Take care of yourself

      Безлюдная улица, тлеющая меж пальцев сигарета, банка самого дешёвого пива и снежинки, приземляющиеся на намокшие волосы и очки в крупной прозрачной оправе. Час ночи, ни одной живой души и Хон Шиён, сидящий на скамейке в парке. Нормальные люди в такое время спят, но у рэпера сна ни в одном глазу, а мысли заняты несправедливостью жизни. Хочешь посвятить себя любимому делу — отворачиваются родители, решившие, что ты ничего не добьёшься и только в нищете жить будешь, возлюбленная какое-то время поддерживает тебя, а потом находит какого-то богатого ублюдка, денег, вырученных с продажи треков, с трудом хватает на еду. Шиён еле сводит концы с концами, сгнивая в ресторанчике, где работает официантом, кое-как продавая свои треки и редкими ночами выступая в клубе очень старого друга. Если месяц выдаётся удачным, в клубе часто звучит гордое: «Для вас, ребятки, выступает Giriboy!», а люди признают его музыку, исполнитель может купить еду получше, чем уже надоевший рамён, а то и куртку потеплее! Но этот месяц определённо не из таких.       Giriboy делает крупную затяжку с сигареты и морщится из-за того, насколько же отвратительный в ней табак. Он неприятно щиплет горло и заставляет закашляться, выбросить короткий окурок и откинуться на спинку скамейки. Парень смотрит на то, как снежинки кружатся в известном только им танце и опускаются на стёкла очков. Если посидеть так подольше, весь обзор будет перекрыт небольшим слоем снега, поэтому музыкант поднимается со скамейки, не забыв прихватить банку. В общежитие возвращаться не хочется, там соседи, которые будут возмущаться из-за того, что он так поздно вернётся и будет шуметь. До начала рабочей смены, когда надо бегать по ресторану и готовить его к прибытию посетителей, ещё часов шесть, в кармане валяется несколько купюр, а на улице чертовски холодно. Единственный вариант — пойти в клуб того самого друга погреться и поговорить с персоналом, чтобы скрасить одиночество. Выступить сегодня не дадут, ибо по расписанию ещё не пришло время, он выступает через пару дней.       Хон треплет волосы, сбрасывая ещё не растаявшие снежинки, натягивает на голову капюшон и прячет руки в карманы. Кончик носа уже красный, приходится вечно шмыгать, чтобы не утонуть в соплях, ногам уже не холодно, они не ощущаются в принципе, глаза слезятся из-за холодного ветра, а губы не двигаются от слова «совсем». Хочется побыстрее добраться до клуба, поэтому юноша ускоряет шаг, но слишком неудачно ступает на лёд, припорошённый снегом, и с испуганным полустоном-полукриком валится на асфальт, больно ударившись копчиком. Он стискивает зубы и с трудом поднимается. Даже разогнуться сразу не получается из-за боли, музыкант чуть морщится и продолжает свой путь, теперь уже внимательно глядя под ноги, чтобы не повторить свой великолепный полёт. Клуб уже совсем рядом, минутах в трёх ходьбы, а вползать в него на коленях и вообще инвалидом уж очень не хочется.       Яркая вывеска бросается в глаза даже раньше, чем Шиён подходит к клубу, но сейчас на неё совершенно наплевать. Парень просто влетает внутрь и пробирается сквозь толпу к барной стойке, распихивая народ. Сбоку слышится восторженный писк девушки, которая часто бывает в этом месте и приходит на каждый его импровизированный концерт. Она машет рукой, кричит: «Оппа, я так рада тебя видеть!» и улыбается так искренне, что на одно мгновение настроение рэпера поднимается. Он машет рукой в ответ и наконец добирается до длинной барной стойки, усаживаясь на высокий табурет и осматриваясь в поисках очаровательной Джису, которая нальёт ему выпить и поговорит, иногда отвлекаясь на посетителей. Она как раз замечает уже почти завсегдатая и подходит ближе, опираясь локтями на стойку.       — Судя по тому, что в половину второго ночи ты сидишь здесь и трясёшься от холода, а в семь на работу, всё не очень хорошо. Думаю, ты снова всю ночь шатался по дворам и думал, как бы дожить до зарплаты, почему от тебя все отвернулись и что бы улучшить в своих песнях, чтобы наконец прославиться, — тараторит блондинка, убирая короткие волосы за уши и не сводя взгляда с всё больше мрачнеющего Гирибоя. Они знакомы уже достаточно долго, так что она прекрасно знает, что творится в голове этого малоизвестного музыканта. Он слишком близко у сердцу воспринял предательство родителей и возлюбленной, надолго остался один и сильно закрылся в себе. Несколько дней сидел в своей комнате в общежитии, ни с кем не контактировал, не отвечал на звонки. Повезло, что соседом Шиёна оказался друг Джису, получилось вытащить его раньше, чем этот дурень помер.       — Всё-то ты обо мне знаешь, нуна. — Хон измученно улыбается и бросает на стойку последние семь тысяч вон, надеясь лишь на хорошие чаевые у официантов в этот день, которые можно будет нормально разделить между всеми. — Налей чего-нибудь.       — Ты таблетки пил? — твёрдо спрашивает бармен, скрещивая руки на груди.       — Кончились они давно. Иначе не просил бы налить, не тупой же.       Девушка качает головой и придвигает деньги обратно к парню. Она помнит о просьбе начальника наливать этому дурню выпить за счёт клуба, когда ему совсем плохо, так что наполняет стакан портвейном и ставит перед Шиёном. Тот выдавливает из себя благодарную улыбку и прикладывается к стакану.       — Когда ты в последний раз у врача был? — вдруг спрашивает Джису, садясь на табурет со своей стороны стойки и серьёзно глядя на опускающего стакан парня. Он закусывает губу и отводит взгляд. К психотерапевту ходить просто нет сил. Да, становится всё хуже, Хон всё глубже увязает в отвратительных воспоминаниях, недоверии людям, ненависти к себе и желании прекратить все отчаянные попытки цепляться за жизнь. Таблетки уже не помогают (точнее не помогали, когда были), старания пойти на контакт с кем-либо с треском проваливаются. Всё труднее избавиться от желания попросить кого-нибудь купить пару пачек обезболивающего или снотворного, обосновав это отсутствием денег, а затем уснуть и более не проснуться. Занятие музыкой уже не приносит почти никакого удовольствия, Giriboy не чувствует практически ничего, лишь временами трясётся в углу комнаты, словив очередную паническую атаку. Слёзы, в два ручья стекающие по щекам, надрывные крики, перерастающие в слабый хрип, трясущиеся плечи и полный испуга взгляд, устремлённый в стену перед собой, а после — стыд за то, что потревожил своих соседей, очередная лекция по поводу того, что стыдиться этого не надо. — Шиён, как давно?       — Месяца два назад… — шепчет себе под нос парень, но Джису ничего не слышит из-за громкой музыки. — Два месяца назад, — повторяет он уже громче и вместо ответа получает грозный взгляд подруги, которая забирает пустой стакан и наполняет его вновь, скорее на автомате, чем по собственному желанию. Музыкант опускает голову и буквально пожирает взглядом покрасневшие из-за смены температуры руки, лежащие на коленях. Тыльная сторона ладоней покрыта красными пятнами, ощущается болезненное покалывание, как и в согревающихся ногах. Парень шмыгает носом, проклиная злосчастный насморк, и берёт стакан, пока не решаясь насладиться его содержимым.       — Ты слишком закрылся в себе. Думаешь, я не вижу это каждый раз, когда ты приходишь сюда? Всё более отстранённый, с каждым разом твой взгляд кажется всё более пустым, а сам ты слишком быстро худеешь. Это уже не тот активный парень, пришедший сюда с Тэмином-ши, который так волновался перед выступлением, весело общался с толпой и оставался на всякие вечеринки, искренне смеялся, вступал в споры с кем-нибудь. — Джису вздыхает и отходит к подошедшему парню, улыбаясь ему, внимательно слушая и наполняя очередной стакан. Деньги прячутся в коробочку, в которой она держит выручку за вечер. — Но на сцене ты порой становишься похожим на того, каким был раньше. Думаю, тебе стоит продолжить ходить к врачу и стараться больше заниматься музыкой. Обернись.       Шиён поворачивается назад и смотрит на сцену, посреди которой прыгает какой-то парень. Он исполняет свою песню, довольно яркую и динамичную, полностью отдаёт себя выступлению, по его лицу стекает пот, толпа восторженно кричит и двигается в такт песни, наслаждаясь происходящим. В сердце будто что-то щемит, смотреть на это выступление становится трудно, и Giriboy поворачивается обратно.       — На сцене ты такой же, — продолжает девушка, легонько постукивая ноготками по барной стойке и почти нежно улыбаясь другу. — На сцене ты выглядишь счастливым. Я серьёзно. Все наши посетители признают, что ты очень талантлив, а каждая новая песня всё лучше предыдущей. С каждым разом посмотреть на тебя приходит всё больше народу, понимаешь? Тебя ждёт успех, Шиён, но ты совсем не обращаешь внимания на этот шанс. Возьми себя в руки, начни налаживать жизнь. Думаю, Тэмин-ши даже может помочь тебе найти кого-то, кто сможет устроить концерт. Ты сможешь заработать.       Хон смотрит на неё совершенно не поменявшимся взглядом, таким же пустым и почти безжизненным. Внутри всё неприятно сжимается, его коробит, хочется провалиться сквозь пол, но этого, как назло, не происходит. Впереди всё та же Джису, которая хочет позаботиться, помочь, искренне надеется, что всё наладится, и музыкант понимает, что её советы совершенно верны, но сил-то совсем никаких нет. И нет кого-то, в ком можно найти эти силы.       — Позаботься о себе, чёрт возьми.