***
Чимину снится небо. Такое чистое, голубое летнее небо с солнечным диском над головой. Время близилось к вечеру, а потому небесная синева плавно окрашивалась в розово-фиолетовые тона. На нем нет ни единого облачка, напоминающего мечтателям комочек мягкой ваты, на котором, наверно, так приятно лежать и наблюдать за мельтешащими внизу людьми. Но их нет, потому и помечтать о подобном не получится. Над головой проносится стая неизвестных прекрасных птиц. Они что-то пели на своем языке, совершая мертвые петли, подобно самолетам. Их голоса доносились, кажется, отовсюду, заставляли расслабиться и проникнуться в свои мечтания с головой, засесть в этом мирке, состоящем из одного человека, на долгое время, может даже навсегда. Но Чимину не хотелось сидеть в своей тесной душе. Ему хотелось летать. Так же расправить крылья и взмыть в небо к этим черным птицам, почувствовать ветер в выкрашенных в розовый цвет волосах, как он приятными охлаждающими потоками оглаживает щеки, нос, губы. Хотелось почувствовать то же, что чувствуют пернатые. Хотелось почувствовать свободу в собственных руках. Чимин уверен, что он обязательно так же прокричал бы что-нибудь радостное, может даже спел, как эти создания, потому что счастье распирало бы грудную клетку, желая выбраться наружу. Но это лишь очередное «бы». Чимин все еще человек, у него нет крыльев, нет возможности взмыть в воздух, а небо ему всего лишь снится. Чимину снятся звезды. Россыпь крошечных на первый взгляд точек на черном уже ночном небе выглядели так, словно художник выронил свою кисть из своих грубых пальцев, и та, упав на закрашенный черным акрилом холст, оставила огромную кляксу в виде луны, а также множество брызг вокруг. Мириады звезд сияли ярко, завораживающе. Но Пак понимал, что на самом-то деле эти песчинки являются какими-то крупными звездами со сложными научными названиями. Возможно вокруг одной из таких звезд вращается планета, на которой обитает другая разумная цивилизация. Но сейчас это было как-то неважно. Для него эти далекие гиганты кажутся лишь крошечными точками. Пусть на памяти Чимина они такими и останутся. А вот где-то между ними вспыхнула яркая искра, которая на быстрой скорости пролетала слои атмосферы, сгорая в них до тла. Кажется, такое явление называется падающей звездой. Чимина всегда заставляли загадывать желание, утверждая, что оно обязательно сбудется. И юноша загадывал. Со всей присущей ему наивностью и доверием загадывал какое-то абсурдное и чересчур глупое желание, даже не надеясь на то, что оно когда-нибудь обещанно исполнится. Сейчас Чимин решил, что оставит эту несчастную звезду нетронутой собственными мечтаниями. Пусть она и дальше сгорает в очередном атмосферном слое, потому что на самом деле никакой падающей звезды и не было вовсе, как и ночного неба с белой луной и миллиардом песчинок-звезд. Все это являлось лишь плодом больного воображения, иллюзией, сном. Чимину снится море. Бескрайняя сине-зеленая гладь, разъяренная в легком штиле. Небольшие волны плавно окрашивались в красно-оранжевые тона благодаря уходящему за горизонт диску солнца. С каждой минутой они увеличивались в размерах, сталкивались с каменистыми скалами, разбиваясь на множество капель. Эта соленая влага впитывалась в теплые береговые пески и одежду, оседала на щеках, невольно заставляя пройтись сухой ладонью по лицу. Где-то вдалеке, почти около линии горизонта, выпрыгнул кит. Разрывая водную гладь, он взмыл в воздух, двигая своими ластами подобно крыльям птиц. Кит что-то оглушительно проурчал, прежде чем снова скрыться за волнами бушующего моря. Удивительное зрелище. Чимин лишь притянул собственные колени к груди, всматриваясь в режущее глаз солнце. Почему-то юноша надеялся, что огромное животное снова покажется из-под толщи воды, пытаясь взмыть в воздух; патаясь достигнуть своей мечты. Но ни через минуту, ни через пять животное не решилось вновь показаться человеческому взору. А волны продолжали убиваться о скалы, оседая каплями на щеках. Но на самом деле никаких волн, скал и тем более кита не существовало вовсе. А позже Чимин проснется и поймет, что соленая влага на щеках оказалась не плодом его воображения. Чимину снится лес. В округе лишь разнообразные лиственные и хвойные деревья да серые тучи над головой. Мох и, кажется, лианы оплетали стволы деревьев, впиваясь в грубую кору своими молодыми зелеными шипами. А на некоторых из них цвели розы. Крупные красные бутоны притягивали взгляд и завораживали своим благоуханием. Странное зрелище: лианы с розами в обычном лесу. А где-то там, вдалеке, в самой чаще, виднеется и вовсе голый безжизненный ствол. Казалось, что стоит только дотронуться до него, прикоснуться самым кончиком пальца, как оно рассыпется, превращаясь в пепел. Но это Чимин решил не проверять. Пусть стоит, пока может. Юноша всего лишь петлял вокруг елок и дубов, осматривался по сторонам, выискивая хоть что-то, что поможет ему выбраться отсюда. Хотя особым желанием покидать это место Пак не горел. Тут тихо, спокойно, а еще пахнет свежестью и смолой. Над головой чирикали лесные пташки, и это было в разы лучше, чем шум автомобилей и запах выхлопных газов. Где-то за очередной огромной сосной спрятался олененок. Хрупкий на первый взгляд детеныш, с тонкими ножками и неуверенной походкой, увлеченно жевал зеленую траву, пугливо осматриваясь по сторонам. Невольно Чимин нашел поразительное сходство с этим милым безвредным существом, правда лишь чуть-чуть. Зверь продолжал смотреть по сторонам, кажется, не замечая присутствия юноши. А ему это было лишь на руку. Он тихо медленной походкой подобрался к зверьку и положил свою ладонь на его спину. Олененок вздрогнул всем телом, оглядываясь на Чимина большими от испуга глазами. Казалось, он уже был готов пуститься со всех ног на поиски своей матери, чтобы спрятаться за ее более крупным телом. Но стоило Паку прошептать тихое: «Я не обижу» — и провести рукой вдоль спины, как тонкие ножки перестали трястись от страха, а взгляд с испуга сменился на доверие. Похоже, детеныш был достаточно смышлен, раз понимал человеческий язык и жесты. А может он просто чувствовал доброе сердце Чимина? Такое тоже возможно. Подобное поведение олененка вызвало на лице юноши довольную улыбку. А вокруг неожиданно стало крайне светло. Лучи солнца настойчиво пробивались сквозь густые серые тучи, освещая собой зеленую листву, влажную почву и какой-то силуэт вдалеке. Прищурившись, парень понял, что вдалеке стоит, кажется, мужчина, и его фигура смутно напоминала кого-то, кого Пак точно знает. Только он хотел сделать шаг навстречу неизвестному, как до слуха дошла трель будильника, вырывая его из рук сладостного сна. Только позже Чимин вспомнит, чью именно фигуру видел в том странном лесу, после чего не будет спать сутки. Чимину снится дождь. Хотя нет, это даже не дождь, а самый настоящий ливень. Крупные холодные капли ударяют по носу, щекам, губам, бодряд и заставляют двигаться дальше. Пак бежал. Бежал сквозь непроглядную завесу дождя, мимо многоэтажных домов, собирая ногами каждую попавшуюся лужу. Черные кеды уже давно погрязли в грязи и промокли насквозь, но сейчас это последнее, что волновало юношу. Дыхание давно сбилось, из гортани вырывались хриплые выдохи, а глаза заволокла пелена слез. Хотелось просто забежать за очередной поворот, свалиться на землю и позволить себе такой необходимый сейчас отдых. Но ему нельзя этого делать. Ему попросту нельзя останавливаться. Резкий и крайне неожиданный звук выстрела заставил зажмурить заплаканные глаза, а сердце остановиться на мгновение. В ушах звенело, а тело пробрала крупная дрожь. Страшно. Чимину хочется, наконец, скрыться в какой-нибудь сырой подворотне, чтобы его не нашли, или просто убежать, оторваться от преследования. Он же ничего не сделал, просто стал свидетелем небольшого конфуза. Но убежать не удавалось. За спиной постоянно слышались крики с угрозами и выстрелы пистолета. Дуло было направленно на Пака, но еще ни одна пуля не достигла своей цели. Лишь один раз она пролетела прямо над головой Чимина, задевая розовую шевелюру. Это подкидывало адреналина в кровь, заставляя продолжать движение. Главное не останавливаться, не позволить преследователям нагнать себя или даже ранить из огнестрельного оружия. Пак ведь еще так молод, чтобы умирать такой смертью. Главное двигаться, не останавливаться, и все будет хорошо. Главное верить в лучшее. Но все хорошо не будет, а лучшее не настанет. Все произошло как в замедленной съемке. Выстрел, свист пули, крик и кровь. Много крови. Чимин, кажется, даже слышал, как металл на огромной скорости разрывал кожу, ткани, мышцы. Не совсем то, что хотелось бы услышать перед смертью. Последнее, что помнил Пак, так это то, как он, обессилев, свалился на землю, как во рту был неприятный металлический привкус и как сердце медленно переставало отдавать в ушах. Сначала его окутала тьма, а потом яркая вспышка света. Чимин в своей комнате. На лбу холодная испарина, дыхание тяжелое, а взгляд полон страха. Он сжал пальцы в области сердца. Сердца, которое билось. И очередной раз ему приснился крайне странный сон. И с каждым разом, с каждой последующей ночью они становились все страшнее, что порой желание поспать пропадало вовсе. Чимину снится студия. Их с группой звукозаписывающая студия. В этой небольшой комнатке, на удивление, царил хаос и веселье. По всему полу были раскиданы нотные листы и тексты песен, где-то в углу лежали осколки разбитой бутылки и куски грязной ткани от когда-то белой футболки. На столах стояли различные напитки, начиная от самого обычного сока и заканчивая недешевым алкоголем. От стен отражалась приглушенная музыка трека, который они совместными усилиями записали пару часов назад. И сейчас все участники, так сказать, отмечали свою очередную небольшую победу. Намджун и Сокджин играли в карты, что было крайне странным и неожиданным зрелищем. Джун с азартом поглядывал на своего соигрока, а Джин нервно закусывал пухлую губу. Они медленно клали друг на друга карту за картой, откладывали ненужные в сторону и брали в руки новые. И вот со злорадным смехом Мон кладет две карты на широкие плечи хена, тянется к его лбу рукой и дает неслабый щелбан. Джин болезненно шипит, трет лоб ладонью и дует губы. Он зарекается больше никогда не играть с младшим, но на предложение сыграть еще одну партию не отказывается. Хосок и Чонгук изредка переключают треки и под их общий смех пытались вспомнить все свои танцевальные практики. Порой они просто отходили от поставленных движений и делали что-то такое абсурдное и забавное, после чего чуть ли не катались по полу от смеха. Тэхен был рядом с ним. Он так же смеялся над ними, но участие в танцах не принимал. Он подпевал словам из треков, изредка меняя их то на маты, после чего получал укоризненный взгляд со стороны Сокджина, то на что-то неподходящее по смыслу, но явно забавное, потому что все с новой силой заливались смехом. Чимин же в это время просто развалился на диване и потягивал апельсиновый сок через трубочку. Силы покинули молодое тело еще после окончания записи трека. Голосовые связки слегка побаливали из-за низкого голоса, который приходилось делать на некоторых строчках песни. Пак оглядывал каждого своего друга из-под полуприкрытых век и искренне радовался за них. Не каждый день можно застать такую расслабленную дружескую атмосферу, когда никто не подгоняет, время не поджимает, а иных планов на вечер не было. Заслуженный выходной в компании близких людей. Однако одна едкая мысль не давала покоя. Кого-то не хватало. Вроде все на месте, но вместо семерых участников в комнате их только шесть. Эта мысль заставляла напрячься и даже расстроится. Потому что без этого одного человека все равно было что-то не то. Как-то слишком… пусто. Но поделать с этим ничего было нельзя. Что-то подсказывало, что если этого человека нет сейчас, то не будет больше никогда. В это не хотелось верить. И пока Чимин находится в этом сне, он позволяет себе помечтать о том, что через минуту заскрипит входная дверь, и в комнату ввалится полюбившаяся фигура с улыбкой, открывающей десна, и мятными взъерошенными волосами. Но дверь так и не открывается, в комнату никто не входит, а в помещении по-прежнему остается шесть человек. Чимину снится Юнги. Такой родной и любимый Юнги. Он нежно обнимает за талию, прижимая к себе, и жмется своими сухими искусанными губами к пухлым и влажным губам Пака. Этот поцелуй слишком невинный и чувственный, что даже не верится, что перед юношей стоит именно Мин, которому свойственно целовать с напором и страстью. Но Чимин уверен в этом, потому что эти манящие бледные губы он узнает из тысячи. На них всегда есть привкус горького никотина и охлаждающей мятной жвачки. Юнги медленно пробирается тонкими длинными пальцами под футболку младшего, скользит подушечками вдоль позвоночника, заставляя слегка прогнуться. Руки Шуги холодные, они всегда холодные, и при контакте с разгоряченной кожей Чимина создается просто сногсшибательный эффект, который вырывает из горла Пака едва слышимый полустон. Юнги вжимается в чужое тело своим и целует более напористо. Теперь-то в этом человеке можно узнать привычного Мина. Сначала он посасывает верхнюю губу, затем прикусывает нижнюю и, наконец, проскальзывает юрким языком в полость рта Пака. Поцелуй получается влажным, жарким, таким, что перед глазами взрываются фейерверки; таким, как любят они оба. Холодные ладони Юнги медленно блуждают под футболкой, оглаживают грудь, бока, твердый пресс. Кончиком пальца он очерчивает каждый кубик, заставляя втянуть живот в себя и рвано выдохнуть. Чимину всегда нравились такие нежные неторопливые касания вперемешку со страстным поцелуем, и Шуга знал это, потому и баловал своего мальчика этой комбинацией. Юнги отстранился от желанных сладостных губ, спускаясь поцелуями к шее. Он провел губами по линии челюсти, чмокнул в подбородок и только после этого прикусил медовую кожу на шее. На вкус она была такой же сладкой и притягательной. Старший покрывал шею легкими поцелуями-укусами, не забыв про кадык. А Чимин просто таял как снег под лучами весеннего солнца. Он запустил пальцы в мягкие волосы партнера, слегка сжимая их, когда Мин касался особенно чувствительных точек. Все это казалось таким эстетичным, таким правильным, что ожидать окончания этой сладкой пытки просто-напросто не хотелось. Но Шуга, кажется, думал немного иначе. Убрав руки из-под чужой футболки, он снова сцепил их на талии, после чего уткнулся таким же холодным кончиком носа в висок и тихо, чтобы услышал только Пак, прошептал: «Я всегда буду рядом». И этому хотелось слепо верить. И Чимин верил. Потому что это хен, его хен, который никогда не соврет, не предаст и не оставит. Но в какой-то момент что-то пошло явно не так. Стоило только младшему уткнуться носом в изгиб шеи, вдохнуть родной и любимый аромат кожи, как предмет его воздыхания испарился. Он просто исчез, оставляя Пака одного в темном помещении без окон и дверей, словно его никогда и не существовало. Но ирония заключается в том, что на самом деле Юнги был, он жил, ходил по земле, дышал одним с Паком воздухом. Да даже сейчас он, скорее всего, тихо посапывает под боком младшего, даже не представляя, какие ужасы снятся его возлюбленному. В реальности он точно его не оставит. Ведь так?***
Чимин находится на кладбище. Сыром, мрачном и неуютном кладбище. Отовсюду веяло холодом и смертью, что немного пугало юношу. Холодный осенний ветер разносил по могилам желтые и красные листья, пробирался под пальто, касаясь своими колючими руками теплолюбивой кожи. Пак лишь поежился и получше укутался в шарф. Взгляд карих глаз был устремлен на могильную плиту. Это была самая обычная прямоугольная плитка из мрамора, на которой были выгравированы дата рождения, смерти и несколько слов, которые попросил оставить умерший человек. Над всеми надписями красовалась фотография. Улыбающийся юноша с копной черных волос, глазами-щелочками и улыбкой с деснами. По этой фотографии можно сказать, что человек был счастлив. И ведь не поспоришь. Пак сжал в руке сигарету и подушечку мятной жвачки. Не себе, ему. Он положил все на край могилы. Чимину не хотелось верить в происходящее. Он хотел верить в счастливое будущее, в слова любимого человека, в него самого. Юноше хотелось верить, что это все очередной кошмарный сон, что на самом деле не было никакого рака легких, не было поникшего умирающего человека, который через силу улыбался своей фирменной улыбкой, не было последнего признания в любви и ослабевшей хватки тонких холодных пальцев, не было пустоты и безжизненности в когда-то теплых кофейных глазах. Хотелось верить в то, что юноша сейчас проснется в теплой постели и как обычно наткнется на взлохмаченную мятную шевилюру, а потом с теплой улыбкой снова погрузиться в сон, где ему будет снится небо, звезды, море, лес и любимый человек. Хотелось продолжать верить в слова старшего, любить, быть любимым и жить долго и счастливо, как в сказках. Во все это хотелось верить. Чимин утер тыльной стороной ладони одинокую слезу. Вера в счастье попала вместе с человеком, который преподносил это счастье. Юноша больше не проснется под боком у возлюбленного, не увидит его улыбку и искры задора в глазах, не обнимет и не поцелует, потому что Юнги больше нет, он умер, не сдержал своего обещания и оставил Пака одного. Чимину хотелось, чтобы все это оказалось очередным кошмаром.Но это был не сон.