Продолжай бежать

      Все время повторяю про себя как мантру: «Беги, дружище, беги за мной!». Он бежит, и я бегу. Не от него, а для него. Будто я снова попал в лабиринт, где должен бежать и не останавливаться, не допустить ни мысли о том, что не справлюсь или не успею. Бегу сквозь лабиринты и хитросплетения кварталов, домов, коридоров, которые, казалось, почти сразу исчезали за спиной в облаках дыма и огня. Бегу не в страхе, а с надеждой, имея перед собой цель. Цель не выжить, а дать жизнь другому — дорогому человеку. Позади остается утопать в гневе шизов последний цивилизованный город на земле, который рушится буквально на глазах, а вместе с тем внутри что-то обрывается с мыслью: «Я должен успеть».       Иногда в голове проносятся воспоминания, как первый раз я узнал о том, что Ньют болен. Он очень долго ничего не говорил о своей болезни никому из группы, пока ее уже невозможно было дальше скрывать, да и смысла не было. Слова жгли огнем, а в глазах друга напротив сквозило отчаянием.       Ньют. Когда мы уже были готовы бежать из полуразрушенного города, он накинулся на меня. Казалось, что разум окончательно покинул его, но секундами в нем просыпалось былое — человеческое, тогда он замирал, пока ярость новыми волнами не затмевала разум, вновь принуждая разорвать меня на куски. Пару раз он пытался вышибить себе мозги или пронзить сердце ножом, но я не собирался сдаваться и ему не позволил это сделать. Сквозь нашу борьбу послышался голос Терезы, которая просила довериться ей, ведь она могла спасти Ньюта. В отчаянные моменты люди готовы поверить в любое чудо, которое им предлагают. И я поверил той, что сначала предала меня. Должен был поверить.       Как доставить друга в подобном состоянии, я уже продумал. Чем сопротивляться чужой ярости, проще дать ей поблажку. Именно в этот момент я побежал и был уверен, что уловка сработает, потому что Ньют всегда был потрясающим бегуном. Это давало нам шанс добраться до лекарства вовремя. Иногда друг останавливался, когда приходил в себя, а потом продолжал бежать следом вполне осмысленно. Через мгновение его вновь одолевала прежняя агрессия, и он бежал быстрее, подгоняемый желанием убивать.       Именно благодаря этой ярости, мы достигли здания ПОРОКа настолько быстро, что надежда спасти друга разгоралась во мне с каждым ударом сердца. Не чувствуя усталости, я бежал по коридорам того самого здания, из которого так отчаянно когда-то пытался сбежать. Такая шутка судьбы. Именно здесь убивали сотнями людей-иммунов, и именно здесь можно было дать новую жизнь одному зараженному.       Нас остановили. Дженсон нацелил дуло пистолета мне в грудь, но в этот момент его сбил с ног обезумевший Ньют. Казалось, друг вновь пришел в себя, но потом сорвался, почти разрывая на куски вставшего на пути противника.       Я окликнул его, чтобы привлечь внимание. Вот мы снова бежим. Ты спотыкаешься почти у самой двери в лабораторию, где находится Тереза. Тогда я наваливаюсь на тебя, не дав пошевелиться, заламываю за спину руки и придавливаю коленом к земле. Твоя сила, казалось, возросла в несколько раз, и я уже с трудом тебя держу, прокричав в глубь комнаты во всю силу легких:       — Тереза! Ты должна успеть, я держу его. Ты должна успеть…       Я сижу на камне, читая записку, которую ты спрятал однажды для меня в полую пулю:       — Дорогой Томас, Это, похоже, моё первое письмо, естественно, я не помню, писал ли я их до Лабиринта. Но даже если оно не первое, скорее всего, оно будет последним. Главное, знай: я не боюсь, смерти, по крайней мере. Страшно забывать, я теряю себя из-за вируса, и это меня пугает. Поэтому я каждый вечер вслух повторяю их имена: Алби, Уинстон, Чак… Я повторяю их и повторяю, как молитву, и я снова всё вспоминаю. Мелочи, например, как изумительно солнце освещало Глэйд в момент перед тем, как оно скрывалось за стенами. Вспоминается вкус рагу Фрайпана, я и не думал, что буду так по нему скучать. И я вспоминаю тебя, как ты первый раз появился в лифте, просто напуганный новичок, который даже имени своего не помнил. Но в тот момент, когда ты побежал в Лабиринт, я понял, что пойду за тобой куда угодно. И я пошёл, как и все мы. И я прошёл бы через всё это снова и не стал бы ничего менять. Я надеюсь, что, вспоминая всё это много лет спустя, ты сможешь сказать то же самое. Будущее теперь зависит от тебя, Томми. И я знаю, что ты найдёшь верное решение, как всегда. Пожалуйста, береги всех ребят и береги себя. Ты достоин счастья. Спасибо, что был мне другом.       Прощай, дружище.       Ньют.       Слеза скатывается с щеки и падает на помятый лист. Через мгновение чувствую, как кто-то мягко вынимает его из пальцев, а следом слова:       — Ты в порядке, Томми? — И его глаза напротив, такие проницательные, как всегда.       — Я так боялся, что не успею, — мысли проносились в голове с ужасающе реальной картинкой, как Ньют умирает множеством способов: вышибает себе мозги, протыкает грудь ножом, просит меня его убить, а изо рта течет черная жижа, которой он давится прежде, чем умирает от потери крови.       — Посмотри на меня и пойми — я реален, ты спас меня. Нас спасла Тереза. — Да, Тереза… Которая предала, а потом пожертвовала всем ради меня и Ньюта, даже собственной жизнью. Именно она нашла противоядие для излечения болезни друга, именно она помогла обоим забраться на «пташку», как ласково звала ее Бренда, а сама канула в небытие, просто не успев, хотя, обещала…       На рассвете следующего дня мы стояли с Ньютом возле памятного камня, где теперь на века большими буквами и совместными усилиями среди прочих покинувших нас друзей было высечено: «ТЕРЕЗА».