На огне

Крыс лениво подложил руку под голову и безразлично уставился в потолок. Даже в кромешной темноте на нем были видны черные трещины, похожие на голые ветви, эскизом возлегшие на пыльную побелку. В мыслях была странная ясность, и совершенно не хотелось спать. Сжав пальцы на ногах, Незуми с неудовольствием отметил, что замерз. Натянув одеяло и спрятав под ним обе руки, он глубоко и тихо вздохнул. Слева ощутимо тянуло теплом, нагоняемым чужим дыханием. Шион спал рядом. Повернув к нему голову, Крыс задумчиво стал вылавливать из темноты чужой образ. Снег волос выделялся даже на светлой наволочке, и расслабленное лицо можно было разглядеть без труда. Странно было ощущать на себе его дыхание, и Незуми, в обычной ситуации ухитрившийся бы избежать прямого контакта, опустился ниже на подушке, подстраиваясь ближе. Шион не был похож на девочку. Черты его лица мягкие, плавные, ресницы длинные, но угловатые скулы, тонкие губы и манера хмуриться открывали еще спящую мужественность. Просто у них сейчас был тот возраст, когда юношеский потенциал только устанавливал себя в своей сути, постепенно и последовательно. Шион выглядел немногим нежнее других. Наверное, уникальный цвет его волос и проклятый аксессуар сыграли здесь свою особую роль. Крыс вынул согревшуюся руку из-под одеяла и, не мешкая, запустил её в чужие волосы. Приподняв легкую челку, он большим пальцем медленно провел по оголившемуся лбу. Горячий. — Крыс?.. – голос тихий и хриплый, еще не успевший восстановиться после сна. – Ты чего не спишь? Незуми всмотрелся в лицо напротив и, неспешно убрав руку, поймал на себе уставший и сонный взгляд. Шион молчал — наверняка он не понимал причину, по которой Крыс его разбудил среди ночи, и отчаянно старался не закрывать глаза. Крыс, едва заметно качнув головой, ответил: — Ничего. Спи. Мальчик шумно вздохнул и, непроизвольно расшатывая скрипящую кровать, отвернулся к стенке, укрываясь тонким одеялом. От его движений нагретый воздух рассредоточился, и прохлада почувствовалась острее. Крыс молча прикрыл глаза и стал вслушиваться в тишину. Усталость обозначалась ломотой в плечах и коленях, запах сонливости витал где-то рядом, но не было той охоты спать. Можно было бы подняться, скинуть с себя одеяло и, поставив голые ступни на холодный пол, привычно нащупать затертые тапки и выйти в коридор, окунаясь в прохладу и сырость. Можно было бы растянуться на кровати, осваивая прохладные участки простыни, и в голос выдохнуть, как будто стряхивая с себя дневную пыль и мнимую бодрость. Вариантов было много, как уже ранее используемых, так и на скорую мысль сымпровизированных. Но Крыс продолжал оставаться на месте, почти телесно ощущая присутствие другого человека. Шион шумно выдохнул через нос и потянул одеяло ближе к себе. Незуми приоткрыл глаза и уставил свой рассредоточенный взгляд на светлый затылок. Живые люди теплые, верно? Теплые, дышащие, чувствующие, ощущающие. Живые люди пропитаны каким-то особым смыслом, но программа во всех заложена одна и та же. И если неожиданно прикоснуться к чужому телу, это вызовет странный взгляд, возглас, а может и протест, сопровождаемый ответным толчком. А что сделаешь ты, Шион? Спящий и открытый, ты доверчиво подставил спину, ослабив свою защиту. Так не живут – так умирают. Незуми, под одеялом положив руку на чужое бедро, проскользнул к животу, пальцами поддевая рубашку и забираясь под нее. Кожа под тонкой тканью горячая, мягкая, с редкими волосками ниже. Шион снова шумно вздохнул через нос и, в который раз качнув матрас кровати, улегся на спину. Не проснулся. Крыс на некоторое время замер, оставив руку на его животе. Ладонь обжигало жаром чужой кожи, и через прикосновение, словно через проводник, в тело Незуми поступали согревающие волны. Своеобразный способ добывания тепла нагонял сонливость, но Крыс пододвинулся ближе, пальцами переместившись на бок, несильно сжимая его. Шион повернул к нему голову, и его глаза сонно приоткрылись. Незуми, пройдясь рукой по огню чужого тела вверх, нащупал мягкий сосок и, положив всю ладонь на мальчишечью грудь, большим пальцем стал медленно выводить на нем круги. Некоторое время мальчик лежал смирно и отстраненно смотрел актеру в лицо, но, когда сознание прояснилось, и он, наконец, ощутил приятное покалывание снизу, то через ткань рубашки резко вцепился в лежавшую на груди руку. Незуми остановился, подушечкой пальца ощущая эрегированный сосок. Шион же молчал и старался понять происходящее. Со сна и не сразу сообразишь… Температура чужого тела заводила. Крыс, не дождавшись никакой реакции на протяжении нескольких долгих секунд, с нажимом провел по боку вниз, остановившись на поджавшемся животе. Он мягко погладил участок вокруг пупка и тут же приподнялся с подушки. В темноте он губами нашел чужие губы и замер, ощущая горячее дыхание Шиона на своем лице так близко. — Тебе во сколько вставать? – шепотом спросил он, и из-за тесного контакта слова отдались обжигающим дыханием. Но Шион молчал. Прикрыв глаза, он осторожно и медленно приподнял голову вверх, приникая к лицу Крыса вплотную. Незуми, словно пробуя на вкус, лизнул сомкнутые губы, и, повторив такое касание еще пару раз, языком надавил на них, проникая в рот. И быстро отстранился. Горячо. Шион приоткрыл глаза, и актер вновь припал к раскрытым губам, кончиком языка очерчивая дугу по верхней — от уголка до уголка. Медленно, тягуче медленно и жарко. Горячо… Незуми провел ладонью вверх по обжигающему телу и, остановившись на груди, приник к мокрым губам вплотную. Шион, сонный и разморенный, высунул свой язык, и Крыс непрерывно стал трогать его своим, не замечая, как бедра самовольно вжимаются в матрас, а большой палец выводит по твердому соску незамысловатые линии. Пряди его волос, выпущенные у лица, щекотали мальчишечьи щеки, спутывались с седыми. Под его руками был Шион – жаркий, трепещущий, но еще сохранявший на себе тонкую бахрому сонливости. Крыс не задумывался о том, что случится с ними утром, когда их глаза встретятся. Ему было всё равно, что будет чувствовать Шион, когда объяснения сведутся к банальному пожиманию плечами. Его не волновало то, что его член, налившийся кровью, больно вжимался в ткань белья. Ему было неважно, какие выводы последуют после. Для него существовали только влага на его лице, жар дыхания и вкус чужого прикосновения. А потом он голодно прижался к мокрому рту, протолкнул свой язык в его глубь. Пальцы мальчишки вплелись ему в волосы, и он приподнялся, с жадностью отвечая на порыв, кусаясь, отрывисто дыша, жмурясь, водя головой, прижимаясь ближе, яростнее, скорее. Он притиснул мальчишку к кровати, иссушая, забирая весь воздух и, казалось бы, силы. Раскаленный поцелуй с приторным вкусом друг друга. Вязкий. Глубокий. Мокрый. А потом чужие губы вдруг стали мягче, нежнее, и вкладывать в касания другой смысл стало интереснее. Задержаться, прижавшись носами, пощекотать друг друга языком, потереться губами и снова проникнуть в чужой рот — медленно, липко, томно. Шион отстранился первым. Он отодвинул Крыса от себя, положив ладони ему на грудь, и отвернул голову к стене. Незуми не сразу лег на свое место. Он смотрел на светлые волосы и молча приходил в себя. Сказать, что он был не удивлен, нельзя. Просто далеко, в глубинах его собственного космоса, присутствовала такая толика неутоленного желания, которая боялась просачиваться в свет. А теперь стало как-то спокойнее… Когда его голову встретила уже успевшая остыть подушка, он ощутил, что глаза налились усталостью, а тело постепенно отпускало напряжение. Крыс глянул на спину своего соседа и, расшатав кровать, отвернулся. Утомленность, накопившаяся за весь день, подала тихие сигналы своего существования, и его неудержимо потянуло в сон. Незуми просто прикрыл глаза, отчуждаясь от реальности и чувствуя накатывающую негу. А Шион, по самый нос укрывшийся одеялом, ясным взглядом смотрел на стену перед собой. Бессонница может передаваться через... поцелуй?..