Капли дождя

Дождь лил, косыми полосами пронизывая холодное серо-стальное небо. Это было предвестником скоро приближающейся поры Листопада, которая уже постепенно захватывала власть над отцветшим лесом, где жили четыре кошачьих племени. Буйность красок как-то сходила на нет, терялась в бесцветных каплях, которые, хоть и казались прозрачнее горной слезы, содержали в себе — каждая, до единой! — какую-то несовершенность и неполноценность. И пусть в одиночку эту еле заметную мутноту увидеть ещё было невозможно, то при сливании нескольких отдельных все дефекты становились явными, так, что даже подслеповатый старейшина мгновенно определил бы, что же в капельке не так. Солнце, которое беспрестанно светило вот уже много недель и пряталось за горизонтом лишь на жалкую пару часов, давая отдохнуть иссушенной и потрескавшейся на крупные куски земле, незаметно для себя самого спряталось за тучками, которые вкрадчиво и неприметно притаились на самом краю горизонта. Теперь они успели неведомым образом разрастись и заполонить собой весь бескрайний небесный свод, оставив лишь крохотный проблеск сияющей лазури, который тут же померк. Как-то потемнело, хотя вечер ещё и не думал вступать в свои права. Большинство котов в племени сморил липкий и бессмысленный сон. Многие сомкнули глаза, прикрыли ранее работающие без устали (причем, явно не охотящиеся, а болтающие и трескочущие без умолку) пасти, позевали и прикрыли веки. Тихое спокойствие накрыло лагерь; странная одурь как-то облепила душу каждого кота своими томными объятиями, и лишь фигурка дежурного ещё как-то выделялась на фоне всеобщей апатии, пока тому не надоело мокнуть под бесконечными струями, и тот не спрятался в палатку, лишь высунув морду на пару мышиных хвостиков и часто-часто моргая. Было тихо. Лишь небо все плакало и плакало, и слезы его — дождинки — с едва заметным стуком ударялись о землю, или же позванивали о лужи. Спали все, убаюканные этой нехитрой колыбельной. Спал Ежевичная Звезда, свернувшись клубком и натянув свой лысеющий полосатый хвост на нос, страж своего собственного одиночества; спал Пурди, чему-то еле заметно улыбаясь; спали Львиносвет и Пеплогривка, тесно обнявшись и даже дыша в такт друг другу; спали молодые воины, собравшись у входа стайкой и даже во сне о чем-то шушукаясь; спали беспокойные оруженосцы, пихаясь сквозь дремоту; спали котята под теплым боком королев-матерей, которые тоже сомкнули веки в забытьи. Спало все племя — не спал только один Воробей. Он просто лежал с закрытыми глазами и мимолетно пробегался по мыслям расслабленных соплеменников и не находил, к своему разочарованию, ничего интересного. И ещё одна кошка не подчинилась всеобщей сонливости. Это была Белка, и её рыжая намокшая шерсть, даже потерявшая былой блеск, все равно являлась каким-то ярким пятном на фоне остальных тусклых оттенков. Она пожаром мелькала сквозь темные силуэты деревьев, будто излучая какое-то свечение. В пасти кошка несла смехотворно маленькую мышку — все, что удалось поймать, странная погода повлияла не только на славных воителей. Вымокшая и уставшая, как будто поймала как минимум десять быстроногих кроликов, Белка пробиралась через глухую чащу, в которую её невесть каким ветром занесло. Лапы уже были измазаны липкой, противной грязью, мех некрасиво свалялся. Приходилось едва ли не ежесекундно отряхиваться, поднимая брызги, которые веером разлетались вокруг. «Да сколько можно-то уже?!» — ворчала про себя воительница, продолжая, впрочем, шлепать по склизкой слякоти, морщась каждый раз, когда касалась лужиц или вязкой земли, смешанной с дождевыми потеками. Дорога, обычно занимавшая несколько минут, почему-то казалась бесконечной. Белка удовлетворенно выдохнула, достигнув лагеря и с чувством отряхнулась, раскидав ошметки грязи, которые начали уже и подсыхать и больно вцепились в отдельные клоки огненно-рыжей шерстки. Сильно прилипшие пришлось отдирать зубами, положив мокрую и неаппетитную дичь на клочок мокрой травы. Наконец и с этим было покончено. Оттягивать было уже невозможно, и кошка, бросив последний затравленный взгляд в большую лужу под Каменным карнизом, сделала резкий и ловкий, как обычно, прыжок. Никаких осечек — умение было отточено до крайности. Шаг, смелый и решительный, сменился все более робкой поступью. Вскоре воительница буквально уткнулась носом в неприветливую серую поверхность мокрого камня. Затаив дыхание, тихо прошептала: — Ежевичная Звезда? Спокойный мяв, раздавшийся изнутри, был ответом Белке. Она не привыкла колебаться, но сейчас едва сдерживала желание оставить дичь у входа и броситься обратно в глухую чащу, где её никто никогда не найдёт, съежиться до бесконечности и остаться там навсегда. Звук шагов — неторопливых и размеренных, — был слышен, казалось, на весь лес. Кошка прижала уши к голове, но продолжила шествие. Ежевичная Звезда лежал на своей, как всегда, мягкой, сухой и чистой подстилке, приподняв взор своих янтарных глаз на вошедшую Белку, по шерсти которой ещё стекали дождинки, запутавшиеся в огненно-рыжих волосках, стекали и падали с тихим и неприметным звуком, который в тишине отдавался глуховатым гулом. Взгляд был похож на Звездоцапов — такой же уверенный и проницательный. Пугающий. Во всяком случае, именно этого взгляда Белка сейчас боялась больше всего. Быстро опустив дичь перед бывшим Ежевикой, она и сама присела, не сказав ни словечка. Предводитель кивнул, будто пытая уже изъевшую саму себя страхом и волнением кошку. — Благодарю. Он принюхался. Запах был не очень приятный, но Ежевичная Звезда не подал виду, и, чтобы сгладить возникшую между котами неловкость, протянул своей глашатае половину. Ровно половину несчастной мыши. — Ешь. — Спасибо, — прошептала она и неожиданно добавила, — Ежевика, я... Тот поднял хвост и лишь коснулся его кончиком рта замершей, как статуя, Белки. — Не нужно слов, — тем же тоном ответил он, — не нужно слов, Белочка. У кошки складывалось какое-то ощущение нереальности происходящего. «Все это сон, да? Просто сон, прекраснее которого не найдется в памяти любого кота...» Предводитель молча доел, облизнулся, показав язычок и нежно потерся щекой о шею подруги. У Белки просто оборвалось сердце. «И... все?.. Никаких объяснений, пустых слов, признаний?..» Она ответила на прикосновение, подвинув свой хвост к боку полосатого кота, а вскоре, осмелев, и по-хозяйски забросив его на позвоночник друга. «Все будет по-старому...» Вторая половинка мыши так и осталась нетронутой, а Воробей в палатке на другом конце лагеря едва заметно усмехнулся. «Как котята малые», — фыркнул он и тоже заснул, последовав примеру своих соплеменников. Те, как известно, плохого не посоветуют.