Не смог

      Костёр начинал медленно потухать, когда Томас осторожно сложил письмо. Уже светало, на улице было прохладно, однако парень даже не почувствовал, как его руки от холода онемели. Он опустил взгляд на догорающие ветки. Сон не шёл, наверное, уже третью ночь. Томас всегда приходил к большому камню и гипнотизировал осторожно (насколько это возможно) выцарапанное имя. Ньют. Брюнет не думал, что будет так тосковать именно по Ньюту. Эта тоска не сравнится с утратой Чака, Терезы, Уинстона… Нет. Вовсе нет. Это чувство поглощало, не давало забыть и спать по ночам. Просто закрыть глаза.       Если Томас оставался в тишине, он постоянно слышал это. Хриплый, до боли знакомый и засевший в голове голос друга. Даже больше, чем друга. Осознание этого пришло в самом конце. В тот самый момент, когда он держал на руках Ньюта, истекающего собственной же кровью. Глаза блондина были прикованы к Томасу; они были пустыми и постепенно теряли цвет, сливаясь со зрачком. А на его губах была слабая еле заметная улыбка. Так Ньют обычно улыбался, когда дела шли хреновее некуда, но этой улыбкой он как бы говорила: мы справимся.       Мы. Как забавно. Этого «мы» больше не было. Был только Томас и его ночные кошмары, преследовавшие его даже днём.       Минхо справлялся. Галли справлялся. Фрайпан справлялся. А Томас не справлялся. Сдирал ногтями кожу с рук, смотрел в потолок и плакал. Хотя слёзы уже не шли. Утром он бодро улыбался друзьям, накидывал кофту, чтобы скрыть очередной срыв и шёл помогать друзьям.       Томас понял это именно тогда. Ньют схватил его за руку, прошептав еле различимое «Томми». У него пронеслась вся жизнь перед глазами: первая встреча, ночные разговоры, мимолётные взгляды и улыбки.       Говорят, что такое случается, когда умираешь. Ньют был погибелью Томаса. Ньют был жизнью Томаса. Жизнью, которая покинула его, оставив за собой лишь оболочку пол названием «человек».       Хотелось закричать, упасть на холодный пол и потонуть в отчаянии. Потонуть в Ньюте, как в болоте, не имея шанса выбраться.       Так и было. Он уже утонул.       Тогда, когда сам этого не заметил. Тогда, когда Ньют хватался за него, но упал. Перестал бороться за жизнь. За жизнь Томаса.       Том и сам перестал бороться. Он устал. Ощущал в себе лишь пустоту, которая даже не пожирала его. Она заполнила всё, не давала вдохнуть кислород, который был когда-то так необходим.       Этим кислородом был Ньют.       Его улыбка, тихий голос, бездонные глаза и тонкие запястья. Настолько тонкие, что Томас боялся сломать их.       Ньют был чертовым клеем, склеивавшим самого Томаса. Его сломленный дух и самого парня. Но клея больше нет. А Том разваливается на миллионы осколков, которые невозможно собрать. Невозможно склеить.       Когда Томас закрывает глаза, то снова кричит. Теряет самообладание, срывает голос и падает куда-то в тёмную яму, которой являлся он сам.       Ньют снова смотрит на него, не в силах сдерживать себя. Ярость, злость и обида овладевают им, когда имя «Тереза» проскакивает в разговоре. Через секунду они сидят на крыше, где блондин говорит о том, что заражён. А ещё через секунду на последнем вздохе он смотрит на Томаса, пытается улыбнуться, но струя тёмной крови скатывается по губам прямо на руки брюнета.       Томас нашёл любовь там, где её не должно было быть.       Эта тоска не сравнится ни с чем. Это чувство вины постоянно заседает где-то в голове, давит и раздавливает. И снова всё по-новой.       Томас устал. Он выдохся и упал. Или, возможно, всё ещё падает. Это неважно.       Ведь он уже мёртв.       Томас однажды подумал о том, что ему нравится Ньют. Блондин был хорошим другом. Томас жалел о том, что не сказал ему об этом. Жалел о всех несказанных словах. Не смог.       Томас не смог спасти его. Он постоянно находится в этом «не смог». Не смог помочь, высказать другу свои мысли или просто обнять его, когда так хотелось. Грёбаный слабак. Он точно не был Лидером. Слабак, слюнтяй, но точно не Лидер.       Солнце постепенно начинало освещать местность, когда рядом с Томасом прошёл холодок. Парень вытер слёзы с глаз, посмотрев на место рядом с собой. Ньют сидел, как это обычно бывало, закинув ногу на ногу, весело улыбаясь. Он смотрел на Томаса. Был как настоящий.       — Всё будет хорошо, Томми, верь мне, — прозвучал голос в голове. — Ты веришь мне?       Это был один из их последних разговоров. Тогда они сидели на берегу, рассматривая ночное небо.       — Вот и хорошо, — Ньют встал с места и, отряхнувшись, пошёл куда-то вперёд.       Томас подскочил с места. Пытался схватить его, но рука проходила куда-то сквозь Ньюта. Постепенно его фигура начинала рассеиваться в лучах света. В последний раз посмотрев на Томаса, блондин улыбнулся.       — Нет! — Томас вскрикнул, хватая рукой воздуха. — Нет! Пожалуйста! Пожалуйста, не уходи!       Его крики тонули в шуме моря. Огромные волны бились о скалы, брызги летели на парня, когда он упал на колени, срывая голос. Крича, что есть мочи, выбивая из себя весь воздух. В горло попадал песок, а на руках образовывали кровавые раны. Снова.       Мы. Не было больше никакого «мы». Не было больше никакого Ньюта. Лишь царапина на камне; имя, выжженное на сердце Томаса клеймом.       Как приговор.       — Пожалуйста…       Его шёпот был неразличим на фоне бушующих волн. Он не слышал сам себя.       Это стало якорем. Якорем, тянувшим его на дно, не дающем сорваться с места и двигаться дальше.       Томас боялся потерять друзей, но потерял всё в лице Ньюта.       Он не смог, и больше никогда не сможет.       Он любил Ньюта всем сердцем и душой. Но не сказал ему об этом. Не смог.       Ньют всегда был частью Томаса, но не знал этого. Томас не смог.       Том поменял бы всё. Он не смог бы пройти через всё это снова, как Ньют. Не мог снова потерятьего. Но не сказал этого. Не смог.       Томас снова и снова звал друга, цеплялся за него, как за единственную спасительную ниточку. Он и был его спасением.       На его руках кровь Ньюта.       Ньют нужен Томасу. Всегда. Везде.       Но Ньюта нет рядом. Его нет нигде. Дома, на берегу моря или в хижине.       Рядом с Томасом лишь тихий хриплый голос, постоянно твердящий:       — Пожалуйста, Томми.       Заставляющий снова свалиться на песок, задыхаться и кашлять чуть ли не кровью.       Сбиваться с мыслей.       Чувствовать.       Впадать в безумие, терять счёт времени и беззвучно рыдать.       Заливаться слезами, винить себя и снова срываться на крик.       Не смог.       Он своими же руками погубил всё, что ему было нужно для жизни. Для счастья. Для улыбки.       Убил Ньюта своим эгоизмом.       — Пожалуйста.