a nocturne of their life

*** У Джона музыка в голове после возвращения в Лондон играет постоянно. Обычно она играет на периферии, как саундтрек его жалкой ординарной жизни, и Джона это не особо беспокоит, он даже привыкает к ней. Это не та какофония, которую он слышал в Афганистане. Это что-то легкое, меланхоличное, немного тоскливое, под стать состоянию Джона. Он не зацикливается на музыке, откладывая ее на задний план. После возвращения — после последней мелодии — прошло немного времени, и Джон еще просто не готов. Но иногда музыка врывается в сознание яркой вспышкой, заставляя Джона останавливаться посреди прогулки, во время оплаты покупок в Теско или когда он переходит улицу. Особенно громко музыка звучит, когда он едет в такси. Джон и не думал, что когда-нибудь услышит ее снова. *** У Шерлока музыка в голове не звучит до 25 лет. Он играет на скрипке с четырех, знает наизусть всех классических композиторов и их произведения, и надеется, что когда придет время, в его голове заиграет величественный Бах или неподражаемый Вивальди. Он не ждет, что это произойдет быстро — в конце концов он признает свой сложный характер и не рвется до общения, но если этому все же суждено произойти — пусть это будет кто-то достойный. Люди разочаровывают. Люди слишком глупы, слишком не хотят думать. И это раздражает. В свои десять лет он говорит мамуле, что кругом одни идиоты. Мамуля думает, что это часть этапа взросления, и с возрастом это пройдет. А Шерлок увлекается криминалистикой и каждый раз при встрече с новыми «друзьями» надеется, что музыка не зазвучит. А когда он в школе знакомится с Виктором и узнает, что тот время от времени слышит реквием Моцарта (особенно когда сидит в библиотеке), то всеми силами пытается услышать хоть что-нибудь. Но в голове тихо. Жаль. Моцарт был не самым плохим вариантом. *** Первый раз Джон слышит мелодию в Кандагаре на «миротворческой» миссии, которая завершается смертью пяти его сослуживцев и тринадцати мирных жителей. К ним присылают подкрепление: целый отряд молодых солдат, готовых сражаться «за свою страну и во имя мира». Музыка тяжелая, мрачная, она словно давит на Джона, а, может быть, это просто давит атмосфера. И он слышит тиканье часов. Словно судьба ведет свой отсчет. Он знает, что его пара где-то рядом, совсем близко, но от этого не становится легче. Шансы на выживание в этих местах значительно меньше, и Джон не хочет знакомиться со своей парой, только чтобы потом потерять ее. Поэтому он лишь вслушивается в минорные мотивы, лежа под темным ночным небом и старается уходить, как только музыка становится громче. Это не продолжается долго. И Джон знает, что рано или поздно это произойдет. Но это не значит, что он готов. И когда их окружают, а пули свистят со всех сторон, и из-за пыли ни черта не видно, Джон не сразу замечает настойчивую мелодию в своей голове. Не до музыки, когда вокруг тебя раненые товарищи кричат от боли. Джон бегает от одного к другому, попутно пытаясь отстреливаться, но его одного слишком мало на всех. Он видит парня, привалившегося к валуну, и бежит к нему. Парень прижимает руку к груди и испуганно осматривается по сторонам, хрипло и поверхностно дыша. Когда взгляд Джона встречается с его взглядом, музыка в голове взрывается, перекрывая взрывы бомб вокруг. — О Боже… — шепчет Джон и накрывает руку парня своей, зажимая рану крепче. Парень цепляется за него, как за спасательный круг, и слабо улыбается, пытаясь что-то сказать, но его не слышно. Парня зовут Стив, ему всего двадцать один и у него очень задорный смех. Это все, что Джон о нем знает. И все, что он успевает узнать, прежде чем парень выдыхает последний раз, а музыка в голове резко замолкает. А затем он чувствует острую боль в плече и думает, что это довольно забавно — умереть в один день со своей парой, даже не узнав его. *** Мелодия Шерлока — отрывок 28-го опуса Шопена. Шерлок слышит всего несколько нот и музыка моментально замолкает, оставляя его растерянно оглядываться по сторонам. Он идет по коридору Бартса в надежде урвать в морге парочку образцов для исследований, и кроме него на этаже больше никого нет. На секунду он думает, что ему показалось, но он слишком хорошо знает эту прелюдию и слишком остро чувствует мурашки, которые она вызвала. Шерлок замирает, делает несколько шагов назад, в сторону, вперед, словно пытается снова поймать волну, но ничего больше не слышит. Он обходит весь Бартс в надежде найти источник, но музыка больше не звучит. Шерлок начинает злиться. Почему Бартс? Почему сейчас? Почему мелодия так резко оборвалась? Почему, в конце концов, Шопен?! Ему даже не нравится Шопен. Шерлок приходит в Бартс каждый день, под разными предлогами, но все бессмысленно. Он не слышит музыку ни в тот же день, ни на следующий, ни через неделю и месяц. Шерлок злится на вселенную за ее глупые шутки. Он решает, что раз его пара звучит в его голове скучным Шопеном, то она недостойна его внимания и уж точно не достойна того, чтобы Шерлок тратил свое время на ее поиски. В мире есть множество других увлекательных вещей. Например, наркотики. *** В один день мелодия меняется. Джон не знает причину, даже не помнит конкретный момент, в который она поменялась, но она стала звучать по другому. Более радостно, что-ли. Прелюдия в ми-миноре Фредерика Шопена (Джон провел небольшое исследование) — вечно тоскливая и меланхоличная — сменилась чем-то легким, приятным… романтичным, однако похожим по стилю и звучанию. Она не доигрывает до конца, словно кто-то включил заевшую пластинку, но это, как ни странно, не раздражает. Расслабляет. Кажется, что даже плечо болит меньше. Джон гуляет по парку недалеко от Бартса, и мелодия звучит так, словно он слушает ее в наушниках на средней громкости. — Джон! Джон Ватсон! И мелодия на мгновение оглушает, заставляя Джона замереть. Музыка доигрывает до знакомой точки, но вместо того, чтобы начаться сначала, она продолжается. Джон с трудом заставляет себя обернуться. — Стэмфорд. Майк Стэмфорд! — Джон узнает Майка — такого же пухлого и вечно улыбающегося, как и много лет назад. Джон не может в это поверить. Это не может быть Майк. Он бы уже давно знал, если бы это был Майк. Джон закрывает глаза, сосредотачиваясь на мелодии, которая затихла, но все так же продолжает играть, нота за нотой, открывая новый неизвестный отрывок. Рука ложится ему на плечо, и он вздрагивает от неожиданности. — Ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает Майк. Джон выдавливает улыбку. — Конечно. Майк! Господи, я тебя не узнал, прости. Майк смеется. — Да уж, я изменился, — говорит он, похлопывая себя по животу. Джон качает головой, но Майк отмахивается. — Слышал о твоем возвращении, говорят ты словил пулю. Что случилось? — Ну… Я словил пулю. Майк выглядит виноватым и Джон чувствует себя неловко. Он ободряюще улыбается и похлопывает его по плечу, словно это его совсем не заботит. На самом деле он рад встретить Майка. Не имея в Лондоне ни родных, ни друзей, он начал вести жизнь затворника, что по словам его психолога плохо сказывается на его терапии. И Джон уже представляет, как рассказывает о Майке Элле, и как она улыбается и говорит о благоприятном влиянии подобных встреч. Майк приглашает его в паб отметить встречу и поболтать о жизни. Джон хочет отказаться, но это не вежливо, и он неохотно соглашается. Ему нечего обсуждать, а то что можно обсудить, он не хочет, но это Майк, он всегда был тактичным и поэтому не лезет с расспросами, за что Джон ему очень благодарен. И все же вопрос о паре и музыке не остается без внимания, и Джон лишь шутливо отмахивается, говоря, что ему не приходится тратиться на плеер. Он не упоминает ни смену мелодии, ни странный скачок звука при их встрече. Майк рассказывает, что встретил девушку с их кафедры, и он уверен, что она его пара, потому что когда она рядом, у него в голове играет Эдит Пиаф, и он обожает слушать, как она ведет лекции под музыку, но ему не хватает смелости позвать ее на свидание. Джон расслабленно слушает его, потягивая свое пиво и ритмично кивает головой. Затем они вспоминают былые дни в Бартсе, когда они еще сами были студентами, смеются над забавными историями, которые с ними происходили, и Джон чувствует, что его жизнь впервые с момента его возвращения приближена к нормальной. И уже даже почти не думает о музыке в его голове. — И что теперь? — спрашивает Майк. — Какие планы? Джон пожимает плечами. — Ну, мне надо подыскать себе жилье. То место, где я сейчас живу, едва ли можно назвать квартирой, но на военную пенсию ничего лучше я себе позволить не могу, — отвечает он, стараясь звучать как можно более беззаботно. — Не думал найти соседа? — Да брось. Кто захочет быть моим соседом, — у Джона вырывается смешок, и он очень надеется, что не прозвучал жалко. К его удивлению Майк тоже начинает смеяться. На вопросительный взгляд Джона он отвечает загадочной улыбкой. — Ты второй человек, который говорит мне это сегодня. *** Музыка приходит неожиданно. Шерлок возвращается в мир после длительной наркотической зависимости и не менее длительного реабилитационного лечения. К собственному неудовольствию, обязательная часть его после реабилитационной терапии — взаимодействие с социумом, и Майкрофт не спускает с него глаз, заставляя следовать всем предписаниям врача. Он даже снимает ему квартиру в районе быстрого доступа, чтобы при любой возможности навещать брата. Шерлок бунтует, Шерлок объявляет бойкот, Шерлок закрывается в квартире и молчит почти месяц. В конце концов его подводит собственный мозг, для которого застой и безделье губительны. Он начинает пролистывать газеты и интернет форумы, а спустя время и десяток раскрытых скучных бытовых преступлений идет в Скотланд Ярд, имея при себе неопровержимые доказательства и цепочку умозаключений по поводу серии убийств вблизи Темзы. Требуется восемь месяцев и тонны никотиновых пластырей, но все возвращается на круги своя. Шерлок работает. Шерлок ругается с Майкрофтом. Шерлок ставит эксперименты и даже заводит несколько знакомых. Шерлок планирует съехать из этой пропитанной чрезмерной заботой брата квартиры. Возвращаться в Бартс впервые за долгое время было сложно. Шерлока преследовали призраки прошлого, воспоминания о том злополучном дне, когда он услышал несколько проклятых нот и о многих других днях, когда он химическим путем пытался воссоздать их в своем мозгу. Однажды почти получилось. Шерлок не может не пройти тот коридор снова. Его гложет любопытство и, может, совсем немного, надежда. Но ничего не происходит. Он испытывает побуждение снова обежать все коридоры, пытаясь урвать хоть пару нот, но черта с два он позволит произойти этому снова. Вместо этого он целенаправленно идет в местную лабораторию, и запертая дверь его совсем не останавливает. Микроскоп в Бартсе намного лучше, чем его собственный. Он наблюдает за реакцией на предметном стекле, когда дверь открывается и в лабораторию входит невысокий полный мужчина в очках. Шерлока накрывает. Мужчина дружелюбно улыбается и что-то говорит, но Шерлок его не слышит. Шерлок слышит мощное аччелерандо — кульминацию прелюдии, которая врывается в его сознание так же внезапно, как и в прошлый раз и так же внезапно замолкает. И Шерлок борется с желанием разбить мерный стакан о стену в порыве отчаяния. Оглушенный, он не сводит глаз с мужчины, а тот его что-то спрашивает. — Простите? — Шерлок не узнает свой голос. — Вы новый аспирант? Мужчина обходит стол и останавливается напротив Шерлока, заинтересованно рассматривая его работу. — Нет, — коротко отвечает Шерлок. Мужчина смеется. — Оу, ясно. Новый профессор. — Я не работаю в Бартсе, — отрезает Шерлок, внимательно разглядывая мужчину. Даже если бы у него были какие-то проблемы с восприятием мелодии, даже если бы приемник в его голове был сломан и мог улавливать лишь обрывки, этот мужчина никак не мог быть истинной парой Шерлока. Это же абсурд. Такой заурядный, скучный, неинтересный человек не мог подходить Шерлоку. Да и сам мужчина никак не отреагировал на вспышку, словно ничего не слышал. Похоже вселенная все-таки решила поиздеваться над ним. Шерлок возвращается к микроскопу, показывая всем своим видом, что потерял интерес к собеседнику. — У нас запрещен допуск посторонних в лаборатории, — как бы между прочим замечает мужчина. Его голос отнюдь не звучит осуждающе. — Кто вам дал пропуск и ключ? Шерлок раздраженно вздыхает и вновь смотрит на мужчину. Тот улыбается. — Пропуск я одолжил, — Шерлок намеренно выделяет посследнее слово, просто чтобы проверить реакцию, — а ключ мне не потребовался — замок весьма примитивный. И если вы подумываете звонить в полицию не утруждайтесь. Как только я дождусь завершения реакции, я сам пойду в Скотланд Ярд. Мужчина удивленно поднимает брови и выглядит восхищенным, и Шерлок задумывается, может ли этого добряка хоть что-то разозлить. — Так вы что-то вроде внештатного детектива? — Консультирующий детектив, вообще-то. Я не работаю на полицию, но они обращаются ко мне за помощью, когда находятся в тупике. То есть почти всегда. Мужчина торопливо обходит стол и протягивает Шерлоку руку. — А я преподаватель в местном университете. Майк Стэмфорд. Шерлок неуверенно отвечает рукопожатием, опасаясь новой вспышки. — Шерлок Холмс. — Очень приятно, — Майк выглядит так, словно ему действительно очень приятно. Он крепко пожимает ему руку, тряся ее дольше, чем хотелось бы Шерлоку. — Мне нужно бежать на занятия, — поспешно говорит он, и как у него скулы не болят так долго улыбаться.- Могу оставить вам запасной ключ от лаборатории, а то замки только недавно сменили. Он роется в кармане и протягивает Шерлоку блестящий ключ. Шерлок не может скрыть удивления. — Даете ключ совершенно незнакомому человеку? — Ну, вы же на полицию работаете. — А если бы я сказал, что работаю на британское правительство, вы бы тоже поверили? Майк многозначительно хмыкает. — Видимо дела в нашей стране действительно плохи, если британскому правительству потребовался доступ к нашей бедной лаборатории. Шерлок не удерживается от смеха. Что ж, этот Майк ему даже немного симпатизирует. Но он все еще не может быть его Истинным. — Простите, студенты ждут, — Майк кивает на часы и направляется к выходу. — Портфель. — Что? Шерлок кивает на черный портфель в углу. — Вы же за этим сюда пришли. Майк что-то бормочет про свою рассеянность и забирает портфель, переводя удивленный взгляд на Шерлока. — Как вы узнали? — Это моя работа. *** Джон испытывает необъяснимое воодушевление, следуя за Майком. Его переполняют любопытство и детский восторг, как тогда в детстве, когда Гарри обещала показать нору лисы, которую она нашла, когда они ходили в поход. Он гадает, какой этот человек, с которым его познакомит Майк, какое впечатление он сам произведет на него, представляет, какого это жить с соседом и как они будут решать, чья очередь убирать квартиру. На фоне всех этих мыслей он не замечает, что музыка усилилась и настойчиво бьет по ушам, словно пытается что-то донести. Оказаться в знакомых стенах приятно, и Джона накрывает волной ностальгии. Он перекидывается с Майком несколькими предложениями в стиле «А помнишь тут стоял…?» и «А профессор N все еще преподает?». Бартс изменился лишь внешне — стал современнее и престижнее, но атмосфера осталась той же. — Он должен быть в лаборатории, — говорит Майк. — Он преподаватель или какой-нибудь доктор наук? — любопытствует Джон, но Майк ему не отвечает, а лишь загадочно улыбается. — Сам все узнаешь. Они доходят до дверей лаборатории и… что-то не так. Джону приходится остановиться, потому что едва Майк открывает дверь, его оглушает. Музыка больше не играет на периферии, она прямо тут — в его голове — словно кто-то посадил его прямо в центр огромного симфонического оркестра, и музыка приближается к кульминационному моменту, набирает темп, становится громче и громче. Майк входит в кабинет, что-то говорит Джону или, может, кому-то другому — Джон все равно не может разобрать ни слова. Он прижимает руки к вискам, с силой зажмуривается, пропуская музыку через себя. Звук постепенно становится тише и тише, и теперь Джон даже может разобрать мелодию, но это не то, что он слушал изо дня в день после возвращения. Это продолжение его мелодии. Глубоко в сознании он понимает, что это значит. Но озвучить боится. Майк выглядывает из кабинета и что-то ему говорит, Джон лишь рассеянно кивает, не в силах сконцентрироваться ни на чем, кроме музыки в своей голове. Приходится крепче сжать трость, чтобы унять внезапно вернувшийся тремор. Сделав глубокий вдох, он заходит в кабинет. Его словно ждут. Взгляд мужчины, который стоит за лабораторным столом, направлен прямо на него — цепкий, сканирующий, парализующий. Джон замирает на входе, чувствует, как Майк задевает его плечом, когда обходит сзади, но не может заставить себя сдвинуться с места. Музыка в его голове продолжает негромко играть, но кроме нее он ничего не слышит, словно все посторонние звуки отключили. Его изучают — это видно по тому, как бегают глаза мужчины по его трости, рукам, ногам, по всему Джону в целом. Но при этом он избегает смотреть Джону в глаза. А Джон не может сдержать улыбку. Ведь эта музыка, которая на протяжении последних месяцев играет в его голове, совершенно не подходит тому, кто сейчас стоит перед ним. Джон никогда не представлял свою пару. Он просто жил с мыслью, что она где-то есть, что она в Лондоне, и что она ходит в те же магазины, что и Джон. Но сейчас, стоя лицом к лицу с тем, кто определен ему судьбой, он понимает, что ожидал другого. Что бы это ни значило. А затем музыка замолкает, а мужчина смотрит на него самым невероятным взглядом, который Джон когда-либо видел. *** — Шерлок! Новое дело? Пробирка с реактивом летит на пол и вдребезги разлетается, а Шерлок крепко зажмуривается. Он стоит так несколько долгих секунд, пытаясь подавить шум в своей голове. Музыку. Взорвавшись яркой оглушающей вспышкой, она мгновенно уходит на piano и не замолкает сразу (как обычно), а словно эхо отражается от стенок черепа. И она другая. Только стоило Шерлоку привыкнуть к тоскливой прелюдии, и она тут же меняется на легкий расслабляющий ноктюрн все того же Шопена. Шерлок трясет головой и резко поворачивается к вошедшему Майку, сканируя его цепким взглядом. Шерлок почти сразу понял, что Майк его проводник музыки. Он не его пара, но он точно знает его пару или каким-то образом к ней причастен. Однако, с момента их знакомства — с того самого дня, как музыка вернулась в жизнь Шерлока — ничего не происходило. Прелюдия играла на повторе изо дня в день, мешая работать, мешая концентрироваться и думать, и Шерлок ждал, ждал, ждал, когда судьба сведет его наконец с тем, кто слушает тот же плейлист и идеально ему подходит, а мелодия замолкнет. Музыка продолжала играть. Только в Бартсе, только рядом с Майком, депрессивная прелюдия, как заевшая пластинка доигрывала до определенного момента и начиналась сначала. Это было хуже всего. Всего три ноты, но они сводили с ума своей незавершенностью, однообразностью, ожиданием, которое испытывал Шерлок, когда их слышал. И Шерлок стал проводить меньше времени в Бартсе. Старался, во всяком случае. Он не мог совсем перестать туда ходить. Не потому, что это было связано с работой. Ради бога, он с таким же успехом мог найти любую другую лабораторию — это не было проблемой. Но как бы сильно он не ненавидел эту мысль, как бы сильно он не отказывался это признавать — Шерлок не мог лишить себя мелодии. Он хотел от нее избавиться, но боялся ее потерять. Шерлок стал ловить себя на том, что при удобном случае старается пройти мимо кабинета Майка или столкнуться с ним в коридоре. Просто, чтобы убедить себя, что он все еще может ее услышать. А в те дни, когда у него не было дела и наваливалась скука, он брал в руки скрипку, и с мазохистским удовольствием воспроизводил то, что так отчаянно хотел выключить услышать. И, похоже, теперь ему нужно было разучивать новое произведение. Майк останавливается в дверях, а затем оборачивается в коридор и хмурится. — Все в порядке? — спрашивает он, но Шерлок не слышит, ответили ли ему. Все что он может делать — это неподвижно смотреть в дверной проем и слушать музыку, которая перекрывает все остальные звуки. Первое, на что он обращает внимание — трость. Ее обладатель сжимает ее так крепко, что кажется дерево вот-вот треснет. Мозг Шерлока мгновенно начинает обрабатывать полученную информацию — загар, хромота, выправка военного — но этого мало, а Шерлок боится посмотреть в лицо судьбе. Музыка приближается к каденции, Шерлок закрывает глаза и делает глубокий вдох, дослушивая последние ноты. А когда он открывает глаза, музыка замолкает. Шерлок тонет в тишине. *** «Афганистан или Ирак?» — не те слова, которые Джон ожидает услышать от своей пары в первый же день их знакомства. «Это потрясающе!»— не та реакция, которой Шерлок опасается, после того, как озвучивает все свои выводы касательно Джона Ватсона. — Как вы относитесь к скрипке? — спрашивает Шерлок, не заметив, как расстояние между ним и Джоном сократилось до вытянутой руки. — Я играю, когда думаю. Джон смеется, отводя голову в сторону, потому что просто не может совладать со всеми теми чувствами, которые он сейчас испытывает. Ему надо отвлечься, собрать мысли в кучу, иначе его просто разорвет. Когда он снова поворачивается к Шерлоку, тот смотрит на него, и от этого взгляда кружится голова. — Если только это не Шопен. Наслушался уже.