***
Окончательно Питер очухивается в больнице. Все вокруг выглядит, как больница, а еще парень слишком частый ее посетитель, чтобы не узнать голубые шторы со всех четырех сторон, и тетушку Мэй, спящую на стуле у его койки. Вот до такого он еще не доходил. Прогресс. Питер тянется рукой к лицу и царапает щеку датчиком пульсоксиметра, надетого на его указательный палец. Этого шума оказывается достаточно, чтобы Мэй проснулась и тут же кинулась к племяннику. Она плачет, смеется и обнимает до хруста ребер Питера следующие двадцать минут, грозясь его больше никогда не отпускать от себя. Сам Питер извиняется и говорит, что больше такое не повторится — что именно «такое» он только догадывается, а потом резко спрашивает: — Как Нед, Мэй? — тетушка вдруг замолкает и отодвигается от племянника. Все внутренности, что не были повреждены взрывом (никакие из питеровых внутренностей не были повреждены взрывом, но он, как переживший, собственно, взрыв, разрешает себе немного драмы и преувеличения), обрываются от испуга за своего бро. Неужели…? — Ему наложили несколько швов, Питер, и он должен пробыть под присмотром врачей, как минимум, сегодняшнюю ночь, — Мэй собирается сделать свое типичное «мне очень жаль, Питер» выражение лица, но не успевает — одна из штор резко отъезжает в сторону и перед койкой Питера оказывается не меньше дюжины пожарных. Челюсть Питера отвисает до уровня минус третьего этажа, и он испуганно хватается за свое одеяло. — Мы слышали, — начинает один из пожарных, светловолосый, с расстегнутой курточкой и шлемом в руках, — что здесь лежит сегодняшний герой. Питер подвисает. — Ээээ, нет, только я. Он чешет затылок, и мысленно радуется — что бы с ним не произошло, ему не понадобилось сбривать волосы или выбривать хотя бы один висок. Минус одна классная история для девчонок, минус один повод для Флэша придумать еще одно обидное прозвище Паркеру. Питер во все глаза пялится на пожарных, но все они смазываются для него в одно пятно повышенной крутости. Практически все. Пацан успевает выцепить из толпы глаза — карие, насмешливые, говорящие «что мы забыли у этого идиота? пошли отсюда». Он смущается такого взгляда и резко отводит взгляд, наверняка краснея. Паркер хочет накрыться одеялом с головой, а еще лучше исчезнуть навсегда. — Это он? — доброжелательно улыбается светловолосый пожарный тетушке, которая расплывается в ответной улыбке и кивает. А теперь Питер понимает еще меньше. — Кто он? Вам, наверное, нужен кто-то за соседней шторкой. Или за другой соседней шторкой. Здесь их много и они все, как один, похожи друг на друга, перепутать несложно. Что бы тут не происходило, но «сегодняшнего — да и никакого другого — героя» тут точно нет. Об этом Питер и говорит пожарному, сзади на шлеме у которого читает большими буквами «Роджерс»*. В ответ он слышит парочку смешков, прокатывающихся по толпе. Роджерс кашляет себе в кулак: — Ты, приятель, вывел двоих из класса. Некоторые двоих топтали, чтобы выбраться самим, а ты — рисковал собой и помогал другим. Паркер на секунду теряет дар речи. С ним подобное случается… не то чтобы очень часто. — Нед — не другой, он мой друг! — внезапно даже для самого себя реагирует Питер. Но он говорит дело: Нед — не просто бро, он — брат Питера, его лучший друг, его напарник во всех их шалостях и очень безумных идеях, его семья. Роджерс улыбается на все тридцать два идеальных пожарных зуба. Питеру кажется, будь у него еще с десяток, он бы и на них улыбнулся. — Вот об этом я и говорю. Нам не помешают такие, как ты, — будто бы срисован с агитационного плаката с идеальной широкой улыбкой американской мечты — бойскаут, герой, свой парень, выбравший тебя достойным. На фоне недостает только оркестра. — Эй-эй, притормози, Роджерс, — Питер поворачивается на голос, испортивший идиллическую картинку с роликов на национальном телевидении и рекламных картинок из комиксов, и с испугом отмечает, что заговорил стоящий с самого краю пожарный. Тот самый с-карими-глазами-и-чувством-превосходства-над-всем-миром пожарный. Сейчас Питер замечает, что еще у него идеальная бородка. — Агитировать пацана будешь на уроке профориентации. Тем более, он выглядит смышленым малым, а потому знает, что у вас ему ловить нечего. Он подмигивает Питеру и вся система того дает сбой. Это… было только что на самом деле? Сейчас он выглядит не иначе, как жертвой инсульта с гемипарезом. Для полноты картины необходимо только начать пускать слюнки, ведь с ориентацией у него все уже ясно. Глядя в эти глаза Питер, готов и это делать. — Прав-вда? — А то, малыш, не сомневайся. Ты же не тушить бросился, — он делает неопределенное движение руками, выражением лица подчеркивая, как относится к этому — к тушению, — а людей на себе выволакивать. Соответственно, тебе самое место не в пожарных, а в спасателях. — В… в спа-спасателях? — Не сомневайся. Я даже отсюда вижу. Заглядывай к нам, когда тебя отсюда выпустят, я покажу тебе парочку инструментов для настоящих мужиков. — Кого-кого? — раздается с противоположной стороны. Паркер поворачивает голову на голос и удивляется самому себе, как не заметил раньше стоящую по правое плечо от Роджерса пожарную. Она наклоняется над койкой Питера, очевидно, чтобы получше увидеть Спасателя. Питер решает так мысленно называть мужчину с идеальной бородкой, презрением ко всем и невероятными глазами, так как он не снял шлем, и парень не может прочесть его фамилию, но впереди видит надпись «rescue» и добавляет это к словам про спасателей. Из-под ее шлема выпадает несколько огненно рыжих прядей. Тот закатывает глаза. — Извиняюсь. Для настоящих мужчин, пацан, и этой рыжей бестии. «Рыжая бестия» довольно щурится и говорит «то-то же, Старк». — Все, хватит, не пугайте мне больше парня, — медсестра проталкивается между пожарными и даже пихает Роджерса в плечо. У того на шлеме написано «капитан» и Питер задерживает дыхание, глядя на разворачивающуюся перед ним сцену. — У него вон и так пульс из-за вас под сто двадцать, а мы только хотели его выписывать. — Ты уверена, что из-за нас, Клэр? — спрашивает ее Старк. Старк. Питер мысленно смакует эту фамилию. — Ты вот зашла, и у меня тоже не меньше ста двадцати сейчас. Кто-то из задних рядов тянет «так, все понятно», и толпа начинает рассасываться. — В твои-то годы, Тони? Медсестра — Клэр, как читает Питер на ее бейдже и после слов Старка — резко зашторивает его «палату» в приемном покое и подходит к приборам у кровати. Тони. Тони. Питер готов умереть счастливым, но аппарат за спиной начинает мерзко пищать, и Питер готов умереть просто со стыда, но все еще счастливым. Тони Старк. Спасатель. *неделей позже* Всю неделю Питер не расстается с мыслью о том, что его пригласили в пожарную часть, и — особенно — к спасателям. В одну минуту он готов тут же сорваться с места, в другую — чувствует себя самым большим неудачником, когда представляет, как заявится в часть весь такой счастливый и уверенный в том, что его там ждут, а на него посмотрят, как на идиота, невесть что забывшего в депо. С чего он вообще взял, что хоть кто-то из пожарных — и спасателей, мысленно добавляет он, — и спасателей вообще помнит его? Или запомнил на целую неделю? Таких, как Питер, они видят ежедневно. Наверное, и заходят к ним в палаты, если им по пути и есть свободное время, или Питеру просто повезло. Единственный, чтоб ему, раз за всю его неудачнецкую жизнь. А если его кто-то вспомнит, это будет второй раз, а так везти ему совершенно точно не может. Питер мнется еще десять минут. Хозяин магазина выходит на крыльцо, достает сигареты, но курить не собирается — только недовольно косится на подростка. Этим его и подбивает на то, чтобы без дальнейших раздумий он наконец-то зашевелился. Пацан одним глотком допивает колу, сжимает во вспотевших ладонях телефон, и делает шаг. А потом еще один. И еще. Он слышит за своей спиной хмык и переходит дорогу. Его сердце колотится где-то в горле и мысленно Питер молится про чертов астероид, который может — и ему, на чистоту, нужно немного поднажать, если он хочет успеть — упасть прямиком на него и избавить от очередного позора. Еще с тротуара Питер замечает, что на площадке перед депо происходит какой-то движняк и жмурится, чтобы под слепящим солнцем рассмотреть хоть что-то. Так и есть. У самого края стоит карета скорой помощи, в одном из парамедиков скачущих вокруг которой с ведром и губкой в руках Питер размыто узнает светившего ему в глаза чувака — выбеленные пряди из челки того сверкают до самой дороги. Теперь ему в помощь есть девушка. Питер не может рассмотреть ее лица, но отмечает, что ее волосы собраны в низкий хвост, а одета она в темно-синюю футболку и такие же штаны. Другой парамедик одет так же. Они смеются, и Питер видит, как парень запрокидывает голову назад, а после бросает в девушку губку. Ее визг доносится до Питера, но потом он спотыкается, притом на абсолютно ровном асфальте, и бросает это дело — идти с открытым ртом и вместо того, чтобы смотреть под ноги, глазеть на людей маньячным взглядом. Даже Нед говорит, что в такие моменты он выглядит жутко, а бро фигни не скажет. Его хватает ненадолго — в центре площадки он видит пятерых пожарных в полном облачении. Двое стоят в стороне, один тащит другого по земле, а последний кричит на них. После еще пары шагов ближе, Питер узнает голос Старка — мысленно он называет его Тони и ему практически не стыдно — а потому предполагает, что все остальные тоже не пожарные, а спасатели. После слов в больнице, Паркер считает жизненно необходимым различать спасателей и пожарных, а еще он провел все вечера и даже ночи за чтением материалов про пожарных. У него была пара дней больничных, он сам себе разрешил, а еще потому, что каждый раз, когда он начинал думать про пожарных, сердце начинало биться, как сумасшедшее. Сейчас Питер примерно такой же — сумасшедший. Последние шаги самые тяжелые и он в очередной раз чуть не спотыкается, когда замечает, как ему машут стоящие поодаль спасатели. В такое он не верит, и оборачивается назад, чтобы убедиться, что за ним кто-то идет. Но нет, никого нет. Питер в непонятках разворачивается и даже неловко машет в ответ, понимая, что все же ему. Это очень-очень странно, но не так, как Тони — Старк, а лучше «мистер Спасатель», чтобы случайно не взболтнуть ерунды при личном общении, — останавливает выполняющих какое-то упражнение двоих спасателей. Он так понимает, что один спасатель должен протащить второго по кривой с разнообразными препятствиями в виде шин, инструментов и ведер, на время, которое засекает Старк. Тот сегодня без курточки, в одной футболке, и Питер имеет потрясающую — ведущую к огромной катастрофе и самому большому питеровскому позору, очевидно, — возможность оценить накачанные руки того, что плотно обхватываются форменной футболкой, и в шлеме. — Если ты так будешь продолжать, — говорит Старк, не поворачиваясь к Питеру, — нам нужно будет еженедельно искать кого-то новенького. Спасатель отпускает второго, который руку свою буквально вырывает и поднимается на ноги, снимая шлем и расстегивая курточку. В нем Питер узнает Рыжую Бестию, и, судя по ее следующим словам, имя можно так и оставить, оно идеально ее описывает. — Еще раз протащишь меня спиной по ножницам, Лэнг, я отобью тебе почки, — и уходит к остальным. — Следующие готовьтесь, — командует Старк, и разворачивается к Питеру: — Вы только посмотрите, кто к нам надумал заглянуть в гости! — мужчина расплывается в улыбке и Питер даже мысленно начинает заикаться от такой картины. — Ваш будущий сослуживец. Старк хлопает Паркера по плечу, когда к ним подходят остальные четыре, и Питер боковым зрением замечает, что парамедики отставляют свои ведра в сторону и заинтересовываются происходящим у спасателей. — Вы говорили, что я могу… ну, это, зайти к Вам, и я вот… зашел к Вам, — Питер краснеет и мямлит что-то своим ботинкам, ощущая остающуюся на плече тяжелую руку. — Ты был прав, Тони, пацан просто прелесть, — тянет Рыжая Бестия и где-то очень далеко несколько планет сходят со своих орбит потому, что Питер не может ничем иным объяснить происходящую здесь и сейчас странность. Тони говорил ей, что он — п-прелесть? — Руки, Романова, убери свои загребущие руки от ребенка, не пугай его. Есть хочешь? — истукан, который сегодня утром был мальчиком Питером, только и может кивнуть — сначала утвердительно, а после отрицательно. Тони молчит. — Кажется, я его слишком впечатлил и он немного сломался. Ладно, будем ремонтировать. Романова, ты за старшую и не давай им сачковать, — он бросает рыжей свой секундомер, — а мы пойдем в холодок, заодно я покажу тебе часть. Да, кстати, за спиной мы оставляем Наташу, Скотта, Роуди и Т’Чаллу. — Т’Чаллу? — Не спрашивай, делай как мы — просто кивай и не спрашивай. У Питера есть силы только сжимать лямку рюкзака, молиться всем богам и переставлять ноги, подстраиваясь под шаг мужчины. До него доносится властный голос Наташи, командующей приготовиться. Первым делом они подходят к парамедикам. Двое совсем молодых, возможно, лет на десять старше самого Питера, парень и девушка, внешность которых Питеру кажется в чем-то неуловимом идентичной, стоят по шутливой струнке смирно у машины и улыбаются им двоим. Питер не может не улыбнуться им в ответ. Он улыбается от всего происходящего с ним здесь и сейчас, хотя до сих пор не уверен, что это реальность, а не последствия серьезной гипоксии и, возможно, комы. — Это двое наших удальцов. Он — быстрый, дерзкий, как пуля резкий, а она может вытащить своими пальчиками любого с того света. На фразе Старка «душу она этими пальчиками тоже вытаскивает без проблем» лицо парня-парамедика резко меняется и из приветливого превращается в «ты пожалеешь, что родился, если скажешь еще хоть слово», девушка же кладет свою руку тому на плечо и его попускает. — Ванда и Пьетро. Брат и сестра, чудо нашей станции. Иногда светят людям в глаза фонариками и бьют их током, но в основном они добрые и безобидные. — Привет, — тянет Ванда с улыбкой. — Я помню тебя, — говорит же Пьетро, — отбивался будь здоров от маски. — Да, там мы его и нашли, — кивает Тони и тащит Питера еще до того, как он проговорит «рад познакомиться» или «спасибо, что спасли меня и моего друга». Они заходят в гараж, где стоят три пожарные машины, хотя Питер тут же и находит между ними разницу, без особых сложностей отличая машины пожарных расчётов от машины спасателей. По надписи и комплектации. Он, кажется, слишком долго на них пялится, что мужчина, уже отойдя от Питера на два шага в сторону, задумчиво спрашивает: — Нравятся? Еще бы. Всем нравятся. В его голосе сегодня Питер не слышит больше ни насмешки, ни сарказма. И даже глаза мужчины не обзывают Питера идиотом, хотя он и не рискует смотреть в них дольше, чем две секунды, сразу же отводя свой взгляд в сторону и отчаянно краснея. Паркер поочередно тычет в каждую из машин пальцем и говорит: — Автолестница, автонасос, а это — Ваша. — Надписи прочитал? — Тони хмыкает, — молодец. Паркер тут же возражает, еще по-детски обиженно: — Нет! У трака есть лестница, у энджина — насос и рукава, а спасатели и так круты. Тони хмыкает еще раз, но в этом Питеру слышится больше одобрения, что ли. — Молодец, обед заслужил. Тони делает несколько шагов к одной из дверей, ведущей, очевидно, вовнутрь станции, а потом останавливается и разворачивается к Питеру лицом. — Сколько, говоришь, тебе лет? — он наклоняет голову на бок и щурится. Что-то среднее между оценивающим и приценивающимся взглядом. Питер снова теряется, краснеет и что-то начинает бубнить себе под нос. — Семнадцать. И еще тише: — Практически. — Практически? — В следующем месяце будет семнадцать. — Сейчас двадцать девятое, — Тони выгибает бровь, и Питер в очередной раз удивляется, как это у него так получается. — Седьмого. — Разве ты не должен считать дни до этой знаменательной даты? — Знаменательной? Это же не восемнадцать! — Питер с досадой тянет за лямку школьного рюкзака, показывая — он с большей радостью был хотя бы настолько взрослым, чем ждал этого целый год. — В семнадцать тоже открываются кое-какие перспективки, — медленно говорит Тони, улыбаясь так, что Питеру одновременно становится немного не по себе и его бросает в жар, и уходит. В общем зале, смеженном со столовой, шумно. Питер сразу же узнает нескольких из больницы. И, что все еще очень-очень странно, они узнают его в ответ. — Смотрите, кого я привел, — громко объявляет Тони, и Питер, оказываясь под всеобщим вниманием, вжимается спиной в мужчину, но выдавливает из себя: — Привет всем, — и даже умудряется махнуть рукой. Ему отвечает хор голосов. Там что-то между «привет» и «добро пожаловать». Паркер немного расслабляется. — Так, пацана руками не трогать, он мой и все еще пугливый, — Питер в очередной раз должен краснеть, встречаясь взглядом с Роджерсом. — Капитан Роджерс, — он тянет ему руку. — О, прошу тебя, здесь мы все используем имена. Зови меня Стив, — он снова улыбается, как и в больнице, голливудской улыбкой, когда жмет вспотевшую ладонь. Рукопожатие уверенное и сильное. Питер тут же проникается симпатией к мужчине. Он разворачивается к своим людям, рассаживающимся за круглым столом с тарелками очень вкусно пахнущей еды. — Ты подоспел как раз к обеду. Хватай тарелку и налетай. Питер неуверенно оглядывается на Старка. — Это не то время и место, чтобы быть стеснительным, пацан. Налетай, а то эти проглоты все пожрут, ты и глазом моргнуть не успеешь. В подтверждение своих слов Тони направляется к разделочному столу и по пути берет большую тарелку. — Это, — продолжает Стив, — Клинт, — и кивает на уже едящего пожарного с выбритыми висками. Он машет в ответ, не отрываясь от еды, — Сэм, — и Сэм, чернокожий парень по ту сторону плиты, машет рукой с лопаткой, — он сегодня за повара. — Когда Сэм за повара, — говорит зашедший в зал пожарный с собранными в пучок волосами, — мы все молимся перед едой, — он наворачивает себе побольше спагетти и поливает их соусом от души, — кроме Клинта. Клинт — рисковый парень и думает, что у него несколько жизней. — А это Баки, — поясняет Стив с улыбкой, будто бы это все объясняет. — Там за еду борются Тор и Пэгги. — Пэгги всегда побеждает, — Питер не успевает понять, кто это говорит, но темноволосая девушка только довольно улыбается. — С ее-то мексиканцем! — вставляет свои пять копеек Баки. Он, кажется, полностью поддерживает Пэгги в ее начинаниях бить всех с мексиканца. — О, это, должно быть, Питер, да? — В кухню заходит женщина в штатском, и ее внимание переключается на Питера совершенно случайно — у кастрюли слишком много народу, чтобы хоть еще кто-нибудь мог туда добраться. Парень кивает. — Я — Мария Хилл, — поясняет она, протягивая руку за тарелкой, — секретарь шефа и слежу за всеми этими оболтусами. Шеф, — она обращается уже к Стиву, — занят отчетами, сказал, чтобы мы ему оставили. Роджерс кивает. — Питер, позовешь остальных с улицы? — Паркер испуганно оглядывается назад, но кивает и послушно идет назад. Спасатели продолжают тренировки, будто бы происходящее внутри станции их совершенно не интересует. Наташа все так же командует, а двое других — Питер может прочесть только имя Т’Чаллы сзади на курточке тащащего — отрабатывают. Питер первым делом подходит к парамедикам. Они, как раз, заканчивают со своими делами. — Обед готов, — говорит он и машет рукой в сторону кухни, — Стив сказал вас позвать. Пьетро ему подмигивает и кричит сестре: — Кто быстрее — тот голоднее, — и убегает. Ванда снимается за ним сразу же. Пацан подходит к Наташе, неуверенный, может ли он говорить об этом громко: — Обед уже готов, Стив просил вас позвать. Он уже не заикается и это невероятный прогресс. Атмосфера здесь… она… расслабляет и позволяет чувствовать себя как дома даже спустя десять минут в окружении толпы незнакомых ему людей. Даже больше — пожарных, перед которыми Питер всегда терялся. Как и перед такими женщинами, как Наташа. — Спасибо, дружок, мы сейчас будем. Питер кивает и отходит на несколько шагов назад. — Закончить упражнение, — командует Романова, когда Т’Чалла достигает финиша, — переодеваться и обедать. С земли поднимается Роуди, а Лэнг, стоявший перед этим с Наташей в паре, со своего места уже идет в гараж, на ходу снимая шлем и V-Force**. Питер видит, как рядом с пожарной машиной стоят сапоги с вывернутыми штанами, и висящие на машинах курточки, и сам уходит на кухню. Там уже все сидят за столом, с краю которого есть несколько пустых мест. Пьетро и Ванда тоже здесь. — Они идут, — говорит Питер, и Стив довольно кивает. — Молодец. А теперь насыпай себе и присоединяйся. Паркер чувствует себя неловко, но разговоры и смешки, создающие в столовой общий фон, расслабляют его и говорят, что все так и должно быть — он должен быть здесь и только здесь, и садиться есть со всеми остальными тоже должен. Тем более, Мэй всегда говорит, что это неуважение к труду готовящего и хозяина, когда отказываешься от его предложения поесть без видимых на то причин. А еще Питер не любит ничто другое так, как еду. Поэтому он прерывает свои мысленные споры и тянется за тарелкой, когда в зал заходят Наташа и остальные спасатели. — Не стесняйся, — говорит она, — бери еще. Питер кивает, кладет еще одну ложку соуса, подхватывает столовые приборы и направляется к свободному месту. Одно оказывается свободным рядом со Старком и Питер решается на это буквально секунду, усаживаясь рядом с ним. — Никогда не думал о том, чтобы стать пожарным? — начинает Стив, и Питер видит, как Тони закатывает глаза. — Только как ступень, чтобы стать спасателем, — отвечает за Питера мужчина и пацан мысленно говорит себе, что может называть его Тони, даже если они так друг другу и не представились, ведь здесь все зовут друг друга по именам, ведь так? Паркер подносит ложку со спагетти, когда у него над ухом раздается оглушающая сирена и он даже подпрыгивает на месте, косясь на остальных — те замирают, кто-то так и не донеся до рта очередную порцию, а другие продолжают спокойно жевать, но все равно прислушиваясь. К чему именно — Питер узнает мгновением позже. — Расчёт 61, Спасатель 12, Расчёт 18, Скорая 58, шеф батальона, — оглушающий женский голос, сопровождающийся сиреной, звучит откуда-то из-под потолка, — пожар, пересечение Коламбус-авеню и Запада 72-й улицы. Пока Питер соображает, что к чему, уже все, за исключением, разве что, Марии Хилл, поднимаются со своих мест, некоторые оставляют еду нетронутой, и направляются к выходу в гараж. Даже дурачащиеся до этого Ванда и Пьетро, перешептывающиеся о чем-то друг с другом все то время, что Питер сидел напротив них, в один момент становятся серьезными и абсолютно собранными. Последним поднимается со своего места Старк. Он кладет руку на плечо Питеру и наклоняется к нему слишком… просто слишком для Питера и приличного поведения. Пацан дергается под ладонью, чем вызывает еще один смешок спасателя. — Если дождешься меня, — буквально шепчет Тони, не обращая внимания на сидящую в трех стульях Марию, — я покажу тебе обещанные игрушки настоящих мужчин. И резко распрямляется, за секунду переключаясь из режима «таким голосом говорят своим пассиям, которых клеят в баре, а не подросткам» до «это так говорят менторы со своими подопечными», но румянец уже давно расползся не только по щекам Паркера, но его шее и даже плечам. — Чувствуй себя как дома, пацан, — и ерошит ему волосы, бегом догоняя своих людей. Питер, словно зачарованный, а еще пытающийся скрыть свою ну уж очень странную реакцию от Марии, тащится за всеми в гараж. Он успевает увидеть, как Тони натягивает огнеупорные штаны за подтяжки, хватает курточку, шлем и запрыгивает на переднее сидение в его машине. Она тут же снимается с места с включенной сиреной и выезжает из депо одновременно с энджином. Питер доедает, следующие двадцать минут ощущая острые уколы совести из-за так и оставшихся остывать тарелок с едой, но Мария прерывает его момент самобичевания: — Не переживай, они поедят, когда вернутся. Еду всегда можно разогреть во второй или третий раз, но вот шанса, чтобы спасти чью-нибудь жизнь, больше не будет. Питер хочет извиниться или почувствовать себя хотя бы неудобно из-за своих мыслей, но Хилл улыбается ему той улыбкой, которую здесь, кажется, получают все вместе с формой и сапогами, и его попускает. Мария уходит после обеда и говорит ему осмотреться, если он хочет, или посмотреть телевизор, или поиграть в приставку, или еще что-нибудь, пока ребята не вернутся с вызова. Он кивает и в задумчивости уходит рассматривать фото, грамоты и благодарственные листы, развешенные здесь на каждой из стен — в любом коридоре и буквально в несколько рядов. Когда машины возвращаются спустя полтора часа, Питер сидит за столом спасателей, который ему показала Мария полчаса назад. Он стоит в гараже, поэтому парню открывается наилучший вид на заезжающие машины и выпрыгивающих оттуда пожарных и спасателей. Карета скорой помощи заезжает последней, но Ванда оказывается первой, кто практически бегом возвращается в общую комнату. — Если кто-нибудь надумает умереть, — громко объявляет она, — ему придется подождать, пока я доем. Пьетро, похихикивая, идет вслед за сестрой. Пожарные раздеваются до стандартной униформы у машин — снова выворачивают штаны на сапоги, оставляя их стоять там же, вешают курточки на оставленные открытыми дверцы. Они переговариваются и смеются, хоть и выглядят немного уставшими, и тоже все идут вовнутрь — доедать и восстанавливать силы. Питер замечает, как Тони, все еще в форме, идет к нему и сразу же выпрямляется, убирает ноги со стола. Мужчина кладет шлем на стол и стягивает курточку: — Хочешь примерить? — он лукаво улыбается, будто завлекает Питера туда, где парень еще ни разу не бывал. — Ну, у всех остальных уже есть своя, остался только ты. Питер неуверенно кивает, встает и берет протянутую ему вещь. Он надевает ее, тут же утопая в запахе Тони и в самой курточке — на щуплом Питере экипировка пожарного висит, пригибая того, ко всему прочему, еще и своим весом. Тони хмурится и тащит парня за собой. — Мы найдем тебе что-нибудь твоего размера. Питер тут же возражает: — Но мне и эта нравится! — он краснеет, запоздало понимая, как еще можно трактовать его слова. Старк давится смешком. — Я и не сомневался, пацан. Они заходят в помещение, напоминающее подсобку, где вдоль стен висит огромное множество одинаковых форм, а на полке выше стоит столько же шлемов. Питер попадает в его персональный рай, от восторга запрокидывая голову и широко улыбаясь, пока Тони перебирает всю защитную одежду, очевидно, в поиске подходящего размера. Питер попадает в его персональный рай, слишком открыто и непозволительно долго пялясь на наклонившегося мужчину, громко сглатывает, и тянется рукой к волосам, путаясь в них пальцами. — Раздевайся, — внезапно говорит Тони, выпрямляясь. — Что? — Что. Снимай обувь, говорю. — Но… Питер не против, на самом деле, снять не только обувь. Тем более что он отчетливо слышал «раздевайся». Это слово еще очень долго будет звенеть в его ушах во-о-от таким мизерным расстоянием до его мечты. Он наступает на пятки конверсов, когда Тони ставит перед ним сапоги со штанами. После секундного молчания он пускается в объяснения: — Просто обуй, как сапоги, и потащи штаны вверх. Форма Шэрон должна тебе подойти. Питер, конечно же, знает, как надевать амуницию, но его поборовшее нужду во внимании желание еще раз увидеть спасающего день Тони, вознаграждается в полной мере — Старк, протянув ему курточку, подходит ближе, чтобы поправить подтяжки, застегнуть ширинку и подогнать ремни на поясе по талии пацана. Тот забывает, как дышать, когда видит, как пальцы мужчины разбираются с ремнями на пряжках и фастексах, затягивают их. Он дергается вслед за резкими движениями Тони и отчаянно краснеет. По кивку Питер надевает курточку, за которую тут же принимается Старк, и проводит сверху вниз, чтобы закрепить липучки здесь и на воротнике. Шлем оказывается последним, как и процесс его застегивания — последней каплей в чашу подросткового терпения, и проворные пальцы под самым подбородком — это слишком. Это слишком-слишком, и в V-Force становится Питеру невыносимо жарко. По его спине течет ручьем пот, и ноги подкашиваются. Питер думает, что это из-за нехватки кислорода. И, в принципе, он на верном пути, но в причинах немного путается — близость к Тони не дает ему сделать вдох, а не огнеупорный костюм. — Так всегда, — говорит ему Тони, — к этому нужно привыкнуть. Если захочешь, то в следующий раз сможешь примерить маску и баллон. А потом побегать так и с хулиганом по станции. — П-правда? — Питер резко машет головой, и шлем съезжает ему на лицо. — Если обещаешь так больше не нервничать, а то тетя твоя за ранний инфаркт у ее племянника нас не погладит по голове.***
Питер уходит домой ближе к ночи. Он прощается со всеми, потому что они оказываются невероятно приветливыми и дружелюбными людьми, на самом деле, Питер уверен, что все они — лучшие люди, которых он только встречал в своей жизни, и эйфория от всего произошедшего в пожарном депо за эти несколько часов здесь совершенно ни при чем. Он так себе говорит, когда пожимает руку каждому, а Наташу, Ванду и Пегги даже обнимает. Старк вызывается его проводить после того, как отбивает пацана у Кэпа — тот пятый раз подряд интересуется, не достанется ли Питеру от Мэй за такое позднее возвращение и уверен ли он, что сможет дойти домой без приключений. От такой невинной настойчивости и искренней тревоги Старку впервые не хочется саркастически отшучиваться, он просто дергает Паркера на себя и говорит сказать всем пока. Питер сконфуженно машет рукой и удаляется вслед за мужчиной. На улице уже темно и нужно некоторое время Питеру, чтобы понять, как он смог настолько потерять счет времени. Если честно, он готов сейчас жить на станции, если это даст ему шанс быть хоть немного ближе к Тони. Он сегодня весь вечер наблюдал за тем, как мужчина и его люди проверяли все инструменты, чистили их и заправляли. Он мало следил за сказанным ему, только за тем как рукава футболки обхватывали бицепсы Старка, как его сильные руки, украшенные витиеватыми вздувшимися венами, были самым красивым и восхитительным, что пацан только видел в своей жизни, задвинув на задний план Тысячелетнего Сокола в реальном размере. А ведь до этого момента он мало задумывался о том, что вообще считает красивым и восхитительным. Питер слышит сверчков, смотрит на проезжающую по дороге машину, выхватывающую при повороте фарами часть здания, которое он уже сейчас готов назвать своим домом, и чувствует идущего нога в ногу Тони. Тот молчит, не обгоняет его, не хлопает по плечу и даже не говорит, немного насмешливо, в своей привычной манере, что пацан теперь может рассказать в школе, что выиграл экскурсию в пожарную часть, ибо единственным из всех оказался не трусом. Питер очень-очень хочет быть не_трусом еще хотя бы в чем-то. Но штука в том, что его не_трусость, соответствующая его возрасту, включает в себя проход в ночной клуб по поддельному удостоверению и попытку поцеловать свою одноклассницу на одной из вечеринок, где в водку немного подливают пунша и разливают это все по цветным пластмассовым стаканам. А не первый шаг в… чем-то, где еще есть мужчина в два раза его старше. Паркер весьма привычно спотыкается обо что-то и чуть не пропахивает следующие десять метров асфальта носом, но его за капюшон надетой из-за прохлады толстовки ловит Тони и резко дергает на себя. Так они оказываются посреди тротуара, отошедшие на приличное расстояние от части, вдвоем и практически в обнимку. Питер соприкасается грудной клеткой с рацией и ремнем, перекинутым через плечо Тони, но еще сантиметр и его рука дотронется до одежды мужчины. Он поднимает лицо и смотрит в глаза — долго, не моргая и не отводя взгляд. Снова краснеет и даже дрожит, больше от страха, но все валит на еще один порыв ветра. Питер облизывает губы и понимает, что Тони тоже не собирается разрывать зрительный контакт. Тот только выгибает одну бровь, но не насмешливо, а больше вопросительно, и Питер каким-то образом за одно сегодня научился различать это. Его пальцы дрожат, но он говорит себе, что пережил взрыв, поэтому вот это все — сущие для него пустяки. Пальцы цепляются за ремень спасателя и один уголок губ Тони дергается: — Я не ошибся, ты и, правда, смелый малый. Голос того не дрожит, не сбивается, только щекочет лицо Питера дыханием. — Отчаянный. Питер прекрасно понимает, что он не первый и не последний, кто делает подобный… жест… предложение. Но он первый, кто не уверен, что сможет ответить на собственное же предложение, и последний, на которого обратит внимание Тони. Но разрывать свое юношеское сердце от первого неразделенного чувства Питер, пожалуй, будет дома, в своей спальне. Сейчас, ощущая мужчину настолько близко и с каждым вдохом втягивая его горьковатый запах, Питер думает, что в спальне и под одеялом. — У нас есть бар, где мы собираемся по вечерам после смен. Приходи туда как-то, — небрежно бросает Тони, накрывая пальцы пацана своей ладонью, — после дня рождения. Если не передумаешь, — для большей наглядности сжимает ее. — Я не имею права пить, — только и пищит Питер. — А ты туда и не пить идешь. Питер раскрывает рот, когда слышит, как оживает рация спасателя, оставляя все свои слова так и не высказанными. — Спасатель 12, Скорая 58, авария, станция метро «103-я улица». Их снова вызывают, поэтому Тони не тратит больше времени на прощание, а просто разворачивается и убегает обратно в депо, оставляя Питера стоять посреди темной улицы, оглушенного сверчками, словами Старка, а спустя минуту — сиренами двух машин. Он слышит двойной гудок спасателей, понимая, что это они ему, и машет им, провожая взглядом за угол.***
В бар он идет семнадцатилетним, с гладко выбритыми тремя волосинами под носом, в своей лучшей рубашке, с укладкой и парфюмом, полученным в подарок от Мэй. День рождение был только вчера, а его Питер ждал так, как не ждал все Рождества в своей жизни вместе взятые. Последние недели были наполнены для подростка невероятными моральными мучениями, когда он себя изводил каждую минуту новыми поводами, но возвращался к одному и тому же — он совершенно не знает, что делает, понимает, что для него это кончится даже быстрее, чем успеет начаться, разбив ему сердце, но все равно невероятно этого желает. Не разбитого сердца, но хотя бы попытаться… хотя бы что-нибудь с Тони, даже ценой сердца, и чувств, и первой влюбленности. Он идет в первый же вечер, убедив тетушку отпустить его в бар. Одно слово, что он принадлежит пожарным, делает ее сговорчивее некуда, и в итоге она практически сама выпихивает племянника из квартиры. Паркер не затыкается о них с того самого вечера, как вернулся домой из пожарного депо, рассказывая, конечно, только то, где не было ничего подозрительного, запрещенного и не очень хорошего для кармы Тони. Тони в рассказах присутствует. Очень много Тони. Слишком много. Питер взахлеб говорит про спасателей, разбавляя эту болтовню вставками про их машину, инструменты, а еще спагетти, приготовленные пожарным Сэмом. Мэй всегда хихикает на этих моментах, но продолжает слушать племянника. Питер очень сильно хочет стать пожарным, но больше всего ему хочется стать на колени перед Тони. О второй части тёте знать категорически запрещается. Но, даже не смотря на то, что жизнь Питера сейчас сплошь и полностью состоит из «ТониТониТониТониТони, так о чем это я? а, точно, так вот Тони…» у него хватает историй, его касающихся только косвенно, чтобы заговорить зубы Мэй и обеспечить себе ее лояльность к пожарной части 12, и, в особенности, к Тони Старку. К тому самому Тони Старку, который вжимает ее уже семнадцатилетнего племянника в стенку подсобки, уничтожает своими невозможными пальцами укладку, над которой тот корпел битый час и использовал практически весь тетушкин гель для волос, и сминает своими губами губы подростка. У того они болят от такого напора, он, вообще, ими с трудом шевелит, но совсем не против… всего, что с ним делает и еще сделает Тони. И за полторы недели даже смирился с тем, что это будет, во-первых, чудом, если все же случится, и, во-вторых, единственным его эпизодом. Пусть, это все же лучше, чем одни только мокрые сны и стояк по утрам. Тони впивается губами в его шею, руками подхватывая под бедра, и помогает обхватить ногами свою талию. Питер упирается спиной в стену и пытается добраться до участков обнаженного тела, не покрытых колючей щетиной. Она раздражает еще нежную кожу, и невероятно заводит самого Питера. Пацан шипит, скулит, и трется. От последнего он начинает только сильнее шипеть и скулить. Не смотря на однозначную реакцию на каждый его звук, Старку приходится закрыть широкой ладонью рот Питеру. Будь на его месте длинноногая красавица — он бы еще подумал остатками своего ума, пока не перетекшего вместе с кровью вниз, но семнадцатилетний пацан, ставший практически сыном всего пожарного полка, вынуждает. И это так ему идет. Даже больше — можно целый год кинковать на вид смуглой и натруженной руки на бледной подростковой коже. Старк не сдерживается и обводит большим пальцем кадык мальца, а тот просто скользит языком ему между пальцами. Теперь приходит очередь Старку реагировать на подобное шипением и горловым стоном. Он растопыривает их и толкается бедрами сквозь два слоя ткани. Спустя секунду, а может быть и нет, — Питер полностью теряет ориентацию во времени, — в закрытую дверь подсобки кто-то начинает ломиться так, будто бы от этого зависит его (или ее, Паркер все еще помнит про мексиканец Пегги) жизнь. Тони рычит сквозь стиснутые зубы «убирайтесь прочь» и даже не думает отрываться от парня в своих руках. Сам же Паркер пугается — очевидно, быть застуканным за чем-то настолько непотребным в подсобке в баре может заводить, но он слишком юн и пуглив, чтобы полностью заценить кайф от этого. Он сгребает в кулак рубашку на спине Тони и дергается, отдавая все свое внимание не мужчине, как парой секунд ранее, а нарушителю их не_покоя. Таковой оказывается Наташа. — Старк, мне нужны еще стаканы. И без них я не уйду.***
— Всем привет! — Паркер заходит через открытый гараж в часть. На улице льет, как из ведра, и с волос Питера капает на его промокшую на плечах и спине толстовку. В руках у него пакеты из бакалеи напротив. Тот самый продавец, что так недовольно косился на нервничающего Питера несколько недель назад, кажущихся происходящим больше в прошлой жизни, чем в прошлом месяце, сейчас выбирает ему самые свежие овощи, передает привет тете и пожарным, и всегда приветственно машет, когда парень перебегает дорогу напротив его магазина в погожие дни. — Хэй, Питер, — Пьетро, как всегда, улыбчивый, сегодня тоже прячется под крышей депо. Они с Вандой проводят привычную инвентаризацию, с которой Питер им даже пару раз помогал, когда проговорился, что хочет в школе взять дополнительный факультатив по медицине и ему нужно немного поднатаскаться во всех медицинских штучках-дрючках. Ванда машет ему из глубины машины катетером для санации верхних дыхательных путей, он же отвечает тем, что отдает честь двумя пальцами. Кстати, про отдачу чести… двумя пальцами. Тони поднимается со своего насиженного места во главе стола спасателя, чтобы подойти и потрепать парня по волосам. Его любимый жест — отдает менторством больше, чем растлением едва достигнувших возраста согласия подростков. — Ты сегодня рано, — хмурится мужчина, — выгнали со школы? — Знал, — жмет плечами Питер, — что вы будете голодными, решил поспешить, — он толкает Старка под ребра локтем, и уходит на кухню, чтобы составить компанию Сэму в сегодняшней готовке. Приходить на станцию после школы стало настолько же привычным, как заходить за хот-догами для себя и тетушки, когда та возвращается домой на время обеда, или проводить вечера с Недом за задротничеством. Питер по пути докупает необходимые продукты, чтобы его пожарные не голодали, и не может дождаться, когда же снова окажется на расстоянии вытянутой руки с его спасателем. Они общаются взглядами на неприличные темы, но для всех (и особенно для Стива, взявшего Питера под свое покровительство, и Наташи) Старк для Питера и правда больше наставник. Он гоняет пацана до тех пор, пока с того не сойдет седьмой пот, не дает спуску ему так же, как и своим людям, и на самом деле готовит Питера для поступления в Пожарную академию. До готовности сегодняшнего блюда — картошки, запеченной с курицей и сыром, остается больше двадцати минут, когда динамики под потолком оживают, вызывая все четыре команды и шефа на происшествие в двух кварталах от депо, и Питер берет на себя готовку, только и успевая словить фартук и ложку птичкой упархивающего Сэма. Через сорок минут приходит смс: Спасатель: Мы возвращаемся. Питер принимается повторно ставить в духовку еду, чтобы разогреть ее до того момента, когда дверь сдастся под натиском очень голодной толпы пожарных, вернувшихся с очередного вызова.