Прости...

Норман ложится спать с тяжелым сердцем, но улыбкой на лице. Свет в комнате гаснет, а вместе с ним и фальшивая улыбка. Он зарывается с головой в одеяло, пытаясь уснуть. Гомон детей мало-помалу затихает, утомленные и уставшие ребята засыпают быстро. Норман не может. Хоть он тоже устал. Даже больше, чем кто-либо другой. Не столько физически, сколько морально. Вымотан после всего навалившегося сегодня… Его отправка, предвещающая скорую смерть Норману, планы Эммы и Рея по его спасению, которые он разрушит завтра и… это навязчивое желание жить, лишь усилившееся после всех доводов Рея и слов Эммы. Ресницы чуть подрагивают, если подойти к нему поближе, можно заметить, что он не спит. Но кому это нужно посреди ночи, после отбоя? Шорох. Норман вздрагивает, но остается лежать с закрытыми глазами, имитируя спящего, но слишком поздно. — Не спишь? — еле слышный вопрос. Норман открывает глаза и видит перед собой Рея. Босиком, так как от тапочек слишком много шума, с растрепанными волосами, подтверждающие, что и его преследует бессонница. Заметив «пробуждение» Нормана, Рей едва заметно улыбается и кивает в сторону двери, предлагая выйти и прогуляться. Зная, что уснуть он не сумеет, мальчик принимает предложение друга. Обходя скрипучие доски, расположение которых за почти двенадцать лет жизни в этом доме было разучено, друзья успешно вышли из спальни, не разбудив никого из блаженно посапывающих детей. Норман с грустью вспомнил, что и он раньше спал также спокойно и безмятежно, не зная ни о чем, даже не имея представления о тайне этого дома. В отличие от Рея, знавшего обо всем с рождения. Какого это? Раз за разом наблюдать, как один за другим уходят его родственники, с счастливыми улыбками на лицах, прямо в объятия смерти… Это объясняло отчужденность Рея, пропасть, которую он сам и выстроил между собой и остальными детьми. Не хотел привязываться, ведь знал, что они умрут. Будут съедены. Исчезнут из этого мира. То же самое, случится и с ним завтра. Но ни Рею, ни Эмме, ни уж тем более остальным детям, этого знать необязательно. А особенно Эмме. Она слишком упряма, упорна в своих целях. И она слишком его любит. Любит, как и любого другого в их семье. Как Гильду, как Фила, как Дона, Анну, Рея. Где-то в глубине души и Маму. Норман в этом не сомневался. В этой девочке совместились упрямство, порой граничащее с безумием, ребяческая наивность, глубокая вера в семью, во всех них, стойкость, а самое важное — забота, схожая с материнской. Но не фальшивой, как любовь и забота их Мамы. Нет, настоящая. Норман помнил день отправки Конни. Страх и паника, более-менее отступившие от сознания мальчика, открыли простую истину: они не сумеют сбежать все вместе, кому-то придется остаться и умереть в этом приюте…нет, ферме. — Если ты, я и Рей… — Норман… мы сумеем спасти их всех? И он согласился с безумной, на первый взгляд, идеей Эммы. Рей привел их к кухне. Норман, полностью поглощенный своими мыслями, не заметил этого, и сейчас удивленно оглядывал помещение, которое он и не сразу признал. Темноволосый фыркнул, наблюдая за другом. Норман слегка улыбнулся, Эмма на подобное действие Рея, разозлилась бы. Они слишком разные. Расчетливый, скептичный и замкнутый Рей никогда не поймет жизнерадостную и энергичную Эмму, открытую всем. Но несмотря на это, их можно было назвать друзьями. Все же только он и Эмма, были в списке, тех, кого Рей хочет спасти. Он не желал помогать никому более. Даже себе самому. Норман и не подружился бы так крепко с Реем, если бы не Эмма. Рей был одинок. Он не желал ни с кем общаться, «играть в дружбу», и никто и не обращал внимание на малыша. Эмма была первой, кто перепрыгнула через пропасть, выставленную Реем. Норман лишь прыгнул вслед за ней. — На, выпей, может заснешь, — Рей протянул стакан с водой, подталкивая друга в комнату и заставляя сесть за стол. — Что это? — спросил Норман, улавливая едва ощутимый привкус чего-то инородного, отличающегося от воды. — Снотворное, — ответил Рей, садясь напротив друга со стаканом в руке. — Выпросил у Мамы как-то раз, в качестве награды. — И часто тебя мучает бессонница? — после небольшой паузы спросил Норман, глядя в свои мутные глаза, отражающиеся в воде. — Не особо. Но если и мучает, то долго и невыносимо, — тихо произносит мальчик и осушает одним глотком весь стакан. Норман был поражен столь неожиданной откровенностью друга. — Знаешь, иногда я вижу во сне тех, кто уже ушел. Они смеются и улыбаются, машут руками, прощаются. А потом начинают плакать, кричать от боли, звать на помощь. И проклинать меня, говоря, что это я их обрек на смерть… Рей полулежал на столе, вытянув руки. Черные волосы скрывали его лицо. А сердце билось, как бешенное. И когда он успел к ним привязаться? Когда Эмма его в разные игры вовлекала? Норман же пересел поближе к другу. Он не знал, что нужно сказать. Юный гений не ожидал услышать подобную откровенность от Рея и молчал, положив руку на плечо. Сейчас бы Эмму сюда… Она нашлась бы, что ответить. Норман отбросил эту мысль прочь. — Рей… — начал он, прикрывая глаза, но был перебит. — Я не хочу, чтобы и ты присоединился к ним. Не приходи ко мне в снах. Не умирай. Сбеги завтра и выживи… Рей поднял голову и Норман увидел его глаза. Сухие, ни слезинки. Но душа его рыдала, ибо знала, Норман не послушает, Норман умрет… Рей заснул. В той же позе, полулежа на столе, положив голову на скрещенные руки и накрытый пледом, найденный Норманом. Сам же он сидел неподалеку, поглядывая то на друга, то на часы. — Прости, Рей. — Шепчет Норман. Заалел восток, предвещая начало нового дня. Его последнего дня. — Простите, ребята. Прости, Эмма.