Прощай, бесцветный мир?
[20:50:34, за несколько часов до … ]Порой разные люди, которым случилось однажды встретиться, становятся лучшими друзьями, но по другую сторону этой теории они губят друг друга, медленно, тяжко и неосознанно. Бывают, впрочем, и промежуточные явления: стоит одному угаснуть, другой, вовремя подоспевший человек, помогает ему возродиться, заново воспылать огнём некогда забытых чувств.
Осенний ветер нещадно бьёт по лицу. Вволю его потокам, уже малость запутавшиеся пряди рыжих волос снова и снова мечутся по его незримым волнам, вздымаются вверх и падают на плечи, после мгновения снова пускаясь в борьбу с воздушной стихией. Они откидывают вниз, на бетонную поверхность крыши недостроенного здания, множество причудливых теней, из которых воображение с завидной лёгкостью лебединого пуха лепит образы фантастических существ: драконов, многоглавых змей, фениксов. Оно, вдоволь насытившееся самыми разными историями, налету рисует яркие бесцветные пожары, тут же загорающиеся огненным заревом заходящего за горизонт жаркого солнца. Какой мир предстал сейчас взгляду? Трудно сказать. Пламя и его бушующие языки, словно огненный изголодавшийся зверь во главе своей стаи, с пугающей скоростью несётся по лесу вслед за отчаянно убегающими прочь от него существами, оставляя за собой лишь след из пепла и смертей. Оно, с раскрытой пастью, бежит, не разбирая дороги, кусая плоть, землю, растения и молодые деревья. Всё быстрее и быстрее, не жалея себя, никого и ничего другого, пламя разрастается в собственной песне холодной обиды и жгучей боли, мерзкого отчаяния и подлого предательства. Его цель не заканчивается поеданием всего живого на земле – оно стремится к победе над вездесущим Небом, но страж-ветер упрямо и бесстрастно раз за разом, раз за разом грубо отталкивает его назад, не позволяя пересечь границу двух, таких разных миров.А огонь всё быстрее и быстрее бежит по пушистым полям, срывая бутоны цветов, охапки пряных трав. Подбрасывая их ввысь, он заливался в безумном скрипящем смехе, кружась в самом эпицентре тлеющей жизни. Кружась подобно юной, весёлой девице в летнюю пору, девице такой жизнерадостной и мечтательной… Но он не грезил мечтами и радостью, на несуществующем сердце осталась лишь противная горечь и ненавистный гнев, сжирающие всё его сущее, всё былое милосердие и смиренность.
Огненный жнец не заметил, как скоро приблизился к деревне, мирно засыпающей, не ожидающей настигающей их с немыслимой скоростью кусачей опасности. Где-то раздался срывающийся крик, вот пара людей уже побежала, надеясь спастись от неизбежного. Но он быстрее, его не обогнать ни призрачному ветру, ни тем более обычным смертным людям. Усеянная высокой травой затерявшаяся тропа, деревянные доски забора, пирамида брёвн и хвороста около неё, а после – самый первый дом, жертва, которая смиренно ждёт своей участи. Удовлетворённое шипение огнедышащих змей, что с щедростью одаривали воздух своей пылающей кровью и дымом, копотью и сажей, было таким громким и пронзающим, что на его фоне не слышался ни единый людской крик сгорающих заживо, в агонии, почти что в то невозможно растянутое для них мгновение; они обугливались в считанные секунды, изгибались, словно догорающая спичка.Кто-то приготовили для Богов особенное подаяние – кровь, но кровь не только людей, нет-нет, пожар был кровью самой земли, горячей, яростной, всепоглощающей… Сегодня покров ночи плавно ложился на обезумившие, кусающиеся алые тона пастели, которой управляла мягкая и лёгкая, словно нежная рука матери, рука умелого художника.
А огонь всё бежал, унося за собой жизни, творя из них своих новых соратников, таких же голодных, свободных и безумных… Абсолютно каждый из них, чувствуя скорое препятствие, способное их убить, слепо неслись в сторону моря. Неизведанного, дикого, необузданного и спокойного. Оно знало, что пламя, пусть только ступит на мокрый морской берег, тут же обожжётся ледяной и неприступной гладью. Ему ясно дали понять одним лишь безгласным презрением, что он не сможет заполучить то, что ему неподвластно, но огонь отчаянно боролся до последнего, до первой упавшей на землю капли дождя, испытывая что-то неподвластное обычному людскому сознанию, настолько оно было сильным и одновременно странно-непонятным.Художник знал, что это было. Чувство, эмоции, воспоминания. Яростный лесной пожар когда-то являлся безобидным и смиренным огоньком на восковой свечке в руках робкой девицы. Он чувствовал себя в безопасности рядом с нею, его пленяла нежность её рук и пьянящих запах дурмана её духов, из-за которых он не мог различать границу между снами и явью. Она была для него самым главным смыслом, вторым лучиком света в безнадёжной темноте, горящим с ним в унисон. Они были единым целым, он спасал её, когда надежда угасала, а она вырывала его из бездны отчаяния, когда даже самый стойкий смысл пошатывался, грозя сорваться с обрыва в чёрный, чересчур тихий омут.
Но потом она будто бы растворилась, оставив его наедине с глухим лесом и его призраками.
Совсем одного.
…
И он потерялся в себе.
***
Кап-кап. Кап, кап, кап… Сухой бетон медленно темнел от падающих на него дождевых капель, а лёгкий свист ветра дополнился их умиротворяющим звуком, который неожиданно сменил шквалистые потоки, полные крови и ядовитого дыма, страха и смерти. Кожу начал кусать его приятный свежий холодок, а та, столь тонкая и чувствительная, в ответ лишь робко покрывалась мурашками. Густые волосы долго не поддавались водной стихии – капли так и застревали между прядями и волосинками, порой просто скатываясь к той же бетонной крыше, снова окропляя её тёмной краской. Уносили они с собой и слёзы с лица. Когда бы они появились? Знаете, в последние пару месяцев такое происходило очень часто – я не могла контролировать свои эмоции. Так было и в раннем детстве, но ближе к подростковому периоду, мне казалось, моё состояние пришло в норму.Будь оно так, стояла бы я сейчас здесь? Как же глупо всё обернулось…
С мыслями творится нечто похожее – я не знаю, что конкретно меня тревожит, что гложет, а что – терзает. Сначала мне казалось, что это будет конец – я просто сделаю пару шагов, встану на край, взгляну на высоту, разделяющую меня с уже замерзающей землёй, и… Избавлюсь от всего, всё меня отпустит; чтоя приближусь к небесам и узнаю ответ на главный вопрос: «Зачем?», «Какой в этом смысл?». Но сейчас, - как, собственно, и прежде, - они молчат. Молчит абсолютно всё, кроме непрерывной жизни, тут и там витающей вокруг. Она не противная, нет, вовсе нет. Она… Умиротворяющая, и даже тоскливые серые тучи, медленно появляющиеся на небе, не могут убить весь её порыв. У меня не осталось эмоций, казалось, будто я стала пустой фарфоровой статуэткой, которая стоит на краю стола с поломанной ножкой, готовая в любую минуту упасть и разбиться, в очередной раз. Меня уже собирали, снова объясняя мне моё банальное «предназначение», не отличающееся ни на миллиметр от тех стандартов, что выстраивает большинство. Разбирали по частям и снова перестраивали при малейшем проявлении инициативы, так, как им будет удобно, переставляли так, «чтобы я радовала глаз». Меня никогда не слушали, никогда ко мне не прислушивались и не принимали всерьёз. Я бесполезна, неинтересна, просто пустое место, которое никто не должен замечать. Я – сплошное разочарование своих родителей, излишне эмоциональное, излишне чувствительное, излишне доверчивое и наивное.На краю начинает кружиться голова. Высота, всё то её начало, будто размещённое на мини-карте, кажется таким близким. Она гипнотизирует, завораживает… И вот ты не можешь сделать ни единого шага, но и оторвать взгляд не получается – ты продолжаешь смотреть на неё, а она продолжает звать тебя.
Порой я думаю: «А что бы было, родись я другим человеком? Сделай я то, возможно, незначительное действие в прошлом, что бы изменилось? Будь у меня другой характер, чего бы я смогла достичь?» Всё это кусает ещё больше. Я – полное разочарование родителей, плохой пример для подражания, плохая подруга и непутёвый человек в целом… Я благодарна своим друзьям за то, что они помогали мне, общались со мной несмотря на все порой происходящие несуразицы и приносили свет в мою душу. Я благодарна своим родителям, что они из с детства мёртвого человека вырастили нормального, – а нормального ли? – подростка. Все мы, по сути, рождаемся мёртвыми… У нас нет абсолютно ничего. Всё то что сейчас находится вокруг нас и внутри нас мы получили только благодаря родительской заботе. Они буквально собирали нас по частям, заботились, несмотря на все мелкие и не очень проступки и ошибки. Даже когда мы им надоедаем, когда им надоедают наши выходки, они продолжают нас любить... Какое-то время именно это сдерживало меня, мысль «Ведь они столько времени, сил и денег потратили на меня, я не должна так наплевательски к этому относиться», но потом мир предстал под другим ракурсом. Нет, благодарность никуда не ушла, не навязалось убеждение наподобие «Пройдёт время, и они забудут» – у меня просто появилась иная «теория жизни».Простите меня, прошу…