Неловкость

Когда-то это место называлось смотровой площадкой в университетском парке. Теперь же здесь остались лишь проржавевшие перила, опираться на которые без страха сорваться вниз было невозможно, и широкие толстые разбитые плиты, сейчас припорошенные толстым слоем снега. Гилберт выпустил изо рта густое облачко пара и посмотрел наверх. По небу лениво плыли длинные облака, а в просветах между ними сияло такое количество звёзд, что даже с неработающими фонарями на площадке было уютно. Хотя Гилберт не возражал бы против чуть большего количества мягкого неяркого света. Просто для того, чтобы лучше рассмотреть лицо стоящего неподалёку Оза… Увидеть на нём хотя бы тень радости и понять, что этот вечер прошёл не зря. Оз должен был улететь домой ещё вчера. Гилберт проводил его до такси, а затем смотрел на удаляющуюся машину, пока та не скрылась за поворотом. (На самом деле он продолжал вглядываться вдаль ещё с полчаса после этого, думая, что ему самому пора уже собираться, но он бы с удовольствием провёл этот новый год вместе с Озом вместо того, чтобы возвращаться в дом приёмной семьи, где его не слишком рады были видеть). Но сказать о своём желании Озу Гилберт не посмел. Потому что последние две недели Оз говорил только о своём дяде и сестре, которых давно не видел и по которым сильно соскучился. А ещё Гилберт не мог предположить, как отреагирует на предложение его сосед по комнате. Просто. Сосед. По. Комнате. Четыре слова, которые заставляли Гилберта лезть на стену уже третий семестр подряд. Они встретились в прошлом году. Оз, бывший тогда первокурсником, прибыл в общежитие ночью, а утром они столкнулись на кухне. Увидев новое лицо в блоке на шестерых, любой другой человек напрягся бы, тут же попытался выяснить, что незнакомец забыл на закрытой территории. А Гилберт… просто замер, глядя в лукавые изумрудно-зелёные глаза. Замер и пропал, а затем ляпнул: — Будешь яичницу с ветчиной? Оз, хотя в тот момент Гилберт знал его лишь как красивого юношу с удивительными золотистыми волосами и сияющими глазами, кивнул, словно ждал такого предложения, и только затем представился: — Меня зовут Оз Безариус. Похоже, мы теперь соседи по блоку. Гилберт тогда подумал, что даже если бы Оз сказал что-то вроде: «Я предвестник смерти и прибыл сообщить, что вечером тебя собьёт машина», — он точно так же бы молча, не отрывая взгляда от Оза, прошёл к холодильнику, достал яйца и ветчину, и только затем спохватился: — А я Гилберт Найтрей. Собственное имя казалось громоздким и несуразным, но Оз только кивнул и чуть улыбнулся, а Гилберт понял, что эта улыбка ещё долго будет стоять перед его глазами. Гилберт всегда считал себя чёрствым, не способным влюбиться, тем более с первого взгляда, но встреча с Озом разубедила его в этом. Жаль только, что влечение оказалось односторонним. По крайней мере, Гилберт сделал такой вывод из того, что не прошло и недели, как Оз нашёл себе девушку, а затем ещё одну и ещё, не задерживаясь ни с кем больше пары месяцев. Хорошо хоть в их блок Оз никого никогда не приводил. Нет, Гилберта бы не попросили выйти покурить — у каждого была своя комната, но от одной мысли о том, что за стенкой Озу будет хорошо с кем-либо ещё, Гилберту становилось дурно. Однако признаться в своём интересе он не мог. Сначала боялся испортить тёплое отношение к себе, а затем… Чёрт, да Гилберт просто был трусом и одна мысль о том, что Оз отвергнет его и прекратит любое общение, приводила Гилберта в ужас! Однако когда прошлым вечером Оз внезапно вернулся в общежитие, коротко сообщив, что полёт отменили и домой он не попадёт, после чего дошёл до своей комнаты и рухнул на кровать, даже не закрыв за собой дверь, Гилберт не смог и дальше держать свою симпатию (да какую там симпатию — любовь, потому что простая симпатия не терзает душу так долго) в тайне. Нет, он не кинулся к Озу с объятиями. Только присел на край постели, погладил соседа (возлюбленного) по спине и сказал, что он тоже никуда не сможет поехать, но они всё ещё могут устроить свой праздник здесь, в общежитии, попутно отправляя брату сообщение с извинениями за то, что бросил его с их приёмной семьёй один на один. А затем была почти целая ночь подготовки. Раз уж вселенная решила исполнить его желания встретить новый год вместе с Озом, Гилберт решил сделать всё в лучшем виде. В итоге ему даже удалось принести на кухню небольшую искусственную ель, и он надеялся, что его старания хоть немного скрасят праздник Оза. Только вот… Тащить его на старую смотровую площадку, наверное, было плохой идеей. Потому что этот поступок был слишком романтичным, и теперь Гилберт с замиранием сердца ждал, когда Оз сложит все исходные данные (действительно, ведь какой идиот будет так стараться ради простого соседа по комнате), придёт к определённым выводам, и скажет, что думает по этому поводу. Тишина между ними стояла уже довольно долго. Гилберт успел полюбоваться звёздами на небе, огнями города внизу, за парком, каждую секунду при этом вслушиваясь в дыхание Оза, ожидая, когда тот скажет хоть что-нибудь. И в глубине души надеясь, что это «что-нибудь» не станет «я всё понял, завтра же попрошу переселить меня, не хочу тебя видеть». По ощущениям Гилберта прошло около получаса до того, как Оз тихо спросил: — Гил, зачем ты так расстарался? Даже мой отец ненавидит меня, а ты… Гилберт вздрогнул. Конечно, он знал, что отношения с отцом у Оза мягко говоря не очень, но то, что он вспомнил про него в такой момент… А затем по груди Гилберта прокатился жар — он понял, о чём Оз заговорил на самом деле, и не поверил в первую секунду в то, что услышал. Потому что не думал, что ситуация в семье убедит такого сильного и уверенного в себе Оза в том, что никто не пожелает сделать что-то для него по своей воле. Ситуация показалась Гилберту нереальной, и в то же время в его животе что-то скрутило: он не мог мириться с тем, что кто-то заставил Оза думать о таких ужасных вещах. Хотелось обнять его, прошептать на ухо, что ненавидит его только отец, и именно поэтому этот мужчина просто глупец. В конце концов, просто успокаивающе положить его голову на свою грудь. Но единственное, что сумел сделать Гилберт, это так же тихо сказать: — Оз, я люблю тебя. И замереть в тот же миг, когда прозвучало последнее слово. Следующие секунды показались Гилберту вечностью, а затем он подумал: «Что-то я погорячился насчёт прижать голову к груди, он достаёт мне подбородком до плеча», — Оз быстро сократил расстояние между ними, и обнял Гилберта. Гилберт осторожно положил руки на чужую спину и ощутил, что Оз мелко-мелко дрожит. — Оз, ты замёрз? — спросил он, не понимая, что следует сделать, но Оз только рассмеялся в ответ: — Нет, я просто рад, что ты наконец-то сказал это. Я давно подозревал, но ты единственный человек, с кем мне удалось действительно подружиться здесь, и я боялся, что мой вопрос всё испортит. Помолчав немного, он добавил: — На следующие праздники поедем ко мне домой, м? Я бы хотел познакомить тебя с дядей и сестрой. Прошло ещё несколько волнительных секунд, во время которых Гилберт успел задаться вопросом о том, что значат слова Оза, перед тем, как тот прошептал: — Гил, я разделяю твои чувства. Сердце Гилберта пропустило удар, и он сильнее прижал Оза к себе. Не от того, что боялся, что тот исчезнет или уйдёт, а потому что наконец-то мог позволить себе беззастенчиво касаться его так и быть уверенным, что Оз не оттолкнёт. Вокруг кружились пушистые хлопья снега, мороз пощипывал щёки, а время уже наверняка перевалило за полночь, но всё это было не важно. Гилберт прикрыл глаза и подумал о том, что вообще ничего в этом мире больше не важно. Потому что Оз разделил его чувства. И Гилберт был готов стоять так, обнявшись на старой смотровой площадке, целую вечность, если бы не: — И да, Гил, я замёрз. Пойдём в общежитие.