Любовь Змеи

Боль во всем теле — это именно то, что я ненавижу больше всего. Сложно вспомнить, что ей послужило. Было темно, холодно, потом веки обжег яркий свет и кожу обдало теплом, жаром… огнем. Меня определенно сожгли бы заживо, если б не банальное везение и нежелание поджигателя смотреть на мои обгоревшие кости, чтоб убедиться в моей смерти. Не знаю, чем это все было вызвано, да и не могу вспомнить. Но я точно понимаю, что меня пытались убить и у них это почти получилось. Зола окрасила меня в черный. Это самая ущербная ситуация, в которой я когда-либо была. А ущербная она по той причине, что сейчас я крайне беспомощна. Крайне. Все стрелки на максимум. Черт бы вас всех побрал. Но, пожалуй, именно воспоминания не позволяют мне окончательно потерять связь с этим миром, будучи придавленной адской болью к этой убитой земле, мне только и остается заползи под лысое дерево и мыслить. Я всегда осуждала Мостову за ее сумасшедше-дурацкий смех и тупую привычку вести дневник. И вот я в ее шкуре. Если б мои легкие не ныли сейчас – я бы засмеялась также по дурацки-сумасшедше. А если б у меня не было более важных забот, чем рисование каракуль по бумаге, то уж точно проводила бы досуг именно так. Однако, все иначе, и мой дневник – это мои мысли, надиктованные в голове и записанные в памяти. Обидно только то, что так никто их и не прочтет. Обидно и спокойно. Иногда они чересчур сентиментальны. Не для Глен Тауна, этой чертовой Пустоши. Не для бандитки, Гюрзы, не для меня. Нас осталось четверо, как бравые бойцы, команда по спасению мира, суперкоманда. Неясно, как только Лоу выносил наш женский коллектив. Остается лишь верить, что он смотрел на меня иначе, чем на бабу с пушкой, пофиг на остальных – в противном случае я его убью… убью… поздно, ведь он уже умер вместе с Вороной, от которой пахло, как от Лоу. Я знаю, что думаю. Их унесла вода, и мы остались вдвоем. Из всей той большой экспедиции только я, то есть Гюрза, и Призрак, то есть Кира Мостова, с ее дневником… дневником Призрака. Когда на Пустошь опускается ночь, становится очень холодно. Первое время согревает нагретый за день песок, но уже спустя полчаса он остывает весь, кроме того, что под моим телом. И его надолго не хватит. Мне приходится приподняться, чтобы осмотреться в поисках хоть чего-то, что поделится теплом. И я вспоминаю… …Вспоминаю ночевку. Где ж это было? В одном из мертвых городов? В одной из выживших группировок? Я помню, что нам всем пришлось спать на полу, холодном полу, где по низу тянул неприятный сквозняк. Повернешься спиной – надует поясницу и шею, заморозишь мозг. Лицом – больное горло тебе обеспечено. Грелись как могли. Жались кто к кому, как котята. Я же не могла позволить себе подобного, цепляясь за остатки гордости. Ее сложно сохранить в мертвом мире, но я пытаюсь, как и пытаюсь сохранить человечность. Иногда закрываю глаза и, бывало, убивала порожденных гнильцой падальщиков, чтобы отобрать у них кость. Бывало, обдирала стариков и раненых, считая, что мне нужнее. Мне! С моей великой целью! Целью, которую я уже и не помню, все стало сплошной кашей. Мы просто бредем и даже не помним цели. Может, кто-то и помнит все же, но не я. Мое дело держать себя в форме и давить на курок, когда нужно, четко целясь. Сон шел туго. То и дело меня раздражала чужая возня, вой ветра за окном, тихое сопение, резкий громкий всхрап раз в полчаса и шорох карандаша по бумаге. Кира опять изводит страницы. Я ждала и ждала, пока шорох затихнет и сменится очередным сопением, но вместо этого шорох продолжался. Но к нему прибавился еще и стук зубов. Зверолову легко отличить стук зубов от шуршания мыши, однако же, мне с моими бракованными ушами пришлось долго прислушиваться и вспоминать звуки. Действительно было крайне холодно, если уж об этом тогда не постеснялась поныть я, чего уж говорить про ощущения остальных дам нашей команды. Стук и шорох продолжался. Я догадываюсь, что Мостова там пишет. Пару раз я порывалась прочесть, чтобы выяснить, как именно эта малявка видит меня со стороны. Но все мои попытки не увенчались успехом, то и дело мне прилетало чем-то в голову или по рукам, стоило только потянуться. Я же догадываюсь, что она описывает меня кровожадным монстром. Она права. Она чертовски права! И это обидно. Что же убило во мне эту человеческую часть порядочного зверолова? Первая смерть близкого? Предательство? Убийство этими нежными руками, которым не предназначалось держать оружие? Суровые походы? Кровь? Пустошь? Смерти? Кровь? Бесконечные перепалки группировок? Кровь? Сигареты после очередного одиночного убийства? Кровь? Обдирание беспомощных? Воровство? Кровь? Кровь. Кровь… И Безумие, которое я подхватила, как лихорадку. Карандаш затих, но не стук зубов. Мостова точно знает, что я монстр и меня уже не спасти, стоит ли стараться вообще. Но я могу хотя бы делать вид, что есть еще надежда. Я легко и бесшумно поднялась и упала рядом с Кирой, ощутив, как она вздрогнула и на миг перестала стучать зубами. - Скажешь хоть слово – убью, - прошептала, даже не подумав, и укрыла ее частью своего одеяла, а после не постеснялась прижать ее дрожащее тело к себе, мягко обняв и позволяя обнять себя в ответ. И когда мои руки заблуждали по ее тощим бедрам, а сама Кира вздрагивала от каждого моего движения, тогда я сама не поняла ничего в этой темноте. Но ее тонкие руки меня не отталкивали, что вселяло в меня какую-то уверенность, но и сомнение в том, что я имею право вообще это делать. Только тогда мне было не до всяких размышлений, я просто прижалась к ее холодным губам своими, облизала ей рот и мне было плевать нравится ей или она сейчас захлебывается отвращением. В тот миг во мне проснулось животное желание вылизать эту девчонку всю, желание обладать ей. Но что-то тогда нас прервало… Холод, холод тяжелый и сковывающий тело, я его чувствую везде, и на его фоне тяжесть боли во всем теле уже не кажется таким большим препятствием на пути к первой моей цели: пережить эту ночь. Я вижу движения в темноте и чую, что они приближаются. Они думают, что во мне больше нет сил и этой ночью они мои стервятники. Мне не страшно, потому что мне стоит только найти в себе силы, чтобы подхватить автомат, а дальше дело за малым. Я знаю, что лучше бы я нашла силы развести костер, - куда более действенно, - но их не найти. Они все ближе, я чую их мерзкий разлагающийся запах. Чую и вспоминаю… …Вспоминаю, как мы вынуждены были идти в темноте через пещеру, фонари освещали путь, кто-то догадался соорудить факел. Я же, как и некоторые в нашей компании, видела в темноте. Что-то тогда очень насторожило Зота, этот синий парень шел впереди всех, что меня немного напрягало – мне пришлось довериться некоторым из группы, но не ему. Возможно, меня смущал его длинный хвост. Больше всего я верила Мостовой, Ягру, Лоу и Вороне, я догадывалась, что ими движет и видела в их глазах нечто такое… такое… такое, что не поддается описанию мои безграмотным мозгом. Но я знала, что к ним я могу повернуться спиной и доверить свой сон. И, пожалуй, было еще одно порождение Пустоши, которому я доверяла. Оно досталось мне как огромный приз за отвагу, когда все мы шли в экспедицию за яйцом дракона. У меня были огромные планы на это яйцо, но я так и не узнала, кто им завладел в итоге победы. Я же заработала себе подпорченную прическу, Безумие и это дитя Глена – гигантского муравья. Очень крутого гигантского муравья! Крутого гигантского муравья и близких людей! О да, во мне есть еще силы! Надо только думать о том, что кто-то во мне сейчас нуждается, ему нужна помощь и забота, ему нужна моя протянутая рука! Я приподнимаюсь, сую грязные пальцы себе в рот, чтобы пронзительно засвистеть, так долго, насколько хватает сил. Жду, жду, жду. Кажется, что напрасно, но жду. Мне просто нужно немного помочь встать. Жду. Жду. Жду. И слышу. Слышу рокот перебираемых по песку лап. Чую кислоту, и она неприятно жжет слизистую, но не сдерживаю улыбки. Я нужна Кире, смерть подождет. Приду к костлявой на свидание чуть позже, а пока я нужна Кире, потому что этой соплячке не справиться без меня, не дописать свой Дневник Призрака, не узнать без моей помощи, что такое Змеиная Любовь. Я нахожу в себе силы оттолкнуться от земли, чтобы перебраться на хитиновую спину муравья, вжимаюсь носом в его панцирь и обнимаю. А он в ответ урчит и щелкает могучими клешнями. Да, Жози, я тоже рада тебя видеть. Жаль, что мы так мало проводили времени вместе. Обещаю, что все изменится, когда мир станет лучше, когда я смогу спокойно отложить винтовку, когда у нас не будет времени на обмен любезностями с врагами. Мы проведем время с достоинством, и я разрешу тебе покатать Киру. Ты помнишь Киру? Вы понравитесь друг другу. Только доставь меня к ней, и все будет. Обещаю, все будет, только доставь живой.