пожелай у звёзд

      его кожа — звёздное небо, а глаза пылают ярким пламенем. смотря в них, растворяешься на молекулы, забывая обо всём на свете. приятная дрожь расходится по телу, от одной только мысли, что вы дышите одним воздухом, переживаете всё творившееся вокруг дерьмо вместе, а главное — чувствовать тот же самый робкий взгляд, мимолётно на тебя брошенный.       ким ёгук был готов выть от счастья, не смотря на то, что за его маленькой компашкой уже ведётся след полицейских. ему плевать. до надрывающего внутренности смеха, до хрипоты. полиция и вообще какая-то власть для него — пустой звук, не более.       ему важно сидеть в тёплой компашке родных сердцу отморозков, чувствовать на себе прикованный взгляд, и от этого чувства уже можно растаять как мороженное, оставленное жарким июльским днём. Такой же липкий и сладкий. От хриплого, прокуренного голоса, прозвучавшим в нескольких сантиметров об своего уха, джин натянулся струной, и думал, что вот-вот порвётся, набросившись на квона. — ребят, ну ёбанна в рот, уединитесь уже где-нибудь, — заржал кента, привлекая внимание к красному, как рак, лонггуо и растерянному хёнбину — у вас из ушей скоро пар повалит, а тут и так жарко! — уткнувшись в жирокие донхановы лопатки, такада хихикал, и его плечи легко вздрагивали.       за своей мнимой истерикой он скривал их переплетённые с ханом руки.        естественно, все всё видели, но виду не подавали, лишь тихо улыбаясь, когда донхан прикладывал указательный палец к руке, сам же не сдерживая улыбки. — не мешай детям, ради бога, — возвёл глаза к небу тэхён, еле сдерживая тушку уснувшего на его плече сангюна — не мешай моим птенцам гнёздо вить. — чуть тише добавил но, наконец положив гюна на коленки, перебирая медные пряди, в свете костра отливающих жидким золотом.       китаец неловко улыбался, наблюдая за милыми сценами. он тоже очень хотел, как кента, зарыться в широкую тёплую спину, ощущая его дыхание и стук сердца. этот звук стал бы самым любимым звуком кима. или как тэхён, пропускать сквозь пальцы мягкие, пушистые, некогда светлые пряди. ёнгук никогда не думал, что вляпается в подобное настолько сильно.       летнее звёздное небо было без единого намёка на облака, она было идеально чистое. одни звёздочки падали /лонггуо только успевал желания загадывать/, и на их месте появлялись новые, ещё более сверкающие /лонггуо верил, что это его желания достигли небес/. он верил, что падающие звезды исполняют желания, основания были. сначала они спасли его от одиночества, сопровождающего долгие, долгие годы, и подарили самое ценное, что когда-либо было в его жизни — дылду квон хёнбина, при взгляде на которого нижняя часть живота наполнялась порхающими бабочками, трепещущими своими маленькими крылышками без остановки, вызывая дикое желание самовыпилиться, и больше не испытывать это ощущение.       о да, лонггуо просто конченный лжец, раз сам же поверит в это вранье. конечно ему хотелось чувствовать этих сраных бабочек постоянно. при случайных прикосновениях, закидываний рук на плечо… в нём извергался блядский везувий, уничтожая крупицы его здравого смысла. кента дико угорал с него, донхан понимающе хлопал по плечу, а сангюн с тэхёном просто желали ему терпения, ибо пуленепробиваемый квон никогда первый не признается, и даже не намекнет, если уж совсем ничего не делать. — « как с глухой стеной разговариваешь.» — качал головой тэхён, давая младшему проныться в его любимую жёлтую футболку /подаренную сангюном, но тэ никогда в этом не признается/.       их маленькая группка состояла сплошь из подростков, так или иначе потерянных в жизни, потерявших всякий к ней смысл, безумно искавших утешения, понимания, которые никто, увы, не мог им дать. волею насмешницы судьбы, шесть парней по великой случайности нашли друга друга, вливая в глухие стены их души краски. каждый день они избегали участи быть пойманными и прогнутыми в рамки общества, которому нужна была лишь рабочая сила, пустые оболочки, готовые выполнять любые их приказы безоговорочно, потому-что «так надо, не выделяйся». от природы ярким, свободным душой, парням не было места в правильном обществе. поэтому они всячески пытались показать себя, выделиться, скрасить бездушный мир своими ярким светом, но сталкивались лишь с той же глухой стеной, пробиться сквозь которую юным подросткам было не по силу.       ёнгук краем своего разума осозновал, что их шаткий мирок не вечен. когда-нибудь, сказка придёт к своему логическому завершению, оставляя горький привкус былого счастья на душе. жалкие ошмётки былого лишь будут приносить страдания и лишние слёзы, всё глубже и глубже проникая в сердце глубокими порезами. судорожно вдыхая прохладный воздух, режущий лёгкие, ким часто давился горьким комком переживаний, без шума, стараясь не тревожить остальных.       но одна тёмная пара глаз всегда была на стороже. и пусть ким не знал, он не глотал непрошенные слёзы в одиночку. хёнбин всегда пристально наблюдал за хёном, следя за каждой чёрточкой на его лице, каждым радостным огоньком, проскальзывающим на чуть смуглом лице. квон очень остро ощущал и смену настроения, и лёгкий приступ меланхоличности, что для ёнгука совершенно привычно. тогда он тихо, пока никого нет рядом, и ким спит, накрывает его своим клеточным пледом, случайно коснувшись ёнгуковой щеки.       в один из тихих, летних вечеров, в кузовке старенького пикапа, лонггуо наблюдал за россыпью звёзд на тёмном полотне бархатного неба, вдыхая свежий воздух, вперемешку с полевыми цветами и нотками бензина, исходившего из бензобака. парень легко потерял связь с окружающим миром, уходя в какой-то свой мир, где не было вечного привкуса страха на языке, а было лишь тепло, расплывающиеся по губам в улыбке. мир, где хёнбин был рядом, обнимал, согревая в прохладные ночи, дарил невесомые поцелуи на ночь, будил по утрам, щекоча по чувствительным местам…       увы, это были лишь пределы его фантазии, остававшиеся в этом самом мирке.       действительность не блистала подобным, даже близко не стояла, оставляя киму лишь вздыхать да губы до крови кусать.       пиздец.       внезапно, на плечи удручённого китайца упало что-то тёплое. и очень знакомое, если судить по запаху.       лонггуо застыл, расширив глаза. даже не поднимая головы, он понял, кто стоял рядом с кузовом, и уже готов был запрыгнуть в него./ёнгук предпочитал думать, что к нему/       почувствовав родное тепло под боком, ким чуть не заскулил. — «ну что за ебанный пиздец? что мне, сука, теперь делать? дожелался, джин лонггуо, всё, абсолютли ебаталити, хэртшот, ебать меня в рот.» — ёнгук сжал губы тонкой линией, опомнившись, прикрывшись внезапным приступом кашля.       через пару секунд, ким ёнгук понял, что у него произойдёт остановка сердца. квон, мать его, хёнбин, завернул его в плед, как в кокон, и обхватив двумя руками, прижал к своей груди.       джин серьёзно забыл как дышать. — «пиздец». — поставив отдельную галочку напротив этого слова, ёнгук зарылся носом в толстовку, отчасти пытаясь согреться, а отчасти спрятать своё красное лицо. — глупый, глупый хён, — с нежностью пробасил хёнбин, обнимая кима сильнее. — кто вечером сидит в одной футболке? — уткнувшись в макушку, пробурчал донсэн.       у бедного лонггуо сейчас не то чтобы слов не было, он даже пискнуть не мог. вот так, за пару минут мечта стала реальностью, и ким еле сдерживался, чтобы не разреветься прямо здесь, прямо в широкую грудь квона. — хён, может, прекратим прятаться друг от друга в трёх соснах? — гука будто током прошибло. он отлип от груди младшего и заглянул в тёмные глаза.       вместо ответа ким просто потянулся к губам бина, слегка касаясь его пухлых губ. на большее сил просто не хватило, да и он почти сразу легко отпрянул, сгорая со стыда. квон лишь улыбнулся, уткнувшись в шею возлюбленного.       они не слышали, как за кустами не по далёку раздавался шёпот и копошения. — созрели, наконец, — хмыкнул кента, прислонившись к макнэ. тот лишь тепло улыбался, радуясь за хёнов. — я уж думал не доживу до этого момента. — тихо ты, иначе я сам твою тарахтелку прикрою. — шикнул тэхён, дёргая японца за ухо. — это ты ночью свою трахотелку прикрой, совсем сангюн-хёна измучил, секс-пипетка. — хмыкнул такада, а затем, ойкнув, поспешил ретироваться, захватив за собой и донхана, чтобы под горячую руку старшего не попал.       ёнгук и хёнбин не слышали маленькой перепалки, а даже если и слышали, виду не подали, лишь уголки их губ слегка поднялись.       звёзды в эту ночь сияли ярче обычного.