Благими намерениями - выстелена дорога в ад

      Исак       Не знаю, что со мной происходило, потому что если разобраться серьёзно, мы находились в такой жопе, что выть надо, а мне хотелось скакать, как щенку по газону.       Нет, ежу понятно, что я влюбился, но это я предполагал, ещё когда увидел сон, который прервало падение с кушетки. И понятно, что любой влюблённый похож на идиота, что в душе май посреди января…       Меня пугала сила моей влюблённости. Всё от того, что масштаб испытываемых мной чувств был сравним только с масштабом пиздеца, который с нами случился.       Ну сами судите: я непонятно где, вдали от дома, причём в таком месте, что завтрашний день видится очень призрачно, потому что неизвестно, настанет он или нет. Как отсюда выбираться, совершенно неясно, и вообще, возможно ли?       Но вместо депрессии или паники у меня «май в январе», мне хочется прыгать и кричать, и я периодически пугаю друзей улыбкой галлюцинирующего идиота. И ни капельки тревоги о своём завтра.       Конечно, когда Эвен смотрел на меня, мне было не до внутренних рассуждений, я вообще тогда не мог соображать и говорить связно.       Но если, как сейчас, просто наблюдать со стороны, как он занимается обычными делами: разговаривает с кем-то, пьёт из своего металлического стакана эту бурду, которую здесь по недоразумению считают кофе, то я испытываю именно такие эмоции. И это сильнее меня, это то, что я не могу контролировать, и становится страшно, но даже страх какой-то щемяще-сладостный, как при прыжке с тарзанкой: вроде очень страшно, но счастья всё равно больше. Я никогда не испытывал ничего подобного, да и вообще сомневаюсь, что кто-нибудь испытывал.       Но я в конце концов решил, раз не могу это контролировать, пусть всё идёт как идёт. Вот прям там, в огромном зале общепита, и решил.       Так называемая экскурсия началась, как ни странно, с самой столовой, правда с, так сказать, её обратной стороны. Мы походили по кухне, которая, кстати, тоже впечатляла размерами. Нас знакомили с какими-то поварами и другими работниками, я, естественно, не запомнил ни одного имени. И вообще, у меня осталось стойкое ощущение, что нас туда привели с единственной целью: показать народу диковинку — путешественников во времени. Этот вывод я сделал на основании того, что в этой кухне совершенно случайно толклось слишком много народа, и все разглядывали нас, как обезьян в зоопарке, мне даже стало неприятно.       Не думаю, что о нас давали объявление по местному радио, но, как известно, слухами земля полнится.       Я ещё подумал, почему это на нас не обращали такого внимания за завтраком? Но потом, поразмыслив логически, предположил, что за завтраком вместе с нами собралось высшее звено, те, кто был наверняка в курсе насчёт нас, да и вообще, у таких людей всегда хватает забот, им некогда заниматься ерундой. Тот факт, что наша жизнь здесь будет проходить в основном среди этих умных, занятых и интеллигентных людей, меня очень радовал.       А вот потом началось самое интересное. Я уже понял, что людей, обитающих здесь, не так мало, как я предполагал вначале, но даже не мог себе представить насколько.       — Здесь проживает около двадцати пяти тысяч человек, — невозмутимо ответил Эвен на вопрос Юнаса.       — Ни ху… — начал было Магнус, но быстро исправился, — я… хотел сказать, что это очень много.       Эвен грустно усмехнулся.       — «Много» и «мало» — это очень относительные величины. Учитывая, что численность нашего противника около тридцати миллионов, нас ничтожно мало. Есть, правда, ещё те, кто поддерживает нас, но пока, не вызывая подозрений, живёт в городе, ходит на государственную службу, как, например, Тэкс. Их помощь неоценима, но и их наберётся тысяч пять. Поэтому всё, что мы пока можем делать — это, к примеру, спасать от смертной казни женщин, без разрешения покинувших резервацию, или освобождать омег, которым «повезло» родиться со способностью зачать ребёнка.       В этот момент я внезапно почувствовал такую всеобъемлющую тоску и пустоту внутри и не сразу понял, что происходит. Но потом, подняв глаза на Эвена, увидел в его глазах слёзы.       Чёрт, я не знаю, как такое могло быть, но, похоже, я чувствовал его эмоции. Не все, только самые яркие, но… У меня теперь что? Тоже обнаружились телепатические способности?       Ладно, это неважно, в конце концов, это точно не повод для расстройства. Меня сейчас больше беспокоило то, что происходит с Эвеном. Совершенно очевидно, что вопрос с омегами затрагивал какую-то его личную драму. Мне хотелось что-то сделать, что-то сказать, но я не знал что.       Ну потому, что мы ведь познакомились меньше суток назад, он, в общем-то, совершенно незнакомый мне человек. А то, что у меня ощущение, будто роднее его у меня и быть никого не может, так это только моё ощущение.       Поэтому я так и стоял истуканом.       Но Эвен быстро взял себя в руки, тряхнул головой, словно отгоняя непрошенные мысли, и улыбнулся.       — Ну что? Идём дальше? Точнее, едем.       Дальше мы путешествовали на чём-то вроде гольф-кара, только бóльших размеров. И вскоре стало понятно почему.       Чем дальше, тем больше мы поражались. Не знаю, на какое количество человек строилось это бомбоубежище, но… Четырнадцать подземных уровней площадью в несколько квадратных километров. Больницы, пошивочные цеха, фермы с животными, огороды… и всё это под землёй. Растения и животные обеспечивались солнечным светом при помощи ультрафиолетовых ламп и системы зеркал, как в древнем Египте. Люди периодически бывали на воздухе. Впрочем, система вентиляции здесь была отменная, судя по тому, как легко дышалось.       Здесь даже была школа и детский сад. Но больше всего места отводилось всякого рода тренировочным площадкам. Полосы препятствий, стрельбища, различные тренажёры. Но это и понятно: отчаянные времена требуют отчаянных мер. А здесь все, от мала до велика, были готовы в любой момент вступить в бой.       Всё это было просто невероятно.       — Да уж, — проникновенно сказал Юнас, когда мы уже возвращались обратно. — Это же подземный город. Чтобы здесь ориентироваться, нужно прожить в этих стенах несколько лет.       А я в этот момент подумал, что Эвен слишком молод для руководителя такой масштабной организации. Ведь на оборудование всего этого ушёл явно не один десяток лет. Но спросить я отчего-то постеснялся или побоялся.       Вернулись мы в ту же столовую, откуда и начиналась наша экскурсия, потому что уже близилось время ужина.       — Ну что? — спросил Эвен. — Вы готовы к запланированным посиделкам у меня в кабинете, или отложим на завтра?       Я напрягся. Мне очень хотелось побольше времени провести с ним теперь, когда я стал воспринимать его спокойнее. Тем более, в такой обстановке, когда я могу незаметно наблюдать за ним.       — Да нет, — ответил Юнас, негласно взявший на себя обязанности старшего. — Думаю, лучше поговорить сегодня. Тем более, у нас есть просьба.       Эвен удивлённо вскинул брови. И, кстати говоря, не он один — мы тоже были порядком озадачены.       — Всё потом, — твёрдо ответил Юнас. — Тем более, это просьба ко всем вам.       — Что ж, хорошо… — немного растерянно ответил Эвен. — Приятного аппетита…       — Что ты задумал?! — зашипела Сана на Васкеса, как только Эвен отошёл подальше.       — Слушайте, — Юнас оглядел нас всех, — я всё-таки хочу просить за Свенсена, — и, не находя понимания, добавил: — Ну подумайте сами! Это наш единственный шанс! Конечно, и этот шанс мал, но хоть что-то…       — Не знаю, — с сомнением протянула Сана. — Во-первых, вряд ли они захотят рисковать жизнью ради какого-то непонятного старика, во-вторых, э-эм, ты не думаешь, что это большая наглость — просить о чём-то, тем более о таком, на второй день знакомства? А в-третьих, этот Свенсен мне вообще не нравится! Ты слышал, что он метелил о моём отце?       Меня прошиб холодный пот. Так. Вот, кажется, и настал момент рассказать Сане о подслушанном разговоре и о моей профессиональной халатности, повлекшей за собой буквально конец света, точнее, человечества.       — А я согласен с Юнасом! — громко заявил Магнус, и друзья зашикали на него. — Нужно использовать любой шанс, — уже тише добавил он.       Махди пока отмалчивался. Хоть Свенсен и был его непосредственным начальником, видимо, и в словах Саны он видел здравый смысл.       — Так, — веско сказал Юнас. — Во-первых, Свенсен не непонятный старик, он — доктор наук, и мы сможем это объяснить, чтобы убедить нам помочь. Во-вторых, да, это наглость — просить об этом прямо сейчас, но, боюсь, у нас нет времени, чтобы выдержать «положенную этикетом» паузу. Чем всё это может закончиться для доктора, неизвестно. А в-третьих…       — А в-третьих, отвечу я, — перебил я друга. Все уставились на меня с удивлением. Я всего день помалкивал, а они привыкли уже! Ну да! К хорошему быстро привыкаешь. Я вздохнул и, собрав всю свою волю в кулак, произнёс:       — Сана, ты знаешь, как я уважаю твоего отца и всегда восхищался его умом… но… боюсь, что доктор Свенсен прав. Всё, что случилось с миром… блядь… как ужасно это звучит… Но всё это началось в нашей лаборатории… Я…       — Ты что-то знаешь?! — Сана повысила голос, пристально глядя мне в глаза. Под её взглядом я совсем стушевался, но, тем не менее, продолжил.       Я рассказал о подслушанном разговоре и о том, из каких соображений решил скрыть это от неё. И что речь в разговоре шла о гермафродитах, родившихся у кого-то из подопытных животных, причём каких-то гермафродитах, неизвестных науке.       — Н-но… Это ведь ещё не доказательство? Верно? — голос Саны звучал неуверенно.       — Да, это не доказательство. Но мы сейчас не в суде. Скажи мне, только честно, после того, что я рассказал, ты правда думаешь, что вакцина тут ни при чём?       Сана несколько секунд молча смотрела мне в глаза, потом, вздохнув, отвернулась.       — К тому же, — добавил я, — думаю, ещё большим доказательством является то, что единственный, по их утверждению, город, оставшийся на планете, находится на месте Осло. И все вокруг говорят по-норвежски. Я, конечно, люблю свою родину, но Норвегия никогда не была центром мира. Ни индустриальным, ни экономическим. Думаю, когда случилось… то, что случилось, люди отовсюду стали стекаться сюда для того, чтобы те, кто допустил эту ошибку, её исправили! Но мы с тобой знаем, что генетические изменения необратимы. Я думаю, что доктора не сидели сложа руки, делали какие-то анализы, ставили какие-то опыты и выяснили, что некоторые «новые особи» способны к зачатию. Ну, а потом получилось то, что мы имеем сейчас, — со вздохом закончил я.       — Да, но в других городах врачи наверняка делали то же самое?       — Вот именно! Но там у врачей не было особых успехов, верно? Раз эти города всё-таки вымерли. А почему? Да потому, что только лаборатория твоего отца достигла таких высот в генетике. И поэтому здесь до сих пор ещё живут люди. Мне очень жаль, Сана, это я во всём виноват, я должен был сказать… — мне стало совсем паршиво. Пока я не озвучивал всего вслух, это не выглядело так ужасно.       — О боже, Исак… — Сана уронила голову на скрещенные на столе руки и в таком положении продолжила: — Сколько мы говорили с тобой о том, что медицина не прощает ошибок.       Мне показалось, что она расплакалась, но через некоторое время она подняла голову, и её глаза были абсолютно сухими.       — Так, — не допускающим возражения тоном сказала она, — теперь мы точно должны освободить Свенсена. Мы обязаны вернуться и всё исправить. Я поддержу тебя, Юнас. Нам нужна помощь. Постараемся их уговорить.       А мне после этих слов стало совсем паршиво. Прежде всего я чувствовал вину, я совсем забыл про эффект бабочки — даже самые незначительные мелочи, помноженные на многие годы, дают невероятные последствия.       А ещё был Эвен. Наше возвращение домой и исправление ошибки означало, что все эти люди просто исчезнут, ну или станут кем-нибудь совершенно другим. И Эвен тоже.       Но я был не готов к этому! Кто угодно, только не он! Я не могу его потерять, ещё даже не обретя!       И что же мне со всем этим делать?!