***
Никифоров учился на факультете Слизерин, но, как бы не было удивительно, он — белая и пушистая овечка с шилом в жопе. Профессор Барановская была явно не в духе и дала два дня на подготовку к экзамену по зельеварению. Те, у кого был инстинкт самосохранения, учили уроки, но он был не у всех, и Никифоров не знал чем себя занять. Сегодня был последний день, когда можно подготовиться. Даже Юра, Юри и Отабек сидели и зубрили. Учить уроки лучше всего было в библиотеке: там тихо и спокойно, а добрая библиотекарь всем желающим наливала чай. Вот и у Виктора появилась новая идея а-ля « я-всё-могу-и-сам-но-вы-со-мной-пойдёте», и такая, что любой, кто попадёт в его взгляд, уже не отвяжется. Под взгляд попал Юри. — Юри, у меня важный разговор! — твёрдо сказал Виктор, отвлекая троицу от учебников. — Вить, съебись отсюда нахуй, — не давая ответить Юри, сказал Юрий, подёргивая ушками. — Юр, тшшш… — зашипел Витя, прислоняя палец к губам. — Юри, ты меня любишь? — серьёзно спросил Виктор, смотря прямо в глаза. — К-конечно — краснея, ответил ученик. — Вот и хорошо! Значит, поддержишь, — хлопая руками и улыбаясь как психически больной сказал Витёк. — Опять он нас куда-то потащит, — прошептал Юра Беку. — Значит ты пойдёшь со мной в запретный лес, — сказал Виктор так, будто это самое обычное занятие для учеников. — Юрочка тоже пойдёт, — добавил он. — Схуяли мне туда тащиться?! — завопил Юра. — Ну, если конечно ему не слабо… — проворковал Витя самым мерзким голоском. Знал ведь, на что давить… — Ещё чего?! Я иду! — решительно заявил он. — А ты, Отабек? — спросил Витёк. — Куда я денусь-то? — хмыкнул казах. — А зачем идём? — решил поинтересоваться Юри. — Во-первых, просто прогуляться… А, во-вторых, устроить пикник, — заулыбался Виктор. — А просто в столовке поесть не пробовал? — фыркнул Юрец. — Я хочу разнообразия, — чересчур пафосно заявил Виктор, — или всё же струсил? — Хуй с тобой! Я уже сказал, что иду, — сказал Юра и ушёл переодеться в более подходящую для гуляний одежду. Остальные тоже пошли переодеваться. Через полчаса все были готовы и уже направлялись в лес.***
Все шли за Виктором, надеясь, что у него есть хоть малейшее понятие куда они движутся. Они походили кругами и всё-равно расположились на месте, которое предложил Отабек. Юри достал из корзинки Виктора пару тарелок с фруктами, бутербродами и две бутылки красного вина. В корзинке не оказалось бокалов, и их пришлось призвать из замка. Когда одна бутылка была допита, ученики немного повеселели и решили сыграть в «правду или действие». — Я кручу, — потирая ручки, протянул Витя. Он крутанул бутылку, и она указала на Юру. — Ох, пизда мне… — как-то обречённо протянул Юрий. — Юро-о-очка, ответь честно, — Юра кивнул, — ты с Отабеком уже переспал? На лице Отабека промелькнуло секундное удивление, но потом вернулась привычная кирпичная мина. А вот Юра стал похож на помидор и, чтобы этого не было так заметно, спрятался за своими волосами, но всё же чуть заметно кивнул. Следующий крутил бутылку Отабек, и она остановила свой выбор на Юри. — Первые слова, которые тебе сказал Виктор, — сказал Бек. — «Ты мой соулмейт и будешь есть со мной все пирожки в Хогвартсе», — хихикнул Юри. — А то, что я тебе сказал, ты помнишь? — спросил Юрий у своего соулмейта. — Конечно, «чё смотришь, уёбок, ушей кошачьих не видел?». Я тогда знатно прифигел… — ответил казах, а Юра опять покраснел. Теперь крутил Юрий. Бутылка явно не любила Виктора и решила указать на него. — Итак… — зловеще потирал ладони друг о друга Юрка, — Чего ты боишься больше всего? — Эм. Пожалуй, я боюсь… Уток, — пожал плечами Виктор. — Юр, ты это... не поворачивайся… — сказал Отабек, разворачивая голову Плисецкого к себе. Но Юра, конечно же, не послушал своего соулмейта, поэтому все лесные обитатели услышали: — ААААААААА, ТВОЮ ЧЁРТОВУ МАТЬ, СЪЕБАЛСЯ НАХУЙ ОТ МЕНЯ, ПИЗДЮК… — Юра прыгнул на шею Отабека, разливая остальное вино и поливая двадцатиэтажным матом паука размером с пятилетнего ребёнка. После Юра, можно сказать, приказал Отабеку поднять его и отнести в замок. А бедный паук уполз к себе в пещеру думать, откуда шестнадцатилетний парень знает столько матерных слов, что даже двухсотлетний паук пополнил свой словарный запас.