Ушки

Тсунаеши сидел в гостинной, перечерчивая геометрию, чем был увлечен настолько, что шум из коридора даже не сразу услышал. Только на автомате ответил «Добро пожаловать!» и продолжил это гиблое дело, обдумывая, что давненько не было слышно Гокудеру. Честно говоря, три дня отсутствия, да еще и без предупреждения — многовато для столь преданного подрывника. Впрочем, может он ошибается? Может, Хаято нашел себе девушку и проводит время, погруженный в свою личную жизнь? Не мешать же ему тогда… Грохот раздался еще раз, так что Тсунаеши прервал цепь размышлений, лениво перегибаясь через стул, чтобы посмотреть кого опять лупит Реборн. Не пришлось даже вставать — он втащил в гостиную весьма потрепанного Гокудеру, который отчаянно царапал пол и пытался что-то сказать, но у него почему-то не получалось. Возможно, из-за кляпа. Тсунаеши бросил тетрадь, так что листья театрально разлетелись, падая на пол к подрывнику и осматривая потери. Он был весь в ссадинах, порезах, царапинах, синяках, словно его только что переехал танк.  — Боже мой, что случилось? — Савада достал аптечку, трясущимися руками стал доставать перекись, бинты, пластыри. — Это ты его так? Он, право, еще не совсем понимал в чем соль этого случая. Реборн повел плечами, что означало «Отчасти», и ушел наверх, оставив Дечимо заботится о Гокудере. Он вытащил кляп, оглядывая его лицо на наличие ссадин и, обнаружив их, стал их обрабатывать. Сначала тот что-то говорил севшим голосом, но потом под руками Джудайме успокоился и наслаждался заботой, изредка дергаясь от боли или неожиданных касаний. Словно котик, который нашел себе нового хозяина, вот, что думалось Тсуне. Хотелось потрепать его за ушком, но он продолжил обрабатывать руку.  — Что случилось, Гокудера-кун? — он закончил, поправив тому, совсем разомлевшему, лезущие в глаза волосы, и закрывая коробочку с медикаментами.  — Я… В общем… — он начал говорить что-то невнятное. Сбивчиво, непонятно и сумбурно, так что Тсунаеши приложил палец к разбитым губам и сказал:  — В паре слов. Мне можно довериться, — и красный, совершенно нервный Хаято склонил голову… на его голове торчало два живых кошачьих ушка, которые он стыдливо прижимал. Джудайме издал звук, означающий некоторую долю удивления и умиления, так что не удержался и потянулся почесать за ушком, но вовремя опомнился. — Ох, прости. Встать сможешь? Тот хрипло промямлил «Да», так что Тсунаеши положил его на диван, прикрыв его, искалеченного, пледом и начал:  — Это не так уж и плохо. Твои новые… ушки… очень… м-милые, — он смутился. — Эм, но что с твоими руками?  — Я подрался, — лаконично ответил Гокудера, который, кажется, не находил себе места от стыда. — А… это — это заслуга чертового Верде, который нашел во мне подопытного кролика.  — Котика, — поправил задумавшийся Джужайме, так что Хаято почти вскочил, чтобы броситься извиняться, но он положил ему руку на грудь, быстро выпалив:  — Меня все устраивает. Наличие у тебя умилительных ушек не делает тебя кем-то другим, так ведь? Хаято тяжело вздохнул, словно был не в силах сказать «Да» вслух. Тсунаеши любопытно оглядел его: новенькие ушки цветом, как и его серебристые волосы все еще были прижаты и изредко дергались на громкие звуки откуда-то с кухни. Это было крайне умилительно, так что Савада старательно держал себя в руках лишь бы не добить подрывника морально.  — Тебе стоило бы поспать, Гокудера-кун, — заметил он, так что парень, который был явно погружен в свои мысли испуганно дрогнул. — Не мучай себя, ты ни в чем не виноват.  — Как же, — донеслось сверху саркастично и по-реборновски не вовремя. — Не устраивай ему психотерапию. В дополнительной паре ушей нет ничего страшного.  — Помолчи, пожалуйста, — Савада потрепал Гокудеру по живой части руки, улыбнулся и вышел из гостиной, прикрыв за собой дверь. Хаято прикрыл глаза, стараясь уснуть. Проснулся он от ссоры.  — Это твой Хранитель, у него какая-то болезнь в крови и, мой бог, он не будет жить в нашем доме. У Бьянки аллергия на кошек, — Реборн отхлебнул кофе из чашки. — не выкинешь же ты бедного котеночка на улицу?  — Я не собирался его бросать, но… будет ли это удобно? Да и я думал, что будет проще…  — С кошачьими ушами и хвостом бегать по Намимори не удобно, знаешь ли.  — Эй, ты манипулируешь, — кто-то стукнул кулаком по столу. — Но я согласен побыть с Гокудерой в его доме. Обладатель ушек встал, покачиваясь, неловко открыл дверь, увидел мимолетное озабоченное лицо Тсунаеши, который побежал наверх, видимо, собирать вещи. Он хотел промямлить что-то про то, что не стоит, но…  — Подслушивал, — колко заметил Реборн. — Чтоб ты знал — это некрасиво. Дечимо спустился, перемолвился парой слов о том, что Реборн скажет маме, взял Хаято под ручку и, вызывав такси, отправился, таким образом, к его до дому. Снимаемая квартира пребывала в некотором забытьи. Не было грязно, только пыльно и не очень-то обставленно. Благо, хоть кровать была относительно шире, чем диван в его гостиной.  — У тебя… мило, — отметил Тсунеаши снимая кеды. — Я осмотрюсь, хорошо?  — Да, Джудайме, — устало ответил Гокудера. Чувствовал он себя не ахти. После недолгой беготни Тсунаеши осознал, что к чему (что все весьма аскетично) и решил, что с делами стоит разобираться завтра, а сегодня пора бы и спать. Только вот кровать была одна. Пришлось лечь вместе. Тсунаеши неловко вжался в стену и закрыл глаза. Хаято уснул быстро — действовала усталость, а он еще долго лежал с закрытыми глазами. И, видимо, не зря, потому что уснувший хранитель немного потерял контроль и… притянул его в объятья. Отчаянно краснеющий Савада, который совсем не знал, что делать и куда деть руки, чтобы это было не так… смущающе, неловко обнял свой темпераментный, а ныне и весьма любвеобильный Ураган. И тот заурчал, так что смущенный вонголенок решил, что у никогда не было кошки и начал машинально гладить Хаято. Машинально. Когда Гокудера проснулся, то он был готов умереть прямо на месте. Он думал, что список его грехов закончился на непрезентабельном виде, но, стискиваемый им в объятьях, сопящий Джудайме говорил об обратном. Разве что его руки, лежащие поверх рук Хаято чуточку уменьшали хаотичный бег самобичеванния, но теперь… он не мог убрать рук! Так что когда он неловко дернулся, то Савада проснулся и не сразу даже осознал где он и еще пару секунду изумленно моргал.  — П-простите, Джужайме, — промямлил не менее сонный ураганник, но… Тсунаеши лишь отмахнулся, натягивая одеяло вместе с Гокудерой еще больше на себя. — Я… Что Вы делаете? Тсунаеши привстал на локте, глядя котику-хранителю прямо в глаза и ткнул пальцем на часы. Он не сразу заметил, что Хаято заметно смутился, так что сидел красный, как рак.  — Семь утра, мне хотелось бы поспать, — неловко промямлил он, изумленно глядя на странно побуревшего подрывника. — Но ты можешь идти, если хочешь. Гокудера выскочил из-под одеяла и улетел в ванную. Тсунаеши было невдомек, что проблема была не только в том, что Хаято смутился. Хлопнула дверь ванной. Красный Ураган прикрыл рот рукой, проклиная свою темпераментную сущность. Возбуждение волной прокатывалось по телу и пульсировало на уровне паха. Черт возьми, если бы он мог коснуться Джудайме, пригладить его растрепанные волосы, прокатиться пальцами по груди и, может быть, услышать разгоряченный стон, то… Твою мать, да что он о себе возомнил? Босс никогда не… не простит ему подобного. На кухне сидел абсолютно заспанный Савада, натянувший на себя явно гокудерину рубашку. Не то перепутал, не то чувствовал себя в ней комфортно.  — Гокудера-кун, — позвал он, когда Хаято хлопнул дверью ванной. — У нас свободный день… и… — Он ужасно смутился. — И… Если тебя не затруднит…  — Да, Джудайме? — в горле у Хаято почему-то пересохло, так что он достал битую чашку и налил туда воды из чайника.  — В общем… могу ли я погладить тебя? — выпалил тот наконец, неловко поглядывая на подрывника снизу вверх. — Не в обиду тебе, просто ты… очень мило смотришься. Гокудера от таких слов даже обомлел и подавился водой. Он не был против. Просто… это было весьма нереально. Тсунаеши испуганно дернулся к нему, отчаянно извиняясь по дороге, обещая не трогать его, что-то отчаянно лопоча. Но Хаято лишь покачал головой и прохрипел, что это просто было весьма неожиданно, и он согласен. Уходя в гостиную, где он сел на пол, а Тсунаеши на диван, он лишь тяжело вздохнул, что причиной касания послужил не он сам, а эти треклятые уши. Впрочем, мысли быстро ушли, пока Дечимо ласково гладил Хаято по голове, увлеченно и усиленно, словно он раньше никогда не гладил кошек. А может так и было? Хаято не выдержал и замурчал, так что сначала Джудайме испуганно остановился, а потом тихо рассмеялся и продолжил тискотерапию. Как-то сама по себе потянулась рука Гокудеры куда-то наверх, чтобы Тсунаеши, который ужасно увлекся принесением удовольствия, скользнул по запястью и локтевому сгибу, потом вниз к шее, где погладил ключицы, плечи и когда Хаято застонал, то он испуганно опомнился. Гокудера тоже прижал кулак ко рту, испуганно глядя на Босса.  — П-прости, тебе стоило… ос-остановить меня, — Тсуна отвел глаза к окну, краснея.  — Джудайме, — хрипло произнес Хаято. — Я… прошу прощения за дерзость… но… вы не могли бы… коснуться меня. Потом он вскочил, сам испугавшись своих слов и был готов почти расплакаться, но его схватила за руку кареглазая неизбежность, красная, как небо на заре и… кивнула. Неловкость этой паузы можно было резать ножом, так что Тсунаеши посадил Хаято на диван, неловко опускаясь на колени. Гокудера до сих пор думал, что это наркотический бред, что он накурился в притоне, что он видит сон, когда Тсунаеши неловко коснулся его члена, высвобождая его от тяготы трусов. Хаято уже было готов был все прекратить, но первое же движение руки Дечимо остудило его пыл, точнее он замер, ощущая приятную истому внизу живота, закусив палец. Тсунаеши, ужасно смущенный, смотрящий в пол, очень старался, так что Хаято не мог удежать стонов. Он выгнулся, прикрывая рот рукой и вся сперма выплеснулась в руку Тсунаеши. Хаято лежал на кровати тяжело дыша, напрягая хвост, который теперь было отчетливо видно.  — Ох, прости, что я так распустил себя, — Тсунаеши вытер руку салфеткой. Хаято готов был кричать, молить богов, чтобы он не уходил сейчас, не бросал его, и Савада случайно поймал этот полный мольбы взгляд. — Ты… все еще хочешь… чтобы я остался? Хаято, который едва ли понимал, что делает протянул руки к Саваде, чтобы тот обнял его. И Тсуна прилег к нему, слушая как быстро стучит сердце его подрывника.  — Я люблю вас, Джудайме. Простите меня.  — Но за что ты извиняешься? — спросил тот, все еще немного смущенный. — Это я тут до тебя до… кхм. И… я тоже тебя люблю.