Нацарапанный полумесяц

      Мягкий снег, белым покровом утяжеляющий ветки старых деревьев особняка Уйэнов, с приятным для глаз блеском упал в сугроб. Черные кожаные сапоги, под весом которых белые снежинки теряли свой объем и с хрустом мялись, ступили на порог, давно забытый многими гостями дома.       Селина Кайл двигалась очень осторожно и по-кошачьи легко. Такое изящество было присуще только балеринам, месяцами напролет издевающимися над своим телом, ломающими его так же безжалостно и быстро, как рабочие руки ломают спичку, а современное общество ломает стереотипы. Такая грациозность была характерна только истинным леди, в венах которых текла если не королевская кровь, то хотя бы голубая. Хотя, кто знает? Может быть Селина тоже королева. В каком-то… десятом поколении.       Вход в особняк через кухню всегда не нравился мисс Кайл. Эту комнату можно было считать второй спальней Альфреда, в которой верный дворецкий уже успел провести четверть своей сознательной жизни. Девушка недолюбливала педантичного и ворчливого англичанина, поэтому старалась держать дистанцию. Однако сейчас она знала, что Альфред больше не жил с Брюсом, и сие известие открывало для нее много новых возможностей.       Посмотрев еще раз в окно, перед этим тщательно протертое холодными ладонями, Кайл убедилась, что кухня пуста. Осторожно надавив на дверную ручку, она с удивлением обнаружила, что дверь оказалась незапертой. Юная воровка немного растерялась, вошла внутрь, преждевременно отряхнув ноги от снега, и, стараясь как можно осторожнее наступать на старый деревянный пол, со крипом закрыла дверь. Затем она расстегнула куртку, – в доме было ненамного теплее, но Селине отчего-то стало жарко, – и неуклюже уселась на край стула.       Брюс пришел через семь или восемь минут. Домашний, чересчур сонный, он завязывал халат, когда его взору предстала Селина. Лицо парня в момент осветилось удивлением, но через совсем ничего вновь приняло уставший вид. Неровной походкой Уэйн поплелся к чайнику, чтобы поставить его на огонь. — Мне нужна твоя помощь, – пролепетала Селина, сверля его спину взглядом. Юноша потеряно смотрел в пол. В его руках было полотенце, которое изначально предназначалось для того, чтобы безболезненно схватиться за горячую ручку чайника. Он его использовал как антистресс – мял, словно скульптурный пластилин, оставляя на хлопковой ткани бессчетное количество складок. — И это действительно единственная причина, по которой ты пришла? – спросил Брюс, разворачиваясь к ней лицом. Тот пристальный взгляд, которого с таким трудом избегала Селина, сейчас лазером прожигал все её тело. — Я-я, – девушка замолкла, виновато зажавшись в угол, образованный сервантом и плитой. Существовало так много всего, ради чего ей было приходить в этот самый дом. Но сейчас она и правда находилась здесь только ради его помощи. — У меня большие неприятности, Брюс, – жаловалась она, опираясь локтями на стол. – Мне не к кому больше идти. Прости, что пришла так, ладно? Прости меня.       Сказав это, Селина в смятении сомкнула веки и сжала руки в кулаки – говорить подобное давалось ей чрезвычайно сложно.       Брюс оторопел. Слышать откровения Селины – роскошь, которая была даже ему не по карману.       Парень подошел ближе и так же, как она оперся на столешницу. Безмолвной минуты хватило, чтобы разглядеть ее смущение, смешанное с искренним сожалением. Лицо Кайл, освещаемое разноцветными лучами, образованными солнечным светом, проходящим через украшенные мозаикой окна, в ракурсе ¾ казалось особенно красивым. Пушистые волосы обнимали поджатые плечи, а длинные ногти в форме слезы отбивали ритм, впоследствии надолго засевший в голове парня. Увлекшись, девушка нечаянно процарапала деревянное покрытие, но сделала вид, будто бы не увидела, что он заметил, и с детским озорничеством продолжила дальше шарпать дерево. Видимо воспользовалась принципом того, что если начала портить, то обязана была закончить.       Брюс хотел заглянуть ей в глаза, которые шевелясь следили за траекторией движения ногтя, но веки девушки были опущены. Поэтому всё, что видел Уэйн — были большие смоляные ресницы, ровным пластом накрывавшие нефритовые кристаллы ее глазных яблок. Такие огромные, блестящие, слегка подрагивающие ресницы. Они очаровывали, манили, притягивали все ближе и ближе, не давая возможности отказать. — Иногда, этого достаточно, – прошептал он хмуря брови и замечая криво нацарапанный на столешнице полумесяц.