Another Skin

«Меняя шкуру, не изменишь сути». Народная Мудрость.

      Наверное каждый, хотя бы раз в своей жизни ощущал романтику дальней дороги. Чувствовал её в нескончаемом беге асфальтовой полосы, стелющейся под колеса автомобиля, в опьяняющем восторге первооткрывателя, преодолевающего сложнейший маршрут и даже в том разочаровании, что неизменно охватывает по завершению долгого и трудного пути. И пусть бывалые путешественники говорят, что познать это чувство дано лишь тем, для кого дорога – образ и смысл жизни, на деле её романтика доступна любому человеку, решившемуся выйти из зоны комфорта. Впрочем – не только человеку.       Потому что, даже являясь искусственным инопланетным созданием, носящим сексуальный женский облик словно камуфляж, Лаура кое-что понимает в дорожной романтике. Прочувствовала её, исколесив, наверное десятки узких, поломанных дорог, покрытых заполняющимися дождевой водой выбоинами и, зачастую, даже не имеющих нормального ночного освещения. Эти дороги жили совершенно особенной жизнью, и не очень-то охотно неохотно делились своими секретами даже с неисправимой странницей как она. А ведь Лаура действительно немало попутешествовала по дорогам Шотландии.       Прежде её неприметный, видавший виды минивэн часто можно было встретить на трассе, соединяющей Глазго с Эдинбургом. И, надо сказать, многие водители обращали внимание на сидящую за рулём зеленоглазую брюнетку, обладавшую прекрасной внешностью, которую немного портило невозмутимое спокойствие и сомнамбулическая отстраненность, порой переходящая в угрюмость. Но, разумеется, никто из них даже не догадывался, что скрывалось за миловидность и загадочностью... и какие цели это нечто преследовало, завлекая в свои сети мужчин, которым нужно было добраться до города.       Очарованные потусторонней красотой незнакомки все как один улыбались и сигналили ей, не замечая ни её пустых мёртвых глаз, ни гипнотической безжизненности. Лауре не было до них никакого дела. Запрограммированная охотиться на мужчин и заманивать их в ловушку она часами колесила по окрестностям, подбирая автостопщиков, голосующих на просёлочных дорогах. Избирательная в выборе Лаура отдавала предпочтение крупным и здоровым особям. Если таковых не оказывалось, она искала «попутчиков» на улицах города. Спрашивала дорогу у прохожих, после чего предлагала подвезти их.       Как бы в благодарность. Если кто-то из них соглашался, Лаура очень ненавязчиво вовлекала его в беседу с помощью, казалось бы, безобидных вопросов. «Как зовут? Куда идете? Подвезти? Девушка есть?» – стандартная, словно из разговорника, анкета, с которой Лаура обращалась каждому одинокому пешеходу, встречавшемуся ей на пути чтобы выяснить – если у него кто-нибудь? Самоуверенный преступник, серфер из Восточной Европы – она не делала разницы между ними и даже не вполне слышала их ответы, механически улыбаясь в ответ на каждый недвусмысленный намёк и предложение.       Отсутствие близких связей означало, что до места назначения попутчик не доберётся. Участливым взглядом и ласковым словом прекрасная незнакомка соблазняла жертв и они, польстившись обещанием лёгкого и быстрого секса, следовали за Лаурой в её заброшенный и заколоченный дом на окраине города – навстречу незавидной участи. Вместо весёленького вечера с красоткой, их ждало нечто странное. И страшное, до сумасшествия, что охватило бы любого, кто увидел бы как...       ...мужчины оказывались в абсолютно черной комнате неясных габаритов и, стремясь утолить вожделение, которое хозяйка этого странного места специально подогревала неторопливо снимая свою одежду у них на глазах, попадали в ловушку. Не видя уже никого и ничего вокруг кроме её гладкого, обнажённого тела, которого, ни один из них в итоге, так и не смог коснуться, они не замечали, как пол растекается под ногами, превращаясь в вязкую чёрную жидкость. И даже оказавшись в резервуаре многие из её несостоявшихся партнёров продолжали плыть по инерции. Будто ещё надеялись на что-то.       Будто воспринимали происходящее в форме некой причудливой игры. Когда же до них всё-таки доходило, было уже поздно. Плотность субстанции, в которой увязали человеческие тела, уменьшилась настолько, что они просто проваливались в чёрную глубину и вязли в ней как мухи в сиропе... где и растворялись под действием химических реагентов. Их внутренности проступали через расползавшуюся кожу, мышцы отслаивались от костей, которые, в конечном итоге тоже распадались. Наблюдая за тем, как её жертвы тонут в густой, словно дёготь жидкости, превращаясь в бульон из внутренностей и деликатесного мяса, Лаура не испытывала по этому поводу вообще никаких эмоций и, уже тем более, не рефлексировала.       Делая то, что от неё требовалось, она оставалась, при этом, совершенно бесстрастной. Эмоции и чувства были совершенно чужды ей. У неё не было моральных ориентиров. Для неё не существовало таких понятий как «добро» и «зло» – она просто делала своё дело, ощущая себя частью огромного механизма, сути которого не могла, да и не пыталась постичь. Но однажды в ней словно пробудилось что-то. Глядя как ещё один мужчина, соблазнённый ею, исчезает в тьме Лаура, вдруг, задалась вопросом – что в ней было такого, что он утратил разум, угодив в очевидную ловушку? Она ведь не вела с ним задушевных бесед, не поражала эрудицией, не флиртовала. Да она, если уж на то пошло, даже не была милой и обаятельной.       Неужели её красота настолько привлекла его, что он... утонул в своём желании? Наверное, с этого простого вопроса, спонтанно возникшего в голове Лауры, и началось зарождение её личности. Непонятное поведение людей заставило её задумываться – красива ли её человеческая оболочка, которую она воспринимала только как облачение? И если да – то насколько? Пытаясь отыскать ответ на этот вопрос, девушка подолгу стояла перед старым и пыльным зеркалом во всей своей первозданной наготе и предавалась актам самолюбования. Изучала своё тело со всех сторон и ракурсов. Скользила чуткими пальцами по безупречной коже, с удивлением открывая собственную телесность и дремлющую, пока ещё, женственность.       Сравнив себя с другими девушками, которых видела на улицах города, Лаура довольно быстро поняла, что обладает редкостной красотой, основанной на контрасте бледной кожи и копны иссиня-чёрных волос. Аккуратное лицо овальной формы, точёные черты аристократки и миндалевидные, чуть раскосые глаза-хамелеоны. Огромные яркие переливающиеся всеми оттенками зелёного в обрамлении густых чёрных ресниц. Красивое и стройное тело, высокая грудь, тонкая талия, плавные бедра, длинные ноги. Сочетание кукольной внешности и модельной фигуры. Образ с обложки глянцевого журнала.       Она была... красива. Раньше Лаура не задумывалась об этом. Умение видеть и понимать красоту изначально не было дано ей. Да и зачем? Машина, выполняющая задание, должна относиться к окружающей среде сугубо функционально. Однако, близкое знакомство с людьми открыло Лауре глаза, вызвав желание внимательнее присмотреться к тем аспектам земной жизни, которые раньше оставляла без внимания. Она начала наблюдать. Поначалу – холодно и отстранённо. Так хищник изучает повадки будущих жертв, чтобы охотиться на них более эффективно. Чтобы стать более совершенным убийцей.       Однако, по мере того как Лаура всё больше узнавала о странных людях вокруг, её отстранённость начала сменяться живым интересом. Человеческое общество оказалось столь многогранным и неоднозначным, что желание познать его взяло верх даже над сущностью хищницы. Втягиваясь в земной социум, гостья из иного мира всё чаще и чаще забывала об охоте на людей, предпочитая ей исследование загадочного мира, в котором они жили. Человеческое обществе оказалась абсурдным. Каждый его член был не просто двулик, но содержал тысячи непрерывно движущихся сменявших друг друга оттенков.       В нескончаемом противоречии люди казались ей то привлекательно-сочувственными, то омерзительными и беспросветно-испорченными. Проявления человеческой натуры могли быть как ужасающими так и прекрасными. В отличие от неё и тех, кто были до неё, люди могли быть такими, какими пожелают и проявляли себя то милосердными и сострадательными созданиями, то неприглядными отбросами Вселенной. И это было самым странным и загадочным в них. Задавшись целью во что бы то ни сталось понять их, Лаура проводила часы, сидя где-нибудь на скамейке в парке и глядя на прохожих. Только теперь объектом её изучения стали уже не поведенческие реакции, а загадочная суть человеческого естества.       Поглощая образы, Лаура открывала для себя всё новые грани человеческого бытия, оставаясь на месте до тех пор, пока мир не начинал расплываться перед глазами, сливаясь в калейдоскоп мелькающих лиц. И только тогда ехала прокатиться и проанализировать увиденное с присущей её холодному внеземному разуму методичностью. Новое занятие так увлекло её, что она как-то пропустила момент, когда её интерес начал сменяться симпатией, которая быстро переросла в привязанность – к людям, земному быту и мироустройству. Она не могла больше смотреть на людей с равнодушием физиолога, препарирующего лягушку. Потому, что теперь ощущала желание узнать их поближе и испытать в своей жизни хоть что-то.       Это желание сподвигло Лауру провести психологический эксперимент и влезть в шкуру человека не только буквально. В результате в чужеродном и бесчувственном существе пробудилось что-то человеческое, и из живой машины, созданной пришельцами для ловли истребления земных мужчин, она начала превращаться в настоящую живую женщину – ранимую, испуганную и растерянную. Пожалуй, именно растерянность стала первым чувством, которое довелось испытать девушке. У неё не было прошлого, не было опыта, на который она могла бы положиться. Не было вообще ничего, с чем можно соотнести пробуждающиеся чувства, потому что прежде Лаура их не испытывала. Эмоции, накатывали на неё всё чаще и казались гибельным тёмным омутом, поглощавшим с головой. И она тонула в нём, с ужасом понимая, что чувствовали её жертвы, когда лакированно-черная, зазеркаленнаяная поверхность глади поглощающего биоматериала смыкалась над их головами.       Растерянная и слегка испуганная она всё острее ощущала непреодолимый внутренний конфликт между своей прежней рациональной сущностью и пробудившейся человечностью. Но несмотря на то, что противоречия буквально разрывали её изнутри Лаура упорно продолжала жаждать этих эмоций, поскольку они служили катализатором процесса развития её сознания. Желание испытывать хоть что-то быстро превратилось в непреодолимую потребность, заставлявшую девушку тянуться к людям всей своей нечеловеческой... душой. Только вот им не было никакого дела до инопланетного существа, переживавшего трансформацию ощущений и то, что с точки зрения психологии, наверное можно было назвать «кризисом личности».       Большинство равнодушно проходили мимо загадочно-отчуждённой девушки в нелепой шубе на собачьем меху и лишь единицы «одаривали» оценивающим взглядом. Возрастающее ощущение отверженности, заставило Лауру облюбовать супермаркет – одно из немногих мест, где она не ощущала собственной... чуждости. Люди приходили сюда чтобы делать покупки, и она была одной из них. Иллюзия, в которую девушка воссоздавала, раз за посещая ярко освещённые торговые залы.       Продавцы-консультанты улыбались, вежливо предлагая «подсказать что-нибудь», а в тех редких случаях, когда Лаура всё же решалась совершить покупку, обновляя гардероб, или покупала что-нибудь из косметики, всегда благодарили её и просили приходить ещё. Дежурная вежливость, но в её случае даже подобная малость казалась проблеском света в беспросветном сумраке нескончаемого одиночества. Иногда Лаура задерживалась в супермаркете и, стоя в сторонке, смотрела на посетителей, представляя, как они живут своими яркими жизнями, прекрасными в их изменчивом многообразии.       Такие мысли навевали глухую тоску и Лаура, пытаясь забыться, искала спасение в том что умела делать лучше всего – в охоте. Только возврата к прежнему уже не было, да и быть не могло. Обретённые эмоции мешали девушке выполнять работу. Она не могла одновременно симпатизировать людям и убивать их. Сочувствие и сострадание пробудились в ней во время разговора с очередной жертвой. Когда страдающий нейрофибротромбозом парень, которого ей удалось обольстить парой дешёвых комплиментов, пожаловался, что у него ещё не было девушки, Лаура пожалела его и отпустила. Просто не смогла убить того, кто не заслуживал смерти. Кого люди отвергали из-за того, что он всего лишь не был похож на них.       Совсем как она сама. В тот миг тёплая эмоциональность впервые взяла верх над холодной рассудочностью, а желание слиться со своей белой человеческой кожей победило скребущий изнутри зуд, побуждавший её разодрать эту чуждую оболочку, обнажив смоляную черноту истинной формы. По крайней мере на время, достаточно чтобы дать парню с деформированным лиуом уйти из чёрной комнаты, где вместо обещанной близости его ждала встреча с бездной. Затем осознание абсолютной нелогичности собственного поступка заставило Лауру возжаждать возвращения к рациональному бытию.       Противоречие, порождённое неразрешённым конфликтом между человеческой кожей и сокрытой в ней инопланетной сущности довело её до неспособности ответить на, казалось бы простой вопрос – кто она теперь? Бесчувственная инопланетянка, для которой нормально есть существ с других планет? Или живая, исполненная сочувствия и сострадания женщина? Запутавшись в этом Лаура, в какой-то момент, потеряла собственную идентичность, зависнув между двумя противоположными гранями своей сущности. И стоя у зеркала в нескончаемых попытках понять, кем же теперь является, она вновь и вновь порывалась содрать с себя кожу. Уничтожить эту великолепную оболочку, переставшую быть просто камуфляжем.       Как будто увидев скрытый внутри чёрный каркас, она смогла бы вернуть себя прежнюю, себя настоящую. Ту одинокую хищницу, что скрывала свою истинную суть за обликом привлекательной женщины и рыскала по отдалённым дорогам в пустынном уголке планеты. Охотилась на людей с помощью своей ненасытной сексуальности. Быть человеком оказалось непросто и небезопасно. Очеловечившись, Лаура стала слабой. Если раньше она охотилась за мужчинами, то теперь, случись что, убегать и защищаться пришлось бы ей. По закону драматического жанра она превратилась из хищника в жертву.       Но сколь бы сильным ни было желание Лауры вернуться к прежней бытию, проклятая человечность удерживала её от этого. Потому что кроме боли в человеческой жизни были хорошие вещи. Например – природная красота, ставшая настоящим откровением для неё. Прежде она не ощущала спокойной величавости гор, укрытых снежными шапками. Не любовалась их неповторимыми очертаниями, уходившими куда-то вдаль и растворявшимися в призрачной дымке. Не была зачарована мистическим таинством моросящего дождя, накрывавшего мрачные хвойные леса сплошной, дымчато-серой пеленой.       Туман, окутавший дорогу во время очередной её поездки, поведал Лауре все эти тайны. И она, потрясённая открывшимся ей великолепием, окончательно забросила охоту ради того, чтобы продолжить изучение земной жизни. Оставив свой минивэн у обочины, Лаура словно... окунулась в жемчужные грёзы. Влажное одеяло утреннего тумана бережно окутало её плечи, а ветер, принялся играть с чёрными локонами, поверяя девушке свои секреты. Она отчётливо слышала его шёпот в шелесте в сухой, придорожной травы и внимало ему. Тени утренних сумерек застила ей глаза, но взошедшее солнце разогнало их. Оставило поцелуй на щеке девушки, согревая кокон из человеческой кожи, в которую она была завёрнута.       Это было прекрасно. Настолько, что Лаура так больше и не вернулась в город. Его ритм давил на привыкшее к размеренной жизни внеземное создание, и она, утомлённая мельканием лиц, нестройным хором голосов и обилием запахов, предпочла этому безмятежность сельской местности. Прогулки по извилистым шотландским дорогам, которые разбегались и множились на перекрёстках, чтобы затем снова слиться в одну и опять разбежаться уже через пару миль. И куда бы она ни шла асфальтовое полотно стелилось под ноги, открывая завораживающую красоту горной страны с её мрачными лесами и болотами, туманными полями и заросшими утёсником горами, на склонах которых ютились руины старинных замков.       Путешествие по предместьям закончилось походом в закусочную и осторожной попыткой попробовать человеческую пищу. Синтетические лакомства, называемые «десертами» манили своей яркостью, но оказались совершенно несъедобны и не лезли в горло. А может быть, она просто не нуждалась в них. Настоящей целью её прихода была потребность в живом общении в возможности говорить и быть услышанной. Но никто из местных, мило болтавших за чашкой кофе, так и не попытался подойти заговорить с красивой незнакомкой, выглядевшей так необычно и отчуждённо. Расстроенная этим фактом Лаура решила прокатиться на автобусе, понадеявшись, что в дороге ей будет легче завязать с кем-нибудь непринуждённый разговор.       И вот там ей, наконец-то, улыбнулась удача. Она познакомилась с мужчиной, который предложил ей свою помощь. Видимо, он обладал большей чуткостью, чем те люди, с которыми она говорила прежде, и понял, что красавица-хищница нуждается в помощи и сочувствии. И почему-то, когда он предложил их ей, Лаура не отказалась и пошла с ним. Позволила Эндрю, так звали её спасителя, привести себя в его дом, да так и осталась там. Осталась, потому что он помог ей познать каково это – быть человеком. Жить самой обычной жизнью, ждать чьего то возвращения с работы, вместе ходить за покупками или просто гулять, любуясь дикой природой, суровая красота которой не переставала восхищать и тревожить Лауру.       Главным достоинством компаньона была ненавязчивость. Спокойный и молчаливый, как и всякий водитель-дальнобойщик, слишком много времени проводивший в одиночестве он, со временем, отвык от живого общения. Лауру это вполне устраивало. По натуре она и сама была не слишком-то разговорчива и, хотя и обладала богатым словарным запасом, чтобы вести беседы со своими жертвами, всё же предпочитала молчание пустой болтовне. А потому была признательна этому суровому мужчине за тишину. Эндрю ни о чём её не расспрашивал. Ему хватило короткого рассказа о том, что раньше тоже работала водителем, доставляя мясо... это было почти правдой, конечно без учёта того, что «мясом» были соотечественники того, с кем Лаура делила пищу и кров. Чьим гостеприимством бесцеремонно пользовалась. Впрочем, Эндрю был рад её компании.       Им обоим было комфортно молчать вместе. Смотреть юмор по телевизору, суть которого ускользала от её очеловечившегося, но всё ещё остававшегося инопланетным разума. Или слушать музыку, звучание которой таило увлекательные ритмы под которые ей так и хотелось танцевать. Они не смогли сделать только одного – заняться любовью на скрипучей кровати. Потому что она всё-таки была не человеком, а инопланетной особью, искусственно созданной чтобы казаться сексуальной и только. Лишенная чувств, запрограммированная для выполнения определенного числа задач, она имела только очертания красивого женского тела. Совсем как те манекены, выставленные на витрине чтобы заманивать людей в супермаркет.       Метафора была столь же яркой сколь и унизительной. Видимо её создатели посчитали, что для охоты на глупую человеческую добычу будет достаточно базовой притягательности, а потому оснастили лишь видимостью репродуктивных органов. Это стало для Лауры болезненным потрясением. Она не имела ни малейшего представления о том, как устроена её человеческая «шкура» и, схватив лампочку, принялась изучать себя, с ужасом осознавая, что всё это время была ожившей куклой. Пустой, пластиковой куклой со стеклянными глазами. Чувство неприятия собственного настоящего тела захлестнуло её настолько, что Лаура сбежала от растерянного мужчины, так и не ставшего её любовником. Она не могла остаться с ним.       Ведь в отличие от парней, которых она встречала прежде, Эндрю хотел больше чем секса, он хотел отношений. У него не было глупой, животной слабости, которая отличала всех остальных и она стал... дорог. Возможно, когда-нибудь, она смогла бы даже полюбить его. Но теперь Лаура поняла, что это невозможно. Потому что вслед за неприятием себя на неё обрушилось сознание простого, но горького факта – ей никогда не стать человеком. Потому что по сути она как была так и осталась чужой. Инопланетной хищницей, безуспешно пытающейся втиснуться в совершенно неподходящую человеческую кожу.       Всё, что её остаётся теперь, это блуждать по шотландскому бездорожью, уходя все глубже в леса и страдать от безысходности. Страдать и надеяться, что один из лесорубов, похотливо пялившихся на неё, убьёт её раньше, чем это сделает космически-бесконечное одиночество, уже убивающее её изнутри. Если повезёт, её тело сожгут, а пепел развеют по ветру. И тогда она станет частью этой земли, поражающего своей ледяной красотой и сможет любоваться её размытыми, будто написанными акварелью, пейзажами – красивыми, печальными. По крайней мере это лучше чем и дальше жить в чужой шкуре.