Tomorrow

Юнхен живет, что называется, на чемоданах. У него билетов от разных поездок могла бы быть огромная коллекция, не сжигай он их — лишь бы больше не видеть. У Юнхена еще есть несколько фотографий и аккаунт в инстаграме «чтобы воспоминания было куда складывать». Виды Аляски, пирамиды Египта, пески пустыни… Возможно ли за пару лет своей жизни посетить такое множество мест? Юнхен кивает. Юнхен с одного места на другое срывается спустя несколько дней, и дело не только в том, что денег как-то не очень много, а за проживание платить надо; дело не в рутинности и однообразии. Просто для Юнхена движение — имитация какой-никакой жизни. В ней, правда, нет места друзьям, семье — привязанности убивают. У Юнхена была уже одна привязанность. С широкой озорной улыбкой, парой морщинок около глаз, теплыми руками и забавным именем Донхек. И она, привязанность эта, когда-то очень нежно обнимала, и над глупыми шутками смеялась и совсем-совсем обиды не держала за какие-то проколы или вроде того. А потом Юнхен сбежал в Америку, из нее в Китай, а потом были Барселона, Таиланд, Ямайка, какие-то города России, Польша… Есть ли смысл все вспоминать, если каждым переездом Юнхен буквально кричал «я не могу быть к тебе ближе, но могу стать дальше». Юнхен, если уж на то пошло, человек немного трусливый, немного боящийся ответственности. Он сбегает на первое в своей жизни «я люблю тебя» от Донхека, он врет всем и каждому, что жить не может без путешествий, новых мест и лиц. (Его, если честно, от этого всего тошнит, и летать в самолетах он боится, и акул — тоже. И ответственности боится, и поговорить нормально с Донхеком. Он, если честно, хочет жить спокойно на одном месте, но все равно бронирует билет на поезд до другого города) — Вы как дети себя ведете, — по телефону читает нотации Чжунэ. Вздыхает, добавляет. — Он на тебя давно не в обиде, да и не был вроде бы. — Ты плохо знаешь его. Он может обидиться, но не показать этого, — всегда на своем стоит Юнхен. — А ты-то, за тысячу километров от Сеула, конечно, лучше всех его знаешь и понимаешь. Сколько-сколько месяцев вы не разговаривали, не напомнишь? А потом Юнхен сбрасывает и обессиленно опускается на пол или сползает по стене, потому что разговоры с Чжунэ опустошают. Чжунэ не Юнхен, он громких слов не боится, он от правды не бежит. Было бы гораздо проще, если бы именно в него влюбился Донхек, потому что Чжунэ весь такой большой и местами заботливый, и точно не патологический лжец вроде Юнхена. С ним бы Донхек мог бы быть собой — с Юнхеном-то определенно нет. Потом приходит смс от Ханбина обычно. Он, конечно, не самый старший, но рассудительнее того же Чжинхвана будет. Он всегда просит рассмотреть ситуацию с разных сторон и взять себя в руки, но «если ты правда любишь путешествовать, то я не имею права на тебя давить. Будь счастлив». Совсем редко пишут Чживон, Чжинхван или Чану. Для них такие чувства, такая ситуация — в новинку. Бобби обычно растерянно бормочет «это как в дораме», Чжинхван старается пошутить — горько выходит, а Чану вообще слишком мал, его бы оградить от этого всего. Юнхену перед ним очень стыдно, но поделать с собой он ничего не может. Прости, малыш Чану, твой хен — трусливый дурак, который не может разгрести свои старые проблемы, но с радостью тонет в новых. Юнхену не больно, честно. Он просто совсем немного не в форме, и вот эти слезы по щекам — не от одиночества, нет. Не нужно шуток в кругу друзей, не нужно их объятий и подколов, достаточно нового билета в руках и очередной публикации, загруженной в инстаграм. Юнхен честно старается не всхлипнуть и подавить волнение, когда высвечивается на дисплее «одно новое сообщения от Малыш Донхек». Все нормально. Воздуха, правда, что-то в легких не хватает, и сердце слишком сильно стучит. И руки почему-то дрожат. Наверное, Юнхен замерз. (Но за окном плюсовая выше двадцати пяти и обмануть самого себя не получится) Донхек не бросается «приветами», «как дела» или излишним «я соскучился». Он пишет «вау, Чжунэ сказал, что ты сейчас в Новом Орлеане! Это круто! Там правда есть колдуны вуду?» И кого ты пытаешься обмануть разговорами вокруг да около, когда Юнхен прекрасно знает — тебе одинаково плевать и на вуду, и на Новый Орлеан. У тебя руки, скорее всего, сейчас тоже трясутся, и в горле словно комок. И на языке слишком много невысказанного, что так сразу сформулировать не получится. Ты не обманешь Юнхена, потому что чувства вы всегда делили на двоих. За несколько месяцев — всегда думал он — раны если не до конца зажили, то затянулись и больше (почти) не беспокоят. Ан нет. Одно сообщение как лезвием по всему существу Юнхена и нервы на пределе. У него поезд через четыре часа, нужно вещи собирать (на деле он их даже не вытаскивал из чемодана). На слезы и воспоминания старые времени нет. Совсем-совсем. Но он пишет ответ. Потому что игнорировать не выйдет — больно и абсолютно нечестно. Донхек храбрее намного, пишет себя переступая. Признается перед самим собой, что сил на полноценный звонок нет, но на сообщение вроде наберется. Юнхену бы поучиться у него. ЮнСон: «Не встречал ни одного. Могу специально для тебя поискать» Малыш Донхек: «Не-не-не, не надо. Вдруг найдешь? У зачарованных это вышло и довольны они не остались» ЮнСон: «взялся пересматривать?» Малыш Донхек: «немного. Первый сезон» Который они смотрели вместе. Юнхен старается успокоиться, но что-то вообще не выходит. Никак. А Донхек там, по ту сторону, молчит несколько минут. И добивает. Сильно-сильно, в самое сердце, и, наверное, так Юнхену и нужно. Малыш Донхек: «недавно, вот, волосы покрасил *изображение прикреплено*» Малыш Донхек: «ты же любишь голубой» Малыш Донхек: «хотел в черный или розовый, но ты опять все мысли занимаешь» Малыш Донхек: «само вырвалось давайте в синий» Малыш Донхек: «ты вообще из головы не выходишь, идиот» Малыш Донхек: «вспоминаю тебя каждую ночь и не могу спать» Малыш Донхек: «ты что, черт возьми, такое?!» ЮнСон: «наверное, самый ужасный человек на свете» А Донхеку голубые идут. Ему все, наверное, идет. А еще у него улыбка по-прежнему невероятно красивая и заставляющая все внутри трепетать. Он до сих пор клеит на щеки смешные пластыри со смайликами, до сих пор чуть подкрашивать ресницы. Только взрослее стал, на вид даже ровесник Юнхена. А еще у него веки красные-красные, и немного опухшие — Юнхен такие у своего отражения наблюдает постоянно. ЮнСон: «плакал?» Малыш Донхек: «резал лук и представлял, что это ты» Малыш Донхек: «у тебя завтра день рождения. Как думаешь отметить?» Да никак. Не нужно Юнхену никак отмечать, потому что опять в одиночку, опять в чужой стране и опять под их общие песни. Может, под очередной поиск нуждающихся во фрилансере. А как еще? ЮнСон: «посмотрю фильм» Патологический лжец. Малыш Донхек: «Чану передает, что было бы круто, приедь ты хоть на денек» Малыш Донхек: «Чжунэ обещает, что если ты приедешь, он тебе споет. У него знаешь какой голос сейчас сильный и классный? Заслушаешься» Малыш Донхек: «я тоже буду рад» Юнхен как-то оборванно вздыхает и понимает, что слишком сильно сжал в руке билет на поезд — помял. Ничего страшного, наверное, и такой примут. До отправления совсем немного, и нужно ехать на вокзал. Он оставляет сообщения Донхека без ответа. Такси уже у его дома, и надо выходить, надо выезжать. Интересно, как сильно остальные изменились за время его отсутствия? Вырос ли Чану еще сильнее? Стал Чжинхван взрослее психологически? У него сегодня день рождения, но Юнхену больших трудов стоило заставить себя позвонить и поздравить. Бобби до сих пор застенчивый? Интересно, Ханбин по-прежнему из-за работы не высыпается и опекает каждого как мамочка? Интересно, они правда будут рады Юнхену, если он вернется? — В аэропорт, — говорит он таксисту. — Вы же сначала сказали, что на вокзал. — Я перепутал. А на экране ноутбука высвечивается «билет забронирован», и указано «Корея, Сеул», и у Юнхена сердце бьется часто-часто, сильно-сильно, и руки вспотели — как бы телефон не выронить. Пальцы как-то вообще не слушаются, когда он набирает сообщение. Не Донхеку правда — Ханбину и Чжунэ. Пишет, что ему жаль. Приносит извинения. Обещает стать ответственнее. Стирает слезы рукавом толстовки, пока водитель странно косится. Смотрит на фотографию на Донхека, на эту улыбку, на детские пластыри, на слишком яркие волосы. На знакомые родинки возле скул и губ. ЮнСон: «Завтра»