всяких, тьфу! Одни идиоты пошли, мать их. – Я не идиот! – гневно возмутился я. – Я кошка! Видите, хвост есть и ушки! Хотите, промурлычу? Мяу, мяу, мяу-у, мя-а-а-у-у-о! Могу и песенку спеть! Хотите «В лесу родилась елочка»? Мяу-мяу-мяу-мяу-мяу-мяу-мяу-мяу, мяу-мяу-мяу-мяу-мяу-мяу! Гав-гав-гав-гав-гав-гав-гав-гав, гав-гав-гав-гав-гав-гав! Вам нравится? Мой бывший препод по пению сказал, что я гениален и что больше обучение у него мне не требуется. Правда, классно? – Бля, Михалыч, больше у аниме-фестов не дежурим. Я уволюсь, если мне снова попадется такой, – Михалыч быстро закивал, словно игрушечная собачка, которая постоянно мотает головой, будто в нервном тике, в машине во время поездок. – Ах вы, нетолерантные дискриминанты! – запнулся я. Дискриминанты? Бэ квадрат минус а цэ, что ли? Может, дискриминатор? Или дискримионалист? Дискримианал? Короче, неважно! – Как вы смеете плохо относиться к субкультурам! Между прочим, у нас в России свобода слова, и по конституции РФ, принятой 12 декабря 1993 года… Мы наконец дошли до камеры, и меня, кричащего и орущего гимн Российской Федерации во славу медведей, впихнули в камеру пинком, обозначающим «летел бы ты в далекие далека» и «пошел нахуй». Я им еще долго кричал насчет того, что стоило бы им пересмотреть собственные взгляды на мир, что основа счастья – это в первую очень любовь и взаимопонимание между людьми, и еще им не повредит скинуть пару кило и записаться на липосакцию. – Долбоебы! – кинул им я напоследок и развернулся. На меня, словно на свихнувшегося чувака, прилетевшего с Марса с зеленой кожей и антенной на голове, смотрело трое человек. – Здрасьте, – смущенно сказал я и сел. Чувствовал я себя ужасно, меня до сих пор прожигали три странных, довольно-таки жутких взгляда. Особенно жутким казался один из них, мне постоянно казалось, что он разглядывает мои дебильные розовые ушки с рюшечками и того же цвета хвост. Не стоило мне ходить на тот аниме-фест. Он проводился как раз ночью и длился до самого утра. Не стоило мне пить и смешивать ром и бренди с колой, спрайтом и фантой, а потом заливать все чистой русской водочкой. Ей богу, не стоило. Вдоволь и навсегда напившись, пошатываясь, словно развевающий хуй на ветру, я залез на барную стойку и начал орать о прелестях однополой любви. Что поделать, кровь у меня голубая, мозги того же цвета, а душа… Про душу промолчу, в ней в данный момент отплясывали голубые тараканы. Затем я орал о том, что мазохизм это классно, что плети, фаллоимитаторы, особенно вибрирующие, страпоны должны быть у каждого человека в семье и что в школе пора ввести такой предмет как яоелогия. Затем я начал перечислять пользу охлаждающей смазки со вкусом мультифруктов и индонезийских презервативов с выгравированным на них Хеллоу Китти. И зачем потом я начал рекламировать один медицинский холдинг, который занимался сменой полов и увеличением члена в длину и толщину?! Ума не приложу!!! Поняв, что на свете отстойней меня может быть только отстой, я сполз по стене на пол. – Эй, пацан, тебе хорошо? – услышал я голос одного из мужчин. – А? – произнес я, голосом умирающего огурца. – Все окай, просто до меня наконец дошло, что я ничтожество и дно общества. Другой паренек засмеялся. – Не волнуйся, ты здесь не один такой, – доброжелательно сказал он. – За себя говори, – прорычал другой. – Ну-ну, не злись, милый. – Вы парочка, что ли? – от изумления спросил я, привставая на локтях. – Ага, – улыбнулся мне миловидный блондин, гладя своего парня по голове. Ух ты, круто! Ну хоть не зря сюда попал! – Как тебя зовут? – снова обратился он ко мне. – Куре, – буркнул я. – А вас как? Блондинчик указал на себя: – Я Берк, а моего парня зовут Лайсан, – Берк указал на другого парня, который до сих пор не сказал ни слова, – а это наш друг, Эйс. Прости, он немногословен. Он не любит, когда его трогают по пустому месту. Мне показалось, что Эйс недобро взглянул на Берка. Блондинчик был ужасно красив в отличие от меня, нищеброда с ушами, хвостом и лапами вместо одежды. На мне был всего лишь короткий топ и шорты, больше смахивающие на пояс, и до неприличия длинные ботфорты на каблуках. Со стороны можно было показаться, что я девочка и продажная шлюха, но первое было за сто световых лет далеко от истины, а второе… Второе тоже неправда. И вообще, нарядился в этот костюм я не по собственному желанию. Мы с другом поспорили на желание, что я смогу охомутать нашего нового препода по алгебре. Друг сказал, что мне в жизни это не удастся, и я, весь возмущенный, заявил, что мужики передо мною штабелями падают, ножки мне целуют! Короче, просрал я. Просрал. Оказывается, наш препод вовсе не препод, а преподавательница! Мало того, что он… нет, она!.. нет, все-таки оно!.. трансвестит, так еще и операцию по смене органов сделать не успело, только на очереди. Да еще и у этого полумужика-полуженщины заросли подмышками, усы и борода, сисек нет и отростка внизу тоже нет, так у него еще и жена… нет, ну только представьте, ЖЕНА есть!!! Да я весь позеленел, когда узнал, чуть в анабиоз не впал, даже поседел на один волосок! Бежал из класса быстрее света, успел доказать, что Эйнштейн не прав, абсолютного максимума скорости не существует. По пути чуть не обосрался от шока, слава богу срать было уже нечем… но этот момент опустим. Короче, по сравнению с Берком выглядел я оборванцем из Папуа-Новой Гвинеи. Тот был совсем другим: хрупким, хоть по комплекции он был больше меня, выше, сильней, стопудняк умней. Одно я такое чучело на свете. Берк был очень опрятный, ни одного грязного пятнышка на светлой одежде, ровные ногти, не всклокоченные волосы в отличие от меня. Идеал просто. Сам Аполлон Бельведерский и архангел Михаил нервно курят в сторонке. – За что посадили? – вдруг спросил Берк у меня. – Да так… я просто спьяну танцевал стриптиз на барной стойке, орал о том, что хочу, чтобы меня хорошенько отшлепали… ну и дальше в таком духе… – стыдно мне не было совсем. Уже с тринадцати лет я хулиганил, бил стекла, отбирал у детишек леденцы, спаривал огурец с баклажаном, отрывал кукле Барби голову и нашпиливал ее на Кена, разводил богатеньких шишек на деньги. Что я только не делал!.. Особенно мне нравилось, когда меня шлепали по попе, кусали или грубо целовали. Вкратце, плохим мальчиком я вырос, плохим. Кто-нить отшлепает? – Только не говори, что ты мазохист? – в шутку произнес Берк, все еще обнимая Лайсана. Я заметил, что рука блондинчика сейчас лежала на его ширинке и поглаживала еле заметную выпуклость. – Ну да, – ляпнул я. Отчасти так оно и было. Я заметил какой-то дикий огонек, пролетевший в глазах Берка, а Эйс, до сих пор молчавший, несильно кашлянул. Надеюсь, мне все это показалось. – А сколько тебе лет? – вкрадчиво спросил Берк. – Семнадцать. Через два месяца будет восемнадцать, – равнодушно сказал я. На этот раз дернулся Лайсан, я заметил гневный взгляд, которым одарил его Берк. Господи, святые мощи протопопа Аваакума, куда я попал? Мы все просидели в гробовой тишине еще минуты четыре, изредка я слышал глубокие вдохи Лайсана, Берк все еще орудовал у того между ног. Пока я думал о том, когда меня выпустят и я наконец побегу домой убивать своего друга-идиота, за окном кто-то мяукнул. Так как наша камера была самая крайняя, здесь было маленькое окошко, полностью закрытое железными прутьями, толщиной в целую докторскую сосиску. Вообще, помещение не было таким уж просторным, четыре койки, две на втором ярусе, две на первом, небольшая табуретка, на котором в углу сидел Эйс, раковина и туалет рядом с входом. Рай для преступников, ничего не скажешь. Кошка еще раз протяжно мяукнула, и Эйс встал со своего места и подошел к окну. Неужели его так заинтересовала эта кошка? Странно, сидел себе здесь тихо, не двигался, а тут ищет взглядом это блохастое животное. Ну и ладно его, меня это вообще не касалось. А если между прочим, то фигурка у Эйса ниче так, от одного вида мускулистого торса слюнки текут. Вот бы у меня такой же был. Ага, конечно. Мечтать не вредно. Вредно не мечтать. – Сейчас бы котенка… – произнес вдруг Эйс. Так, одну минуту. Ровно одну минуту. Во-первых. ЧЕГО-О-О-О? Он что – любитель шаурмы с кошатиной? Фу, мерзость какая! Во-вторых. ЧТО-О-О? Оказывается, он говорить умеет? А я-то думал, что немой. Вот чудеса бывают! Неужели к нам еще Иисус Христос сойдет во время второго пришествия?! – Ага, – вдруг тихо произносит Лайсан. Еще одно чудо говорить умеет! – Маленького… Что, что? Да Гринписа на них всех нет! Один любит кошатину, а этот вообще… котятину! Бедные маленькие, нежные, милые котята! Внезапно у меня появилось сильно желание сгонять в церковь и принять православие, вместе с ним и католичество, протестантизм на всякий случай, поверить в Будду и выучить Коран. Господи! Еже на небеси ты!.. Блин, а дальше-то я не знаю! Берк оторвался от плеча Лайсана и хищно заглянул тому в глаза, словно соблазняя и заволакивая в свою сеть. – А лучше мертвого… – Берк выдохнул эти слова прямо в губы Лайсана и затянул того в глубокий поцелуй. Постыдились бы! Фу! До меня постепенно начал доходить смысл слов Берка. Да разрази меня Авадой Кедаврой через Круциатус, маринованном в Империо! Так эти изверги любят жрать кота вживую!!! Куда я попал?!! Хочу обратно к маме!!! Спасите!!! Мне рано умирать!!! Берк начал раздевать Лайсана, расстегивать ему пуговицы на черной рубашке, оголять ему плечи, целовать в шею, заставляя того томно стонать и откидывать голову назад. – Э, люди вы чего? – я встал со своего места, в ужасе пятясь куда подальше. Они совсем сошли с ума? Здесь же еще мы с Эйсом! Ау, гараж! Было такое ощущение, что у этих двоих гараж снесло и причем уже давно, с самого рождения. Они уже вовсю целовались, а белая рубашка Берта уже валялась на полу, оголяя его белую, молочную кожу, похожую на кожу новорожденного малыша. Моя спина наткнулась на что-то теплое, больше и твердое. Ой-ёй. За секунду оборачиваюсь и чувствую на себе пристальный взгляд Эйса. Матушки! Он ж меня сожрет сейчас! Вдруг я понял, что на мне костюм розового кота. Процессор мозга начал медленно активироваться. Итак: Куре(то есть я) плюс уши, плюс, хвост, плюс дибильные лапы равно человекокот. Продифференцировав это и найдя дискриминанты, попутно доказав теорию относительности Эйнштейна и используя стручковую фасоль, доказав теорему Ферма, получается… что меня сейчас съедят!!! Минутку. Мой процессор и матплата заработали еще быстрее, в то время как видеокарта оценивала мышцы и достоиство достоинства Эйса. Если меня захотят съесть, значит, будет больно, плохо, ужасно, отвратительно, а так как минус на минус дает плюс, то есть вкупе мне будет хорошо. Недолго думая, прижимаюсь к Эйсу, обнимая его за талию. Кажется парень чуток охуел, но это мало важно. На бэкграунде уже слышатся откровенные стоны Берка и Лайсана, и это не может не возбуждать. Я приблизился к уху Эйса, тот от шока завис, как «винда виста» (не зря же ее так назвали! «виста» значит виснет). Я легонько дотронулся губами до его ушей, и он поспешно схватил меня за плечи, пытаясь оторвать от себя, но поздно. Тихое «му-у-ур» все же донеслось до его ушей, и парень мгновенно застыл, словно статуя. – Му-у-ур, – повторил я еще раз, разглядывая Эйса. Те же темные волосы, как у меня, те же карие глаза, вот только комплекцией я не вышел, даже куль с мешком будет сильнее, чем я, ибо нехрен столько пить, долбоеб! Я снова обнял Эйла, мурлыча ему на ушко. Тот вышел из оцепенения и нетвердо меня обнял в ответ. Не думал, что он такой стеснительный. Все всегда, сука, приходится брать в свои руки! Я накрыл его губы своими, кончик моего языка прошелся по ним, затем я снова мурлыкнул. – Ты уверен? – наконец я слышу его низкий баритон, который выдавал его с потрохами. Но нет, блять, я не уверен! Я просто так к тебе пристаю, пошутить захотел, ты не обращай внимания, я тут мимо проходил, случайно задел тебя губами, знаешь, всякое бывает! Вместо ответа я накрыл его стояк и убедился, что он все-таки есть. Парень понял это послание, и тут началось. Вот зря, вот зря я все это начал. Вот пить меньше надо, господа! В одно мгновение меня повернули раком, и лицом я почувствовал холодные прутья на окне. – Я тебя предупреждал, котенок, –я услышал дерзкий шепот над ушами. Я говорил, что он стеснительный? Так вот нихрена он не стеснительный!!! – Ножки раздвинь, – приказал он мне. А не разбежался ли? Я сжал свои ноги так, что ни один атом не пройдет. – Ах вот как. Ну, значит, если не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Ты же у нас мазохист… Котенок, тебе понравится. Вот честное слово, в этом я не был так уж и уверен. Уже не был. Я почувствовал, как он коленом пытается раздвинуть мне ноги. И черт! У него получилось! Я стоял в очень пикантной позе, руками я хватался за прутья, а попа была оттопырена, как у проститутки. Эйс негромко присвистнул в знак одобрения. Затем он прикоснулся к моему анусу начал тереть мою промежность. Бля, я застонал. Эйл пальцем надавливал на мой анус пальцами сквозь тонкие черные шорты, в то время как он сам покрывал поцелуями мою шею. Было ужасно приятно. Через секунду мои шорты уже валялись на полу, а ботфорты были скинуты. Руки Эйса накрыли мою задницу и грубо ее мяли. Боже, как хорошо! Вдруг громкий звук раздался в комнате, и я тут же почувствовал жжение в области попы и громко, как последняя шлюха, простонал. Эйс шлепнул меня по заднице. – О-о, так ты у нас действительно любишь пожестче, – насмешливо, но так же вкрадчиво произнес Эйс. – А-а-а! – почти заорал я, когда его рука опустилась на мой зад во второй раз. Стопудняк кожа там покраснела, но мне было наплевать. Мне хотелось еще. Но вместо третьего удара, которого я ожидал, Эйс, наоборот стал гладить то место, которое ударил. Кнут и пряник. Все с ним ясно. Эйс опустился на колени. Что он задумал? Ответ мне дали прямо через мгновение, когда я почувствовал теплый влажный язык прямо у моего ануса. Эйс осторожно лизнул его, и я чуть не кончил. – Не смей. Рано, – приказным тоном сказал Эйс. От ануса Эйс пошел выше, оставляя мокрые следы на моей спине. Пальцы прикоснулись к моей дырочке, массируя ее и водя ей по кругу. – Не томи, – выдохнул я, и один палец резко вошел в мой проход. От удивления я отпустил прутья и чуть не упал на пол, если бы не Эйс. Он вынул из меня палец и отнес на койку. Бросив взгляд в сторону, я увидел, как Лайсан вколачивается в Берта, оба уже были без одежды, и я отметил, что Берт ужасно похож на подростка-девятиклассника. – Не смотри на них, – Эйс напомнил мне про его существование. В тот момент он стягивал с себя футболку, обнажая свой великолепный торс. А-а-а!.. Кубики пресса, от ух божественного вида у меня чуть не случился инфаркт. Опять резкая вспышка боли: в меняя рывком ввели сразу три пальца. Ну не офигел ли он! – Еще, – прошептал я. Предательский рот, меня он больше не слушался, впрочем, как и все тело. Эйс нагнулся надо мной, лежащим на койке, и начал лизать и обсасывать мои соски. Одной рукой я нащупал его эрегированный член и со всей силой сжал его. – Ах! – Эйс оторвался от меня, ему было хорошо, очень хорошо. Я это видел. – Я тебя предупреждал, – снова повторил он. Мне резко раздвинули ноги, одну нога оказалась на плече Эйса, другая лежала на его бедре. – Надеюсь, твоя попка хорошо натренирована, потому что сейчас будет больно, – Эйс жадно и насмешливо посмотрел на меня. – Начинай уже! – одернул я его. Головка его члена надавила на сфинктер, и он стал медленно входить, раздвигая стенки ануса. – А-а! – простонал я. – Быстрее! Ждать Эйс себя не заставил, он мгновенно увеличил темп, и я, прогибая спину и запрокидывая голову назад, двинулся навстречу его большому члену. В камере стало невыносимо жарко. На соседней койке Берт уже кончил и просто лежал весь потный, подмахивая Лайсану. Вдруг Эйс схватил меня за волосы и притянул к себе, целуя в губы. – Смотреть только на меня. От его голоса по моему телу пробежали мурашки. Меня перевернули на живот в позу раком. – Готовься, котенок. – Я уже давно готов, тигренок, – съязвил я. Зря съязвил. Эйс сразу вошел в меня, резко, быстро, молниеносно, что я не успел расслабить задний проход. Он начал двигаться в том же темпе, насаживая меня на свой член, а другой рукой шлепая меня по заднице. В меня словно тяжелым молотком забивали гвоздь, толстый и огромный, приносящий наслаждение. Дикая боль сменилась томным чувством, разливающимся по всему телу. Я уже откровенно подмахивал Эйсу, лицом уткнувшись в подушку и опираясь на локти. Так хорошо мне не было никогда. Эйс нагнулся надо мной, не прекращая жестоко меня трахать, в отместку сильно сжал мой член, из которого уже вовсю текла смазка, и я, содрогаясь в конвульсиях, выкрикнул его имя и излился ему в ладонь. Эйс и не думал останавливаться, пальцем, на котором налипла моя сперма, он прикоснулся к моим губам, и я слизнул с нее эту белесую, тягучую субстанцию. Она была чуть солоноватая, но все же моя. Странно чувствовать себя же самого, вам так не кажется? Эйс все еще быстро двигался во мне, и когда он почувствовал что вот-вот кончит, перевернул меня на живот и излился, страстно целуя меня в губы и проталкивая туда язык, забирая мою сперму. – Куре, – прошептал он и без сил навалился на меня, крепко прижимая к своей груди. Я чувствовал себя уставшим, словно пробежал целый марафон без остановки, по лицу стекал пот, а сам я дышал тяжело. – Мур, – прошептал я, утыкаясь лицом в грудь Эйса и заснул. Спустя два года. – Нет, я тебе сказал! Нет, блядь, это я не надену! Фу, фу, брысь! Отвали от меня извращуга поганая. Эйс протягивал мне костюм кота из Сейлор Мун. Такую хуйню я не надену никогда! – Ну милый, он тебе очень подойдет, вот здесь даже колокольчик есть. Скажи «мяу», ну скажи! – Вот хуле я тебе такое скажу!!! – проорал я, ногой отталкивая от себя это отродье природы. – Ну, а на 23 февраля наденешь? – Видел?! – я показал ему неприличную комбинацию из пальцев, в переводе на русский петербургский означавший «мсье, не изволите ли вы уехать в увлекательное, полное приключений путешествие», а в переводе на русский общепринятый «пошел на хуй, мудак!» – Ну пожалуйста! – Нет, слышишь, ты, зоофил хренов, да с кем я только связался?! Спаси-и-ите!!!