Игра

Металлический привкус крови разлился по рту и губам, заставляя судорожно провести по ним языком и тут же закусить нижнюю снова, сдерживая шипение, когда властная рука в кожаной перчатке сжала короткие пряди. Седоватые волосы директора так резко контрастировали с грубой черной тканью, которая так бесцеремонно вплелась в них, что Таркину невольно казалось, что даже в этом был какой-то символизм. Вечное противостояние между ним и Кренником было уже чем-то настолько привычным и обыденным, что выигранные споры уже не приносили никакого удовлетворения, а перебранки казались глупыми, словно два маленьких ребенка сцепились за игрушку. Но только не сейчас. Гранд-мофф сжимает пальцы сильнее, и, повинуясь чужой руке, Орсон приподнимается на коленях, пытаясь уйти от жгучей боли, снова прокусывает губу в попытке сдержать стон. Он знает, что Таркин неумолим и скулежом и мольбами директор сможет добиться исключительно только презрения. Эта игра, безусловно не предвещавшая ничего хорошего в самой своей идее, не обернулась ничем хорошим и в практике. Теплая струйка крови побежала по подбородку и Кренник судорожно дернул руками в попытке стереть ее, сдавленно хныкая от резкой боли в слишком туго связанных запястьях. Единственная попытка донести до Таркина, что он перестарался, была награждена звонкой пощечиной, след от которой сразу же отозвался легким покалыванием в ответ на мысль о повторной попытке попросить ослабить путы. Однако испачкать кровью белоснежную форму директор не мог себе позволить, как казалось, даже под страхом смерти, потому он все же рискнул поднять взгляд, умоляюще глядя в равнодушно прикрытые глаза гранд-моффа. Покусанные губы директора и кровь на его подбородке показывала Таркину то самое, что увидеть он хотел уже давно – то, что Кренник готов подчиняться даже когда ему больно, когда его унижают и мучают. Он готов искусать губы, сдерживая крики потому, что так приказал ему гранд-мофф. Презрительно скривив губы, Таркин сжал подбородок мужчины, грубо и без всякой заботы размазывая ровную багровую струйку по подбородку и нижней губе директора, позволяя себе снисходительно хмыкнуть в ответ на облегченный вздох. Перчатка скользит дальше, по скуле, выдавая то, что гранд-мофф увлекся тем, как смотрится форменная перчатка на лице его заклятого соперника. Мужчина оттягивает кожу щеки большим пальцем, несильно надавливая на недавний краснеющий след от удара и удовлетворенно сверкает глазами после хриплого и тихого стона Кренника. Гранд-мофф знает, что директор может почти без единого звука терпеть любую боль, но не удовольствие, к его величайшему стыду, и сейчас Орсон нервно дернул плечом, пытаясь избежать нарочно лишенных насилия прикосновений Таркина. Чем дальше скользила одетая в грубую кожу ладонь, тем сильнее Кренник хотел, чтобы его снова ударили, заставили испытать с трудом выносимую без крика боль, но только не подобную пытку, от того более унизительную, что присевший на корточки перед ним Таркин смотрел насмешливо и презрительно прямо в голубые, полные страдания глаза директора. За их немногочисленные совместные вечера Таркин успел хорошо изучить чувствительные места на теле Орсона и сейчас во всю пользовался тем, что знает. Перчатка коснулась кожи шеи под самой челюстью и гранд-моффу пришлось сжать сильнее шевелюру директора, чтобы он не вырвался, жалко и сдавленно ахая почти в лицо своему мучителю, сжимая в кулак одну из связанных рук. Кто бы знал, что Кренник такой чувствительный, когда речь заходит о прикосновениях кожаной перчатки Таркина. И уже куда менее амбициозный. Данный факт побольше многого тешил самолюбие гранд-моффа и потому он собирался как следует насладиться беспомощностью директора, подозревая, что в следующий раз того потянет на подобное не скоро. И потому, потянув рукой светлые пряди и обнажая скрытую за воротником кителя шею, Таркин до крови сжал зубами бледную кожу, удерживая директора на месте за крепление плаща. Хриплый крик отразился от стен комнаты, не претендуя быть услышанным снаружи, и Орсон задрожал всем телом, предпринимая обреченную на провал попытку вырваться из хватки гранд-моффа, окончательно нарушившего все установленные до этого правила – хотя бы даже не оставлять следов на видных местах. Мужчина дернулся, вдруг почувствовав, как разжалась рука на плаще, посчитав это шансом отползти на безопасное расстояние, как ладонь Таркина сжала до боли его предплечье, разворачивая и толкая грудью на пол. -Вы меня расстраиваете, директор Кренник, -прозвучал над самым ухом голос гранд-моффа, такой беспристрастный и холодный, словно происходящее было для него самым обычным рутинным занятием. Орсон в очередной раз прикусил губу и крепко зажмурил посветлевшие от злости глаза.