февральское

      Он неожиданно подмечает это, когда зима срывает новый месяц на календаре жизни. Февраль ощущается глубоким кашлем в горле, порывами северного ветра за спинами и иллюзионным окончанием старых привычек, что блеклыми карточками висят в комнатах памяти с пометкой "ненужное".       В небе цвета циркона — жалкая пародия на яркое солнце, которая почти не светит, но режет глаза искусственным светом, застывая бликами где-то на его радужке; в прокуренных лёгких — тысячи ароматов окружающего мира, смешанные с сигаретным дымом, который уже по венам вместо крови растекается.       (Пагубная привычка со вкусом смерти в лёгких, ах).       А перед чёрными глазами — Рей, что ласково окутана мириадами синонимов слова "свет".       Кайло лишь смеётся на такое мнение общественности, задыхается от глупости окружающих его людей, твердит «слепцы, слепцы, слепцы» после каждого вдоха и выдоха под зимним солнцем.       Он наблюдает за ней украдкой, пока минуты и секунды речным песком исчезают между длинными пальцами.       Рен пишет невидимыми чернилами в мыслях, пытается очередными предложениями доказать людям, что они ошибаются, смотрят лишь под собственные ноги, не замечая очевидной правды перед глазами.       Потому что на самом деле Рей не состоит из тысячи лампочек, не переливается всеми цветами спектра, сияя утренним солнцем (что в минуты рассвета облачается в красные одеяния, поражая всех своей яркостью).       Солнечная девочка идеальна до приторности, владеет неограниченным запасом улыбок за пазухой, которые, конечно, достанутся всем и каждому с ощущением искренности, фальшиво прописанной на стенках черепной коробки.       Полный абсурд с примесью ядовитой лжи на языке и злостью глубоко в горле.       Девушка по другую сторону дороги одета в светлое пальто, курит уже третью сигарету подряд и чувствуется пеплом и горечью даже через расстояние, которое их разделяет, напоминая давно сломанную под тяжестью ответственности статую.       «Какая же ты солнечная», — думает Кайло и тушит сигарету о чёрный асфальт. Он оживает под его ботинками глухим звуком быстрых шагов, — «Если давным-давно перегорела».       Ему кажется, что Рей тихо отвечает "Туше" на его громкие мысли с другой стороны улицы, когда дождь начинает свою партию, играя незатейливую мелодию на шифере высоких крыш.

***

      Следующий раз наступает сравнительно скоро. Он цепляется за её руку в опустевшем коридоре, который насквозь пропах запахом спирта (попробуй зажечь спичку, и всё взлетит на воздух с обречённым "бум"), дешёвых сигарет и очевидно неверных решений.       Она врезается плечом в календарь на стене, задевает локтем третье февраля и приглушенно смеётся в его рубашку, пока окружающий мир плывёт перед глазами.       У Рей глаза — пьяная дымка, цвета того самого коньяка, который она совсем недавно пила, макияж смазался, а сама она мятая-мятая, словно лист использованной бумаги, выброшенной за ненадобностью. Девушка смеётся, плачет, вновь смеётся и говорит почти шёпотом, путая гласные и согласные:       — Мы словно на корабле посреди шторма в десять баллов, — прижимается, чтобы ещё ближе {сильнее}, застывает в его руках цветком синим, который так напоминает её платье, — Ты же сможешь меня удержать, правда?       Кайло успевает сказать решительное ничего, потому что девушка внезапно обмякает, крепко прижавшись к нему, пока за грязным стеклом окна звезды сияют на чернильном небе.       — Правда, — в пустоту брошено, но луна слышит, окутывая их мягким светом, запоминая данное общение, смешивая его с дымкой вечности.

***

      Недели тают вместе с оставшимся снегом, растекаются грязными лужами под их окнами, застывают различными воспоминаниями или исчезают безвозвратно.       Рей старательно стирает резинкой болезненное прошлое парня, точными ударами рушит карточные дома его рассудка, заменяя на более стойкие строения, улыбаясь до одури невинно.       Кайло кажется, что ему всё чаще не хватает воздуха.       Они сидят напротив старого окна, выпуская сигаретный дым из лёгких, что улетает прочь, спеша смешаться с дорожной пылью и влажным воздухом. Рей кладёт руку поверх оконного стекла, внимательно очерчивает пальцами созвездия и напевает что-то тихо-тихо, еле шевеля губами.       — Это вино на вкус, — улыбается, глядя на него глазами жженого сахара, — напоминает прекрасные ночи августа, когда небо лишь начинает тускнеть под влиянием наступающей осени.       И смеётся ярко-ярко, словно она не та девушка, что изначально показалась ему фальшивой и выцветшей, потерявшей себя среди тысячи просьб, алкоголя и пачек из-под сигарет.       Сейчас она танцует в комнате его дома, кружится среди серых стен, осторожно ступает босыми ногами на холодный пол с тихим "раз, два, три", напоминая то единственно важное в жизни, что он так и не смог достичь.       Кайло Рен думает:       «Боже, я люблю тебя, так люблю тебя».       Кайло Рен говорит:       — Пожалуйста, не оставляй меня в одиночестве.       Её губы горячие и распухшие, а смех в область его шеи — чистый, невинный; они цепляются за друг друга руками, тянутся слишком отчаянно и жадно, делятся остатками воздуха и собственными желаниями, спрятанными глубоко в душе за семью замками.       Касаниями пьяными, что блёкнут в памяти влиянием туманной ночи и февральской простуды.       Рен знает, что солнечная девочка на вкус отдаёт звёздной пылью.

***

      Последние минуты февраля сгорают фильтром её сигареты; весна чертит первые перемены в жизни вечно беспокойных людей, и всё вокруг достигает отметки "критическое", стремительно подходит к скорому завершению.       — Я большое ничего не чувствую, — \не\ виновато говорит Рей в чашку своего кофе, он становится горящим огнём в его горле, режет внутренности простым набором слов, заставляя мгновенно потерять остатки кислорода.       Парень застывает с тлеющей сигаретой меж пальцев, вздра­гива­ет от не­ожи­дан­ности её слов, не позволяя иллюзиям совместного будущего рассеяться утренней дымкой так просто.       У Кайло по рту песок и речная галька, Рен не слушает её слова о том, что, дескать, всё было февральское, а сейчас март вспыхивает ярким заревом на весеннем небе; Он предпочитает играть с зажигалкой, чувствуя, как небо цвета джеральдина над его макушкой рушится, рушится, рушится, облаками давит на плечи и солнцем гаснет глубоко в грудной клетке.       Потому что у Кайло сердце бьётся звуками её имени.

И сейчас оно

разбивается,

ах.