***
Кирию Зеро хмурится даже во сне — тонкая морщинка пролегает меж ровных крыльев-бровей. Если честно, не хмурящийся Кирию Зеро — это что-то на грани фантастики, как снежный человек: вроде бы видели, но доказательств нет. Он прекрасен, как может быть прекрасен только цветок, выточенный из гибкой стали, скованный лучшими мастерами. Без страз и украшений, без ненужных бриллиантов, только собственный блеск, то невозмутимый, то опасно-яростный. Канаме прилег возле охотника, оперся на руку. Он мог бы наблюдать за спящим вечно, вдыхать его прекрасный аромат. Укус добавляет человеческой крови привлекательности — это даже тот упырь отметил. Раскрывает ее потенциал, медленно разворачивает, как предвкушающий взрослый — драгоценный подарок. Как роза расцветает день за днем, лепесток за лепестком разворачивая прекрасный бутон. Как будто до этого ты смотрел на изнанку старинного гобелена и видел только тусклое отражение истинного блеска. Уже сейчас яд Безумной Принцессы, разливаясь по венам, делает Зеро гораздо более притягательным, нежели обычные люди. Отточил скулы и высокий лоб, чувственный изгиб губ, как мастер, из бесформенный глыбы мрамора создающий Давида. Ровный нос, по которому хочется скользить пальцем, трепещущий веер длинных ресниц — девушки, наверное, завидуют, да, Кирию. Даже брат-близнец не сравнится с ним в очаровании. Ичиру кажется не слишком искусной подделкой возле оригинала. И ведь в Зеро нет ровным счетом ничего женственного, он человек, чья внешность отображает внутреннее содержание. Канаме гордился тем, что приложил руку к созданию этого шедевра. Пусть не самым мягким образом, но он помог воздвигнуть стальной… нет, алмазный стержень внутри охотника, позволил тому сохранить свою пресловутую гордость, хотя, на тысячелетний взгляд, она пшик, людская выдумка, за которую почему-то до сих пор цепляется мальчишка. Волчонок. Дикий, не прирученный, огрызающийся на каждое доброе слово, на каждый ласковый взгляд, потому что слишком много в жизни били. Тот ошибается, кто думает, что префект влюблен в свою напарницу — Канаме ни разу не уловил отголосков каких-либо романтических чувств от охотника, в то время, как Юки буквально фонила ими на всю Академию. Нет, Зеро не спокоен, когда дело касается младшей сестрички, но и не влюблен. Наверное, ему нужен был якорь, за который следовало зацепиться. Наверное, он примерил на Юки роль Ичиру, того Ичиру, который ложился к нему в постель, когда болел. Того Ичиру, который еще не предал семью ради обезумевшей чистокровной. О, Канаме знал так много о «щите» сестры, как это только возможно. И потому видел надлом, ужасающую трещину, промчавшуюся по стальному цветку. Пока еще узкую, мелкую, потому что префект спит, но как только проснется, трещина расширится, расползется сетью по всему телу, отравляя душу виной, сожалениями и мрачным будущим. Этого нельзя позволить. Не для того он столько лет оберегал Юки, чтобы сейчас все пошло наперекосяк из-за жестоких игр охотников. Ресницы задрожали, вспорхнули, сонный взгляд заскользил по потолку, по стенам, нашел Канаме… и наполнился первобытным ужасом, отчаянием, бессильной злостью. Пальцы заскребли по одеялу, грудная клетка зашлась в безумном болезненном вздохе. — Доброе утро, Кирию-кун. Лежи, тебе еще рано вставать. Кто бы мог подумать, что лучший ученик, надежда Гильдии, не в силах победить одного жалкого представителя класса Е. Боль от насмешки, кривящиеся губы и отчаяние, жгучее отчаяние, заливающее комнату, граничащее с желанием умереть. Этот глупый мальчишка… Куран придвинулся ближе, обхватил бессильного под действием способностей охотника и прижал его лоб к своем плечу, чтобы не видеть этот переполненный эмоциями взгляд. Неужели даже через тысячу лет Кирию будет столь же эмоционален? — Лежи, Кирию-кун, лежи и слушай. Мы всегда уничтожали класс Е, потому что не хотели раскрытия своего существования. Проходили войны, нужда в пушечном мясе исчезала, и вампиры тактично, тщательно прибирались за собой. Первые же охотники… Они убивали класс Е, чтобы освободить их от мук. Вампирский яд начинает изменять тело, фаза за фазой, медленно и мучительно. И в первую очередь он воздействует на сознание. Люди начинают наслаждаться силой, скоростью, прочими преимуществами, совершенно забывая о плате. Их тело никогда не сможет измениться до конца, кровь создателя — вот то, что способно поднять их на ступень, навсегда избавить от страха стать окончательно животным. Меняются внутренние органы, участки мозга, но они не перестают быть людьми, а люди с подобными изменениями не живут. Волчонок слушал внимательно, дышал шумно и быстро, а в комнате уже пахло слезами. Глупый, гордый, бесконечно, болезненно раненный. — Первые охотники не убивали пойманных сразу, они ставили опыты, резали класс Е. А после, получив все возможные данные, начали убивать, чтобы люди не страдали. Жажда класса Е — погоня за миражом, попытка облегчить свои страдания от незаконченного изменения. Удовольствие обвести кончиками пальцев овал лица, обмахнуть влажные ресницы выше инстинкта самосохранения, да и не способен сейчас мальчишка сопротивляться. Зато как расширяются драгоценные аметисты, как примешивается в его горе удивление, немного — испуг. Но смотрит, смотрит внимательно, выискивает слабое место. Или просто узнает заново. Канаме знал это необычное ощущение — сдернуть маску с лица извечного врага или друга, увидеть новые его стороны. Сколько раз он переживал подобное? — Ты цепляешься за жизнь, за себя-человека и тем самым не даешь изменениям пойти дальше необычного. Надолго подобного не хватит, но… — он пожал плечами. — Почему? — надломленный шепот звенит, перекатывается. Он сам сейчас — хрустальная ваза, балансирующая на остром краю. — Почему Гильдия дала тебе это задание? — любезно продолжил Канаме. — Потому что клан Кирию остальным охотникам как кость в горле. Своевольные, дикие… Неприступные… Подчиняющиеся только своему внутреннему кодексу… Спроси своего учителя, правда, вряд ли он тебе ответит. Задумался. Он справится, он сообразительный. Не умеет еще видеть за масками, но это дело наживное. О таком «щите» для сестры можно только мечтать.***
Снова класс Е. Эти искривленные в муках лица. Но теперь он знает, в чем причина. Первые исследования, найденные в архиве, первый кодекс тогда еще только зарождающейся гильдии… Первые взгляды, полные презрения и ненависти от остальных охотников. И злорадная радость от них же. Почему же он был так слеп раньше? Может, именно поэтому учитель не пускал его в Гильдию? — Бра-ат… Эта почти уже не может говорить, но Кровавая роза дрожит в руках. Перестанет ли он когда-нибудь колебаться? В прошлый раз ему все же удалось убить обозначенного вампира, но это стоило так много… Он мог умереть от потери крови там же, в развалинах, прислонившись к проклятой стене. Если бы не Куран Канаме. Спасший, вылечивший, объяснивший… Чего он добивается, когда-то брезгливо отстранен, высокомерно насмешлив, то терпелив и почти ласков? Контраст бьет больнее плети. Куран то согревает похвалой, то бросает в леденящий ад собственного недовольства, и как бы силен ни был Зеро, яд внутри не может противостоять силе чистокровного, он подчиняется. — Бра-ат… Девчонка, совсем еще мелкая, лет восемь, может, чуть больше. Как она попала в лапы вампирам? — Все так же нерешителен, волчонок? — голос и сильное тело за спиной стали полной неожиданностью. Большая рука накрыла глаза, заставляя прислониться. — Не смотри. Он не Юки, его специально учили ощущать то, что неподвластно остальным, и он чувствует закручивающиеся потоки силы, с грохотом и ревом водопада, перегоняющего сотни камней своими течениями, устремившиеся к нарушительнице. Сейчас она перестанет существовать. И это унизительно — охотник не справился, понадобилась помощь вампира. Это облегчение — хотя бы сегодня перестать быть оружием, не убивать вчерашнего ребенка, все еще одетого в розовое платье с оборками, которое ей наверняка выбрала мама. Как там родители девочки? Плачут? Ищут? Еще одна трагедия, которую не успели предотвратить. В нос забивается сладкий запах роз, которым напоена кровь Курана. От Юки исходит подобное, и Зеро не слепой, способен увидеть схожие черты лица, одинаковые глаза. Кураны всегда скрещивались между собой. Остальные не задумываются, потому что человек не может быть родственником вампира. У них нет архива Гильдии, где в дневниках можно отыскать упоминание, как силу вампира запечатывали свои же, вместе с памятью и ароматом крови, привлекающем всех к чистокровным. — Не думай, волчонок, ты у меня сильный. Как ласка для непутевой собаки, но Зеро слишком подавлен, слишком очарован песнью, что поет ему кровь Курана Канаме, чтобы сопротивляться повелительному жесту. И поцелуй, обжигающий губы, заставляет стонать. Маски сорваны, ему нет места в Гильдии. Ему нет места среди вампиров. Наверное, поэтому его родители старались держаться подальше, получая задания дистанционно. Первый поцелуй он отдал ненавистному упырю. Защитнику и благодетелю Юки. Ненавистному Курану Канаме. Тогда почему он совсем об этом не жалеет?***
Хио Шизука прекрасна, как и много лет назад. Ее глаза… такой цвет называю кровавым аметистом — сиреневый с нотками красного, готовый в любой момент вспыхнуть багряно-алым. В своем истинном теле, не скованная больше магией и льдом, в белоснежном кимоно с плащом из лунно-серебристых волос. Воистину принцесса чистокровных, Юки никогда не стать такой, сколько бы веков ни прошло. Сравнение невольное, и оно не в пользу юной спящей Куран. Может быть, родители что-то напутали в ритуале запечатывания, может быть, провели его слишком рано, но Юки навсегда останется милой девочкой, принцессой, в чьем мире нет места крови, распрям и бойням. Которая верит, что если класс Е говорит, ему нужно дать второй, а то и третий шанс. Тут волчонок ее немилосердно разбаловал своим сильным духом. Глядя на него, Юки не понимает, что остальные вампиры не такие, что класс Е рано или поздно опустится. Даже Зеро. Если не принять меры. Женщина в кресле напротив великолепна, Куран готов признать, что она — лучшее творение своего рода на протяжении многих веков. Сильна, умна, верна и преданна тем, кто заслужил ее доверие и… любовь? Ледяная статуя, снежная сакура, прохладная и прекрасная. Вечно юная. Кровавые аметисты напротив вспыхивают, вызывают стонущее желание внутри поскорее сделать такими же глаза волчонка. — Кирию не убивали твоего возлюбленного, — первый ход в эндшпиле их шахматной партии. Одной из многих, что были и еще будут. Грех разрушать такую красоту. — Зачем было нужно их убийство? — Чистокровные должны уничтожать класс Е. Даже если он только создан, — улыбка скользит по бледным губам. Иногда Куран думает, что Хио — мать его волчонка, настолько они дьявольски похожи внешне. — Я пришла за своим. И различны внутри. — И инициировала мое. Укусила то, что тебе не принадлежало. Хио склонила голову, но в этом показном жесте совершенно нет раскаяния, потому что Куран ее не винит. — Прошу прощения. Если бы она не сделала этого, через два дня остатки клана Кирию были бы полностью уничтожены. Гордые, не подвластные никому охотники, судившие только по справедливости. Разве нужны такие Гильдии и Совету? Разумеется, нет. Как был он удивлен, когда под покровом ночи в его резиденцию заявилась Асука Кирию, взлохмаченная, уставшая, только-только с задания, успевшая закончить его раньше срока, чтобы выкроить время. Тем не менее, она, несмотря на слой пыли, была прекрасна, насколько это вообще возможно для человеческой женщины. Она предложила ему своего сына. Как пищу и как… подопечного. И протянула фотографию. Впервые увидев непреклонность в аметистовых глазах Зеро, Канаме был покорен. Наверное, именно поэтому согласился. На следующее утро он узнал, что с точно таким же предложением Кирию Рен навестил Хио Шизуку. Наверное, им бы пришлось сражаться за ценную добычу, если бы Принцессе не пришлась больше по вкусу растерянность сиреневых глаз Ичиру. Охотники впервые позабыли о своей гордости, о том, кто они есть, обнажив родительскую суть, преклонили колени перед королями вампирского рода. Чтобы спасти детей. Потому что на стороне Гильдии близнецам было не выжить. Чистокровные принялись ждать. Ловушка на остатки клана была расставлена, жертвы на месте. Что ж, сейчас, смотря на неподвижную, молчаливую фигуру Ичиру возле стены, Канаме понимает, что Хио сумела позаботиться о своем. И по-своему вручила подарок ему. Правда, не весь. — Возможно, ты захочешь вернуть укус. Волосы скользят, в вороте кимоно обнажается длинная шея, красивая, соблазнительно жемчужная. Будет ли так сиять кожа его волчонка, когда он закончит со всеми делами? Ичиру напрягается, но не двигается с места, когда Куран приближается к Хио. Правильно, хорошо выдрессирован мальчик. С Зеро никогда такое не получится, но разве нужна Канаме скучная покорность? Кожа Хио нежна и сладка, вся она покорна, куклой повисая на сильных руках, ее кровь безусловно вкусна, но… В ней нет и доли чувств, что кроются в венах Зеро. Куран осторожно вынимает клыки, напоследок закрывая рану. Заботиться о супруге — это так естественно. Вампирская свадьба совершилась. Хио станет отличной матерью будущим правителям и не будет настаивать на ответных чувствах. Ей больше по нраву собственное поместье в горах, нежели резиденция рода Куран. Канаме никогда бы не возвращал память Юки, но чистая кровь слишком драгоценна, чтобы разбрасываться ею. Наследница Куренай слаба телом, почти больна, а Ширабуки, в отличие от Хио, безумна не понарошку. — Охотники захотят убить его, — она позволила Ичиру подхватить себя под руку. Молодой аристократ, следующая ступенька после чистокровных. Что ж, Хио всегда была хороша в ритуалах и заклинаниях. — И я сыграю на этом. — А твоя сестра? — Думаю, дядя обрадуется подарку. Канаме открыл дверь и замер. Его волчонок никогда не играл по правилам. Зеро раскинулся на полу, из последних сил цепляясь за доски, пытаясь подняться. Жажда терзала его тело и разум, но он все еще не сдавался. Зашуршало кимоно, Хио прошла мимо, оставив запах вскрытых вен чистокровного вампира. Через два дня, перед тем, как уехать в поместье, она покажется в людном месте. Им же не нужно обвинение в гибели чистокровной? Серебряные волосы стекли на пол, прохладная рука ласково погладила вспотевшую от муки щеку. Канаме наблюдал спокойно, ибо в жесте его супруги не было ни грамма вожделения, только бесконечное сочувствие. Их дары оказались в центре игр Совета и Гильдии. — Бедный мальчик… До скорой встречи, Канаме, — она прикоснулась к его щеке, новая улыбка была теплой и искренней, хотя едва заметной. — Теперь в твоих глазах больше нет той тоски. Хио растворилась вместе с Ичиру, бросившим тоскливый взгляд на брата, а Канаме, услышав шаги ректора, позволил себе только втянуть носом запах серебристых волос. — Потерпи еще немного, волчонок. Скоро я приду за тобой.***
Зеро горел и не сгорал, снова и снова пламя вспыхивало в глотке и распространялось по телу, лишая последних остатков кислорода, жалких, но таких жизненно необходимых. Это пламя не остужали даже ледяные стены подвала, испещренные ритуальными рисунками и рунами, печать на шее терзала и как будто прорастала шипами все дальше и глубже, выдирая клоки мяса. Когда ректор и учитель не могли присматривать, отсутствовали по какой-то причине, к нему заходили. Ученые, те, кто мечтал полюбоваться муками последнего из непокорного клана охотников. Его родители были слишком свободолюбивы. Его родители не стеснялись заключать сделки с чистокровными ради защиты людей. Его родители… угодили в расставленную прямо для них ловушку. Стали классом Е по прихоти Гильдии. А вампира для этой цели им одолжил Совет. Если бы мог, Зеро убил бы тех, кто приходил, растерзал и наполнил их кровью пересохшее горло. Плевать, что она гнилая, клыки ныли и требовали расплаты. Если бы у него была Кровавая роза! Цепи отвлекали своим звоном от планов жестокой расправы. Сколько он еще продержится на потеху всей Гильдии? Они не имеют права лишать жизни охотника, пока тот дееспособен, то есть разумен. Это непреложное правило, которому официально следуют. Пока Зеро сохраняет разум, он будет жить. Сколько еще? Куран сказал, что придет. Обманывал? Нет… Ненависть сгорела в этом всепоглощающем пламени, не осталось ничего, только желание убраться подальше от прогнившего насквозь, когда-то родного места. Как он радовался обучению на охотника! Как он был счастлив пойти по стопам родителей! Почему не замечал их печальных взглядов? Почему не понимал, что их тренируют усерднее, чтобы они выжили. Почему сразу не понял, что Хио Шизука просидела с ним несколько часов не по доброте душевной. Ритуал, какой-то вампирский ритуал, позволивший ему не сойти с ума за четыре года. Привыкнуть к Курану, позволить тому поцеловать себя. И даже не рассердиться на подслушанный разговор, хотя в первые минуты хотелось убить проклятых кровососов. Ненависть сменилась горькой обреченностью. Поглощенный ею, Зеро не сразу услышал вой сирены. Гильдия подверглась нападению. Дверь отворилась без малейшего звука. Зеро сжал кулаки, готовясь пропускать мимо ушей очередные оскорбления, чтобы не доставить мучителям удовольствие, бросаясь на них дикой собакой. Но в помещение влился аромат роз, а на вошедшем была униформа студентов Ночного класса. В багровых глазах охотник уловил толику сочувствия. Куран Канаме опустился перед ним на колени. — Я бы хотел сделать это в другом месте, но у нас мало времени. Пей. Так близко, шумит под самыми клыками. Такая желанная, горячая, живая, отданная добровольно. Зеро вонзил клыки и прикрыл глаза. Даже кровь Юки не была столь насыщенной. Большая рука легла на макушку, зарылась в отросшие волосы, заставив прильнуть плотнее. — Пей, и уходим! Они ушли. Ушли от полыхающего главного здания Гильдии, к обочине дороги, где их уже ждал в машине Такума Итидзе. — С возвращением, Зеро, — казалось, улыбчивого блондина совершенно не смущал вид бывшего префекта. — Поехали. Нам нужно торопиться. — Конечно. Как скажешь. Зеро заснул, убаюканный мерным движением, шумом мотора и облегчением от полного отсутствия жажды. В себя он пришел на большой кровати. Солнце бросалось в глаза, зайцами скакало по стенам. Кто-то позаботился о бывшем префекте. Вымыл, переодел, даже подстриг. Зеро провел рукой по макушке, усмехнулся. Как же хорошо, когда жажда не терзает его. Сколько он спал? И почему… Почему он так похож на вампиров Ночного класса? Всегда было что-то, отличавшее его от класса Е и аристократов, ни то, ни се, серединка на половинку. Его нельзя было причислить ни к одной вампирской группе, но теперь… Он выглядел и ощущался на внутреннем уровне, как аристократ. Зеро перевел взгляд вбок, откуда тянулась обхватывавшая его за пояс рука. Куран Канаме, беззаботный, спящий, такой беззащитный. В самый раз, чтобы всадить пулю в лоб. Никогда не обманывавший, в отличие от остальных. Позволивший заглянуть за маску. Истинная суть того, что Зеро знал с детства, охотнику не понравилась. Но ему пришлось по нраву увиденное за маской Канаме. Парень покачал головой и вновь улегся. Что-то подсказывает, что у него еще будет масса времени, дабы разобраться с происходящим. Что сделал Канаме, что он об этом думает. Что об этом думает сам Зеро. Главное — не торопиться.***
В полутемной спальне три вампира склонились над кроватью, где лежала миниатюрная девушка. Ресницы ее подрагивали, как будто она вот-вот проснется, волосы отрастали, шелковыми лентами расстилаясь по винному покрывалу. — Она забудет все, будет думать, что ты предназначался ей с рождения, — Канаме поднял глаза на дядю. — Готов? Ридо усмехнулся. — Разумеется. Юки Куран открыла глаза, улыбнулась брату и его официальной супруге, а затем бросилась на шею суженому. Удостоверившись в правильности заклинаний, Канаме и Хио покинули комнату, чтобы разойтись сразу в коридоре. Куран вернулся в свое поместье и сразу скользнул под одеяло, прижав к себе горячее тело любимого вампира. По-прежнему хрупкий и стальной, уже без надлома. Прекрасный и опасный. Такой идеальный. Игры чистокровных всегда масштабны, но своих вампиры королевской крови не предают никогда, даже преследуя собственные интересы. Все не так, как кажется на первый взгляд. Его юному аристократу Зеро еще только предстоит к этому привыкнуть.