«You Gave Me Peace, In A Lifetime Of War»
— Ненавижу эту девчонку! — грозный голос разлетелся по всему коридору, Китнисс замерла на мгновение, оценивая ситуацию: узкий коридор, она и кто-то настроенный к ней не очень дружелюбно. — Я буду тем, кто убьёт её! — по спине девушки пробежали мурашки — слушать о своей смерти было до чёртиков страшно. — Как скажешь, Катон. Мне до неё вообще никакого дела нет, — ответил ему другой мужской голос. Китнисс суетливо забежала в первую попавшуюся комнату, надеясь, что двум парням, говорящим о её смерти, совсем в другую сторону. — Катон, — тихо прошептала себе девушка под нос, облокотившись на дверь. Эвердин устало прикрыла глаза, пытаясь справиться с головной болью, которая преследовала её с утра. Сжимая виски пальцами, она пыталась сосредоточиться на лицах трибутов, это было не так-то и просто. В голове, словно в клетке, в безумном танце метались сотни мыслей: о доме, о Прим, Гейле, о жизни, о том, что скоро придётся умереть. Кто из них был тот самый Катон? Тёмно-русые волосы. Карие глаза. Мускулистые руки, которым будет достаточно одного движения, чтобы сломать человеческую шею. Да, она запомнила этого парня.***
— Да чтоб его! — вскрикнул Катон, завернув в очередной коридор жилого корпуса трибутов. Катон пытался вернуться в свою комнату уже около получаса. Он почти уверен, что запомнил эту дорогу на отлично, но его тщетные попытки вернуться к себе говорили об обратном. Ему всё время хотелось сказать дорогу домой, потому что именно эта комната была его домом на ближайшее несколько дней.Но дома пахло рисовыми лепёшками, а из окна на кухне можно было разглядеть трубы кирпичной фабрики. Чтобы найти настоящую дорогу домой Катону придётся через многое пройти. Он был готов, ведь он за этим и пришёл сюда. Но почему-то казалось, что он больше не увидит дома. Эта нелепая мысль пришла в голову внезапно во время просмотра Жатвы в других Дистриктах. Умирать ему совсем не хотелось, он хотел победить. Катон сам выбрал этот путь, он был уверен в своей победе. Но сейчас парень был почти также уверен и в том, что домой он больше никогда не вернётся. Катон не любил много думать. Мысли путали его, заставляли сомневаться. И сейчас он задумался всего на секунду и сбился, пытаясь найти дорогу в свою комнату.Именно поэтому парень и любил оружие, любил свои наточенные мечи из твёрдой бронзы. Когда он обхватывал рукоятку меча, все мысли уходили из головы. Во время драки любая, даже самая надоедливая мысль исчезала из его сознания. Если спросить его о чём он думал во время поисков собственной комнаты, то он не сможет ответить.Как это обычно бывает, он думал обо всём и ни о чём сразу.Рой мыслей мучил его с той самой минуты, как он попал на дорогу, ведущую на Голодные Игры. Наверное, самой главной причиной его размышления была она — Китнисс Эвердин, дерзкая, противная и невероятно притягательная девчонка из Двенадцатого. Она начала раздражатьего с той самой минуты, как только они впервые встретились взглядами.Это звучало иронично и вызывало глупую улыбку на лице Катона, но ОгненнаяКитнисс воспламеняла в нём то, что ни один взмах меча не поможет ему выкинуть из головы. Катон пытался рационально объяснить свои душевные терзания, свои чувства, которые начали тревожить его с появлением Эвердин. Но он не мог найти правду, не мог найти объяснение всему тому, что происходило у него в душе, наличие которой было всегда под сомнением у молодого парня. А правда была уродливой и абсолютно обезоруживающей: Катон чувствовал своё бессилие против серых глаз этой девушки.***
Китнисс стояла на крыше, вглядываясь в мерцание городских огней на горизонте. Ветер был настолько холодным, что девушка перестала чувствовать кончики собственных пальцев. Ледяные порывы врывались в её сердце, пытаясь забрать с собой самые тёплые и добрые воспоминания, оставляя за собой лишь самые страшное. Она недоумевала, как же так? Она всю жизнь прожила в Двенадцатом Дистрикте, пытаясь выжить и никому не мешая, а тут внезапно она оказывается здесь, и также внезапно появляются люди, которые даже не знают её, но уже хотят её смерти. Прямо сейчас она надеялась, что все эти дурацкие, удручающие мысли покинут её. Потому что чуть позже она собиралась пойти к себе в комнату, а завтра снова проснуться бойцом, который постарается сделать всё для того, чтобы вернуться домой. Задумавшись, Китнисс совсем потеряла связь с реальностью. Она вспоминала дом, улыбку Гейла, объятья Прим, шум деревьев в лесу, Двенадцатый со своей простой, неторопливой жизнью. — Не оборачивайся, — прошептал голос, тёплые руки обвились вокруг её тела, прижимая к себе. Китнисс онемела от ужаса, если сейчас её убьют, то она больше никогда не увидит дом. Это будет такой нелепой смертью, она даже не сможет побороться за свою жизнь. Проклиная себя за собственную неосторожность, она напряглась. Каждый мускул на её теле, казалось, вот-вот лопнет от напряжения. — Не оборачивайся, — снова повторил голос, — иначе мне придётся убить тебя, Кискис. Китнисс вздрогнула, сердце сжалось от воспоминаний. Слышать своё ласковое прозвище вместе с угрозой было странно. Но, конечно же, это ветер шутит с ней так. Никто не может знать о том, как зовёт её Гейл. -Закрой глаза, — Китнисс понимала, что без оружия у неё нет шансов, что она может сделать? Вдруг накатила дикая усталость, она тяжёлым грузом легла на плечи, склоняя девушку к земле; Китнисс понимала, что ей не хотелось больше бороться. Пусть она дура. Пусть никогда не сможет увидеть Прим. Пусть. Девушка закрыла глаза и позволила своим ощущениям решать за неё. Она притихла, прислушиваясь к незнакомцу и готовясь встретить смерть, но, как странно, сама себе удивлялась, Китнисс ощущала себя в полной безопасности. Это было так противоестественно: находясь под угрозой смерти, она чувствовала себя до сумасшествия безмятежно. Такое чувство всепоглощающего покоя не смогли бы дать даже тысячи замков на её двери. Тёплые ладони опустились на её ладони, согревая. Сердце стучало так громко, что Китнисс испугалась: вдруг незнакомец сможет услышать его стук, вдруг он сможет ощутить её смирение и покой. Затем она почувствовала, как он поднёс её пальцы ко рту, обдавая тёплым дыханием. Китнисс покраснела. Она никогда не имела близости с мужчинами, но сейчас она чувствовала себя так, будто стоит совсем голая. От прикосновений лёгкая дрожь волной прошла по её телу. — Китнисс, — прошептал голос, согревая кончики её пальцев. Девушка не понимала: зовёт ли её этот человек или же просто ему нравится произносить её имя, — Китнисс. Этот голос ласкал её тело, вызывая ещё большую дрожь. Девушка забыла обо всём. О том, где она, кто она, зачем она здесь и что будет завтра. Думать не хотелось вообще. Хотелось лишь раствориться в тёплых объятьях этого мужчины. Она прижалась к нему спиной, ощущая сильную мужскую грудь под своей спиной. Тело незнакомца подалось на встречу, сильнее обхватывая её плечи. Губы коснулись её пальцев. — Китнисс, — на выдохе произнёс голос. Девушка снова вздрогнула, приоткрыв рот от волнения, пытаясь схватить то ли воздух, то ли своё имя, произнесённое с такой мягкостью и желанием. Когда Китнисс Эвердин пришла в себя и поняла, что продрогла настолько, что не чувствует уже ничего, она оглянулась и поняла, что кроме неё на крыше никого нет. Она была одна. Совсем одна.***
— Китнисс, — Катон тихо произнёс её имя, смакуя на языке. — Кит-нисс. Из головы не уходили тонкие пальцы сероглазой лучницы в его ладонях. Мягкие подушечки, заострённые ноготки. Видимо, стилисты хорошенько поработали над ними. Катон готов поспорить, что пальцы настоящей Китнисс Эвердин мозолистые и грубые. Внезапно стало так досадно, даже эту часть Китнисс Катон никогда не сможет узнать по-настоящему. Ему придётся убить её. А как же иначе? Он ведь хочет вернуться домой, хочет увидеть трубы кирпичного завода из окна на кухне. Для этого ему придётся убить каждого, кто встанет на его пути в родной дистрикт. А эта девчонка будет первой и самой опасной его преградой. Катон проигрывал в своей голове воспоминания о том, как она прижималась к нему. Податливая и мягкая, как металл в момент нагрева. Может, она поняла, что это он? Может, она поняла, что имеет над ним власть? Что это в её возможностях — вывести его из строя? Даже если и так, пусть. Он всё равно её убьёт. Даже если это причинит ему ещё большую боль, чем мысль о собственной смерти.***
Китнисс ворочалась в постели. Мысли о незнакомце не давали ей покоя. Кто это был? Чьи руки обнимали её с такой заботой? Девушка ничего не знала об этом человеке, но она точно знала, что эти объятия что-то изменили в ней. Теперь куда бы она ни пошла, она везде будет ощущать себя под угрозой. Потому что сколько бы она не прожила теперь, ощущать себя в безопасности она будет только в этих крепких объятьях. Никто никогда не обнимал её так, никто никогда не давал её такого ощущения покоя. Разве что… Разве что стены родного дома. Может, это был Пит? Китнисс прижалась лицом к своей кофте, пытаясь услышать запах незнакомца. Так пахло в кузнице: пылью, печным жаром и железом. Но запах был почти неуловим, так что она могла ошибаться. Но это точно был кто-то из трибутов, кто-то высокий и спортивный. Но зачем же Китнисс пыталась вычислить незнакомца? Ведь он точно трибут, а это значит, что им придётся убить друг друга рано или поздно. Чтобы этот человек не хотел от неё, она не могла этого дать. Он был её врагом, а она собиралась вернуться домой любой ценой.***
Катон проснулся ещё до того, как солнце показалось над горизонтом. Он долго метался в кровати, пытаясь заснуть, но утренняя лесная дымка серых глаз не выходил из его головы. Он хотел домой. Он ехал сюда с одним намерением — стать победителем 74-х Голодных Игр. Но вот он приехал, и вместо победы забивает свою голову всякой ерундой. Например, тем, что думает о нём Китнисс Эвердин? Эвердин боялась и презирала его, он знал это наверняка. Но это совсем не вязалось с тем, как она вела себя на крыше. Но ведь она и не знала, что это был он? Или знала? Катону не хотелось верить, что она будет пытаться манипулировать им. Китнисс Эвердин не была такой девушкой. Как так случилось, что именно она стала той самой? Ведь она даже не была красивой, в жизни Катона встречались девушки намного интереснее, чем она. Чтобы он не пытался себе говорить, итог был один: черноволосая девушка из дистрикта двенадцать безвозвратно овладела им.***
Это был Катон. Китнисс находилась в ужасе. Как этот грубый, пугающий её парень, мог быть тем, кто был с ней на крыше этой ночью? Она узнала его голос, а потом потребовалось лишь одного взгляда, чтобы понять, что она права. Это точно был он. Но как это могло быть возможным? Он ненавидел её, он хотел убить её. Китнисс заметила его взгляды ещё вчера, но что если эти взгляды означали совсем другое? Может, он хочет запутать её? Хочет, чтобы она доверилась ему? Китнисс обернулась ещё раз, Катон всё ещё смотрел на неё. Застигнутый врасплох, он отвернулся. Девушка встряхнула головой, стараясь отогнать ненужные мысли. Какая разница, одному из них придётся убить другого. Неважно, что он хочет, неважно, чего хочет она. Здесь их желания ничего не значили. Задумавшись, Китнисс выронила снаряд из рук. Наклонившись, она снова заметила взгляд карих глаз, направленных на неё. «Нет, и что мне теперь делать со всем этим?» — пронеслось в голове девушки.***
Они остались одни в тренировочном зале, даже основной свет уже был потушен. Лишь лампочки, ведущие к эвакуационному выходу, светились в темноте. Худощавая женская фигура виднелась в нескольких футах от него. Катон и Китнисс смотрели друг другу в глаза, не произнося ни слова. Парень любовался тем, как свет лампочек отражается в её серых глазах. Катон не знал как вести себя. Уйти? Остаться? Что она хочет? Почему они остались вдвоём? Он точно знал, что это было не случайно. Она хотела остаться с ним наедине. Китнисс резко подалась на встречу и, прижимая руки к его груди, сама прижалась к нему всем телом. Катон резко выдохнул, с недоумением поглядывая на её макушку. Собственные руки казались ему лишними, он не знал куда их деть. — Обними меня, — сказала Китнис, будто угадывая его мысли. — Крепко. Катон прижал её к себе, уже заранее зная, что пока он ещё может дышать, он не отпустит её по собственной воле. От Китнисс пахло железом и потом, тёмные густые волосы выбились из косы. С такого расстояния он мог разглядеть каждую частичку её внешности. Он упивался каждой деталью Огненной девушки из Дистрикта 12. «Что же будет дальше?» — этот вопрос повис в воздухе, нони один из них не произнес его вслух. — Отныне только ты можешь причинить мне боль, — тихо сказал Катон, — поэтому лучше убей меня прямо сейчас, если всё это шутка для тебя. Китнисс подняла на него глаза, с вызовом вглядываясь в его лицо. — Отныне, — используя его слово, произнесла она; затем взяла его ладонь и поцеловала с внутренней стороны, а затем продолжила, — отныне каждый мой вздох зависит только от тебя. Катон восхищённо взглянул на неё, внезапно для себя осознав, что теперь он не знает, где кончается она, а где начинается он.***
Китнисс легла в кровать, ощущая, как каждый участок кожи, к которому он прикасался, горит наслаждением. Она не понимала как решилась подойти к нему, почему его прикосновения вдруг стали для неё жизненно необходимыми? Когда она стала относиться к нему так? Где-то между тем, когда они ненавидели друг друга и желали смерти, они стали испытывать друг к другу что-то намного сильнее, чем ненависть и страх. Что-то новое, ранее неизвестное для Китнисс, теплилось в её сердце. Она теперь не знала ничего. Неожиданно вся жизнь разделилась на две части: жизнь, где есть он и где никогда не было. Умереть было теперь не так страшно, страшнее было никогда в жизни не иметь возможности ощутить его тепло. Китнисс пыталась сосредоточиться и посчитать сколько дней у них осталось, но числа совсем не шли на ум. Казалось, вся жизнь была впереди. Даже больше. Казалось, что впереди была целая вечность.***
В те короткие моменты, которые им удавалось украсть для себя, для того, чтобы побыть вместе, они почти не разговаривали, молча сидели на крыше, прижавшись друг к другу и пытаясь спастись от реальности. А реальность была беспощадна, она даже не пыталась скрыть от них правды: одному из них придётся умереть. Может быть, умереть придётся обоим. Но кто-то всё равно умрёт раньше, кому-то из них придётся корчиться от боли, осознавая, что он больше не сможет увидеть глаз любимого человека. Умереть вместе — самое лучшее, что могло дать им будущее. Они молчали, боясь привязаться друг к другу ещё сильнее, боясь узнать друг друга ещё ближе. Мысли о жизни друг без друга внезапно стали такими саднящими, как свежий порез на теле. Мечты о возможном совместном будущем, которого у них никогда не будет, были невыносимыми. Какими бы они были, если бы не Игры? Если бы они были не здесь? Смогли бы они быть счастливыми? От чего они отказаться точно не смогут — это от поцелуев. Катон не может оторваться от её потрескавшихся, тонких губ. Не может, и хоть ты руку ему отруби, он точно знает, что потребность целовать Китнисс Эвердин останетсяс ним до последнего вздоха. Увлекшись поцелуями, Китнисс опускает руки на ременьКатона, парень резко берет её ладони в свои. — Не надо, — тихо говорит он, голос охрип от долгого молчания, — если мы перейдем эту черту, то я никогда не смогу отпустить тебя, — он целует её ладонь, — не губи меня, — целует вторую ладонь. Китнисс спокойная, но в её серых глазах ураган эмоций и чувств. — Хорошо, — она обхватывает Катона руками, пряча голову в изгибе его шеи, — хорошо.***
Катон чувствовал себя настоящим дураком. Беззащитным, уязвимым, слабым. Почему в Академии не учили как справляться с собственными чувствами? Он стал нервным и раздражённым, как оголённый провод. Наблюдать за Китнисс и её «парнем» было трудно. А держаться от неё вдалеке ещё труднее. Труднее чем всё, что ему приходилось делать в жизни. Да ещё эта Диадема, надоедливая блондинка из Первого Дистрикта. Катон старался держаться от неё как можно дальше. Пусть он не контролировал свою жизнь, не контролировал своё будущее, но не причинить Китнисс боли (больше боли, чем уже приносил) было в его власти. Китнисс неустанно смотрела на него, а он не мог отвести взгляда от неё. Находясь в разных концах тренировочного зала, сталкиваясь в коридорах, в лифте их магнитом тянуло друг к другу. — Если бы мы были не здесь, то я бы никогда не отпустил тебя, — и в этих словах было всё. Они бы никогда не отпустили друг друга, не расцепили объятий. Шли бы по жизни рука об руку и постарались бы сделать друг друга счастливыми. Если бы мир был другим. Если бы всё бы не так, как оно есть. Если бы. Катон старался не думать об этом «если бы», потому что это «если бы» никогда не наступит.***
Китнисс сидела на стуле и ждала Цинну, он отошёл на минуту что-то уточнить насчёт костюма. Игры должны были начаться меньше, чем через полчаса. В её сердце творился настоящий кошмар. Она чувствовала распространяющийся по всему телу страх, она не хотела умирать. Она хотела прожить с Катоном долгую и счастливую жизнь. От мыслей об их возможном счастье становилось ещё хуже. Китнисс посмотрела на часы, желая, чтобы Цинна поскорее вернулся. Находиться наедине с собой было невыносимо. Вскоре дверь открылась, Китнисс тут же подалась навстречу Цинне. Стилист немного отступил в сторону, и девушка увидела его. Катон протянул к ней руки, и она тут же кинулась к нему, крепко обнимая; прячась в нём от всего мира, от гнетущей реальности, как в мягком покрывале. — О, моя дорогая, — прошептал он в её волосы, успокаивающе поглаживая по волосам. — Я больше никогда не увижу тебя, — мотала она головой, не отрываясь от его груди, — я не могу поверить, я больше никогда не увижу тебя. Катон не мог слушать её плач, в его груди всё сжималось от каждого всхлипа Китнисс. Он не хотел думать о том, что это была их последняя встреча. Что-то, чего так боялась Китнисс, правда произойдёт. Они на самом деле никогда больше не увидят друг друга. Катон не знал, какой исход был для них лучшим: его смерть, её смерть или смерть их обоих. — Я не смогу жить без тебя, — тихо говорит он, убирая один вариант. — А я не смогу жить без тебя, — вторит ему Китнисс. Катон надеялся, что сможет найти Китнисс даже после смерти. Что они смогут найти друг друга в любом из миров.***
Они разбегаются по арене: он в гущу событий, объединяясь с профи, а она в гущу леса, в надежде на то, что ей не придётся убивать. Мысленно они гонятся друг за другом, не желая отпускать. Слушают выстрелы пушек, надеясь, что очередной выстрел не в честь одного из них.***
Китнисс не знает, что ей думать. Катон лезет на дерево с мечом в руке и намерением убить её. Неужели он обманывал ей всё время для того, чтобы сейчас она так легко дала себя убить? Если таков был план, то он сработал. Она даже не может представить себе того, что ей придётся причинить ему вред. Он говорит одними губами: «Прости меня». Китнисс в смятении. За что? Тут же Катон слегка придавливает ногой сук, тот трескается под его весом, и парень летит вниз. Некоторое время он не шевелится, сердце Китнисс пропускает пару ударов прежде, чем Катон поднимает голову. На глаза выступают слёзы, Китнисс даже не может контролировать их. Он извинился за то, что сделал себе больно и тем самым сделал больно ей. — Давай подождём её здесь, — говорит Мелларк, — она сама спустится. Китнисс и забыла о том, что её земляк предал её. Это не имело никакого значения, она разберётся с этим, когда придёт время. Главное, что Катон жив.Теперь это всегда будет самым главным. Простит ли её Прим, когда узнает, почему она не вернулась домой? Ради чего она отказалась от всего? Китнисс хотелось верить, что сестра всё поймёт.***
Пока все устраивают лагерь, Катон не спускает с неё глаз, ладонью он проводит сначала под одним глазом, а затем под другим, как бы показывая Китнисс, чтобы она не плакала. Она улыбается ему и вытирает слёзы. Он кладёт руку себе на грудь, туда, где бьётся сердце. Китнисс отвечает тем же жестом.***
Катон лежит в темноте, вглядываясь в ветки деревьев, точно зная, что где-то там Китнисс также смотрит на него. Он надеялся, что она не голодна и не замёрзла. Но он не мог не заметить, как она хромала, когда убегала от них. Одна лишь мысль о том, что ей больно, сводила его с ума. Что он может сделать для неё сейчас? Только умереть. Но он не мог этого сделать, зная, что оставляет её в опасности. Для начала нужно было разделаться с остальными профи. Но Китнисс прекрасно справляется и без него. Катон просыпается от жуткого визга Диадемы, и пока он соображает в чём дело, то чувствует несколько укусов в шею и лицо, поэтомуон бежит прочь, не оглядываясь. «Только бы с ней всё было в порядке», — было последней мыслью Катона до того, как он проваливается в галлюцинации.***
«Катон». Это слово первым появилось в её сознании после того, как она пришла в себя после галлюцинаций. Как он? Где он? Жив ли? Блуждая по лесу, она понимает, что ищет его. Старается наткнуться на него или хотя бы услышать его голос. Китнисс шла вглубь леса, ища дерево для ночлега, на Арене смеркалось. Впереди зашевелились ветки деревьев, Эвердин инстинктивно выхватила стрелу из колчана и направила лук на мужскую фигуру, шедшую навстречу. — Катон, — прошептала Китнисс, слёзы тут же потекли по щекам. Пересмешница хотела убрать лук, но что-то внутри говорило ей не делать этого. Сомнения терзали сердце: вдруг, он передумал? вдруг, он решил, что хочет домой сильнее, чем хочет того, чтобы Китнисс осталась жива? Катон медленно вышел из-под крон деревьев и очутился, вместе с Китнисс, на небольшой лесной опушке. Он рухнул на колени, вглядываясь в глаза Огненной девушке из Дистрикта 12. — Мне в любом случае нет жизни без тебя, — тихо сказал Катон, — стреляй. Давай покончим с этим. Китнисс отбросила лук и, как и в их первую встречу, с которой всё началось, бросается к нему, как загнанный зверёк, желающий найти дом. Катон взял её лицо в руки, покрывая поцелуями, Китнисс не могла сдержать улыбки. Она обняла его за шею и тихо, почти неслышно, прошептала: <tab— Представляешь, сколько людей сейчас смотрят на нас, — а затем крепко целует его в губы, говоря о том, что плевать, пусть смотрят. Пусть они никогда не смогут быть вместе снова. Пусть они не увидят дома. Пусть. Пусть. Пусть. Китнисс готова переступить черту дозволенного, желание и блеск в родных карих глазах говорят о том, что он не остановит её в этот раз.***
На востоке уже занимался рассвет, голые плечи Китнисс не давали губам Катона покой. — Оторвись уже наконец, — хохочет Китнисс и целует его лицо. — Ты права. Тебе надо найти Пита, — Катон попытался улыбнуться, вставая с земли. — Давай собираться. — Нет, — Китнисс потянула его за руку, — расскажи мне о нашем будущем. Катон снова лёг, девушка положила голову ему на грудь. — Мы уедем туда, где нет Игр, — Катон запустил ладонь в волосы Китнисс, поглаживая. — Я сделаю тебе предложение, и мы поженимся. Купим дом рядом с лесом, будешь охотиться. Если ты решишься, то у нас будут дети. У тебя будет всё, что ты захочешь. — Одного тебя мне будет достаточно, — Китнисс приподнялась, чтобы Катон не увидел слёзы в её глазах. — Давай полежим ещё немного, — игнорируя комок в горле, говорит парень.***
Пита считает, что Катон их враг. Он считает, что Катон хочет причинить им боль, причинить боль Китнисс. Китнисс целует парня, который не дал ей умереть от голода когда-то, но в голове её такой крик, что весь Панем бы оглох, если бы этот крик вырвался наружу. «Прости. Прости. Прости. Только ты. Ты. Ты. Ты». Китнисс старается не слушать своё сердце, которое рвётся к нему; кажется, стоит только расстегнуть куртку, и оно выпрыгнет, и побежит к Катону, найдёт его в любой части Арены. Китнисс пытается свыкнуться с реальностью. Им не быть вместе. Рука Пита на её талии не даёт об этом забыть. Знали ли они, что в тот первый миг, когда их сердца сменили ориентир, когда они начали стучать друг для друга, что их история закончится именно так? Что Китнисс придётся слушать боль Катона на протяжении нескольких часов и никак не решаться выстрелить, прекратить его страдания, прекратить его жизнь. Знали ли они, что Китнисс будет жить десятилетия без него и слушать, как собственное сердце стучит в пустоту?***
Китнисс пыталась спрятаться от себя и от той боли, что осталась с ней, когда его не стало. Она знала, чем кончатся их отношения, но девушка не ожидала, что именно она останется с огромной дырой в груди, что именно она останется живой, что именно она будет вынуждена жить без родного человека. Китнисс старалась найти силы жить дальше. Старалась улыбаться, делать то, что её просили. Она врала, говорила, что любит Пита больше жизни, что Катон был лишь инструментов для выживания. Ещё Огненная девушка из Дистрикта 12 старалась игнорировать свою тоску, свою растерянность: как жить в мире, в котором больше нет Катона? Было ощущение, что ей заново надо учиться ходить. Тем временем Прим не требует объяснений, она не требует ничего. Она просто всё понимает, крепко держит старшую сестру за руку, и старается утешить просто находясь рядом.***
Несмотря на всю боль, которую испытывала Китнисс после того, как он ушёл, она чувствовала благодарность. Благодарность за то, что во всей бесконечности Вселенной он выбрал именно её, а она его. Что, несмотря на огромное количество сердец стремящихся друг к другу, его сердце выбрало её сердце. Она была счастлива оттого, что он смог найти её. Разбросанные по стране, они встретились в ужасном месте для того, чтобы хоть ненадолго, но быть вместе. Такие разные, совершенно непохожие, они были рождены для того, чтобы встретиться. Вся боль, все лишения и вся несправедливость её жизни стоили того, чтобы принадлежать такому человеку как он. Китнисс чувствовала себя счастливчиком, она узнала такое потрясающее сердце, ощутила на себе всё тепло и защиту этого человека. Она знала, что она особенная. Особенная благодаря ему. И даже вытирая слёзы, разглядывая трубы кирпичной фабрики из окна на его кухне, она знала, что больше никогда не будет чувствовать себя одиноко. Потому что он дал ей то, что некоторые не могут получить от своего супруга десятилетиями совместной жизни. За такой короткий срок их счастья, он дал ей чувство защиты и уверенности, помог поверить ей в то, что, куда бы она не пошла, он всегда будет рядом, что куда бы она не пошла, она везде будет чувствовать себя как дома.