Illness or psychology?

Прогнившее место. Мерзко. То ли от самого себя, то ли от обстановки вокруг, что с невероятной, беспощадной силой давит на тебя. Ещё немного и кажется слетишь с катушек, однако никто не даёт гарантии на то, что это уже не случилось. Вдох. Становится только хуже и моментально появляется вопрос, а зачем продолжать дышать? Выдох. Уверенность — твердая вера в кого-то, убежденность. * — Я возьмусь за него, — чеканит темноволосый мужчина напротив начальника. Он настойчив и холоден, а его слова внушают не то что доверие… скорее, ощущение правдивости их последствий. Ужасно плохо. Морально, физически. Хочется убиться головой об эти бетонные стены, но ты просто сидишь за решёткой и смотришь на мигающую лампочку, умирая. Душевно умирая. Сбежать бы, да вот только от себя не сбежишь, как сильно не старайся. — Мистер Ким, вы уверены? — начальник, лысый полный мужчина, с явным волнением задаёт вопрос. — Он считается особо опасным, да и подпортит вам репутацию, полагаю, — смелости, казалось, прибавилось на момент. — Полагают, уважаемый офицер Ли, — он приподнимается и наклоняется ближе, — люди неуверенные и ничего не стоящие, прямо как вы. — Ким удаляется, но, проходя мимо, задерживается около одиночной камеры. Заключённый не поднимает взгляд, лишь только сверлит им дыру в полу и всё глубже погружается в мысли. Риск — возможность опасности, неудачи. * *** Он мирно делает записи в ежедневнике, заполняет нужные бумаги, а после поливает любимое растение. В помещении холодно, вместе с тем погода за окном очень красноречивым образом показывает своё «недовольство». Аккуратно опустившись на кожаное, чёрное кресло, Джин начинает изучать личное дело пациента, все детали, что смог собрать. Он не частный детектив и не пытается вытащить этого парня из вязкого и зыбучего существования человека с клеймом, Ким хочет его изучить, хочет понять ход мыслей и всё, всё, что он переживает. Будто мания познания, дикий интерес. Дверь приоткрывается, впуская молодого человека, которого словно выпустили из концлагеря. На время процесса лечения он находится на условном сроке с подпиской о невыезде, однако никто не говорит, что это надолго. — Присаживайтесь, мистер Пак, — улыбка Джина показалась подкупной, но… за эти сеансы тот обязался не взять ни копейки. Странно. Чимин лишь молча сел. Ему не хочется всего этого. Он не хочет разговаривать, поднимать тему того, о чём ни то что говорить, думать больно и мучительно. Пак желает попасть в прострацию, где ничего и никто его не тронет, где мысли улетучатся, а боль притупится. Правда приходится вернуться в реальность и начать убеждать себя в своих способностях на продолжение нормальной жизни. Так началась его дорога к «излечению». Ложь — намеренное искажение истины, неправда, обман. * *** Опять пьяный. От него несёт чужим одеколоном. Сколько… Сколько ещё всё это будет продолжаться? Он не здоровается, не обращает внимания, но каждый раз ночует дома. Не имеет значения, когда наконец его член перестанет вставать на очередную продажную мразь, Он придёт домой в «родную» постель. — Привет, дорогой, — эта фраза в пустоту, с полным отсутствием эмоций, переживаний, чувств. Они были, да и чёрт побери, они есть. Но только у одного. — Привет… — редкость. Великое счастье, можно даже красным маркером в календаре отметить. Всё. Ни единого слова больше. Такая жизнь похожа на договорную. Будто ты подписал документ, казалось, ничем не обязуясь. Нарушив его, ничего не придётся отдать или потерять. Но после того, как ты всё же принял это бесповоротное решение, по-другому жить не сможешь больше никогда. *** — Скажите, вы можете сами себе ответить на вопрос, любили ли вы его? — Джин не отрывается от блокнота, там за несколько сеансов исписано уже больше половины. — Да… — Чимин начал отвечать на вопросы, а иногда даже дискутировать. Прогресс. — А теперь по-другому. Ответьте на вопрос для меня. Вы любили его? — блеск в глазах психолога и трудные мыслительные процессы в голове пациента. — Нет. Смятение — паническая растерянность, тревога. * *** Чимин приходит домой из магазина с захудалым пакетом. Денег почти нет. На работу его не берут из-за отсутствия образования, а ведь всё из-за Него… Пак готовит Ему, хоть тот при нём и не ест. С порога слышны стоны и хриплые вздохи «любимого». Ещё один рубец на сердце, благодаря этой скотине. Не впервой… не впервой приходится переносить всё это. Пак сжимает кулаки до белых костяшек, жмурится так, что кажется останется без зрения — слёзы сдерживает. Глотает ком в горле и идёт на кухню. Будто так и надо, но это не жизнь… Это мучения. *** Сегодняшний сеанс длится дольше, чем обычно. Объяснения тому нет, но доктор Ким не собирается его завершать. — Вы говорили про друга. Чонгук, если не ошибаюсь, — Чимин несколько раз кивнул головой и пока не особо понимал к чему ведёт мистер Джин. — у него к вам чувства, так? — Мы ведь уже это обсуждали, — Паку сложно от всего, от всего неприятно. — Мне просто… Я не могу об этом говорить. — Именно, это прекрасно. Переступайте через боль, — доктор поправляет очки на переносице и откланяется, задумчиво вглядываясь в окно. Чимин уж было собрался с мыслями, но Джин намеренно его перебил. — Вы заметили, что сегодня утром погода была ясная и тёплая, казалось даже, что неделя этих ненастных дождей прошла, но вот опять льёт как из ведра? — Как это относится… — ему вновь не дают сказать. — Видите! — Ким снова резко поворачивается в сторону Пака. — Вы не заметили. Знаете почему? Вы находитесь в себе. Полностью в своих мыслях, — сейчас слова психолога звучали серьёзно. — Хватит. Прекратите это, начните делать шаги в жизнь, а не вглубь своего сознания. Там нет ничего хорошего, — монолог не был окончен, дальше шли сильные психологические воздействия. — Посмотрите на себя. Передо мной сидит человек, что не смог правильно застегнуть рубашку. Человек, чьи волосы были покрашены в прекрасный цвет, а сейчас имеют безобразный переход оттенков. И признайте, вы ходили в салон хотя бы для Чонгука. Вы хотели внимания, он давал его вам. А потом… потом, мистер Пак Чимин, вы сами его и отвергли. *** Чонгук делает всё, что может. Пак плачет, уткнувшись в его грудь. Он опять выложил ему всё произошедшее. Как его «ненаглядный» трахал кого-то в их постели, как вернулся пьяный и устроил дебош. Оно и ясно было по ссадинам на прекрасном и когда-то счастливом лице. Сколько же раз Чон пытался вытащить из этой пучины Чимина, не выходило. Жалкие попытки разговора и даже драк с этим Уродом. Пак сам не хотел этого. Но каждый раз возвращался к другу. А это нихуя не просто. Видеть мучения такого родного тебе человека. И всё это приправляют чувства… Чонгук любит его безумно уже одиннадцать лет. Тогда всё было хорошо. Чон даже ухаживать пытался, но в ответ получал лишь разговоры об этом невероятном Человеке, что появился в его окружении. В памяти точно отложилась фраза: «Гукки, я, кажется, влюбился… В Мин Юнги…» Годы протекали с душевными терзаниями и ежедневными рваными дрочками по ночам. А это можно назвать жизнью? — Гукки, почему всё стало так? — от каждого всхлипывания по сердцу Чона словно ножом проходятся. — Он никогда таким не был, что случилось? Каждый раз Пак задавал ему эти вопросы и не получал ответа. Раньше действительно было иначе. Оба влюбились, словно волей случая. Оба ждали, когда Чимину исполнится восемнадцать, всё-таки Мин старше на два года. Наконец, в заветный день рождения они приходят к родителям Пака и заявляют о своём переезде в Сеул. Родные были в шоке, как минимум оттого, что их родной, любимый сын пришёл за ручку с парнем. Когда Юнги поведал о том, что позаботится о Минни как следует, он сразу получил отказ. Но их это не остановило. Горе влюблённые сбежали без какого-либо согласия. *** — Знаете, вы сильный человек, — как-то раз подытожил Джин. — Я поклялся быть честным до конца, так что знайте. На вашем месте моё сознание и тело уже были бы мертвы. — Но, мистер Ким, кто сказал, что я на самом деле жив? — на что доктор лишь добавил ещё пару предложений в блокноте. *** Предел — последняя, крайняя грань, степень чего-либо. * Казалось бы, всё как всегда. Одно и то же изо дня в день. Но у всех людей есть предел. И у Чимина он есть. Юнги вернулся под вечер в состоянии, которое с лёгкостью можно назвать «обыкновенное». — Может быть ты поешь? — стандартно, без эмоций проговорил Пак. На что получил холодное «нет». Мин спокойно, как ни в чём не бывало, заходит на кухню за водой, в то время, как рука Чимина, дрожа, тянется к рукоятке ножа, коим он только что готовил этой Скотине. — Скажи, Юнги, — шёпотом говорит Пак. — Ты любишь, нет, не так, ты любил меня когда-нибудь? — на момент Мин прекратил свои действия. — Я тебе, — прозвучало чрезмерно брезгливо и грубо, — ничего никогда не обещал. Тем более любви до гроба. — Тогда почему мы сбежали когда-то? — Паку просто хочется знать, несмотря на то, что он всё уже решил. — Это была ошибка, — от одной лишней капли в стакане вода может вылиться. Эта фраза была именно той самой каплей. — Ясно… а я тебя любил… — вот, что такое предел. Чимин срывается с места и втыкает нож куда придётся, беспощадно, резко, заливая всё вокруг слезами и кровью. Конец — последняя грань чего-либо. * *** — Мистер Пак, мне казалось, вам стало лучше после вчерашнего сеанса, — доктор пытается понять, куда исчезает такой успешный прогресс, но без реплик пациента сделать этого не выходит. — Кошмары… Я закрывал глаза и мне снилось, как я без остановки вонзаю нож в уже бездыханное тело Юнги… — Паку было действительно плохо. — Чимин, — этот строгий тон. — Прекратите обманывать себя. Вы только сделали шаг вперёд и тут же два назад. Мин Юнги мёртв, — каждое слово было максимально чётким. — Вы должны жить дальше. — Но я ведь убил его, — мыслей в голове всё больше и больше. — В этом мире, мой дорогой, ничего просто так не происходит. *** Допросы проходят словно в тумане. Целая ночь в участке и решётка перед глазами — первое и последнее воспоминание Чимина в тот день. Ещё немного и кажется слетишь с катушек, однако никто не даёт гарантии на то, что это уже не случилось… — Я возьмусь за него… *** Собравшись с силами и мыслями Чимин идёт в салон, дабы возвратить всеми любимый рыжий цвет волос и привести их в порядок. Квартира, что была куплена для совместного с Юнги проживания, давно была продана. Вместо неё Пак купил небольшую квартирку ближе к центру, куда и направился с лицом довольного кота, ведь теперь он отчасти узнаёт себя прежнего. Чонгук явно не ожидал звонка от друга, тем более с приглашением в гости. Обычно от нынешнего Чимина можно было дождаться только внезапное появления на пороге своего дома с зарёванными глазами. Чон естественно согласился, после чего полтора часа до назначенной встречи посвятил своему внешнему виду. Открыв дверь, Пак улыбнулся Чонгуку, а после окинул его взглядом. Серая рубашка свободного покроя в мелкую белую полоску была отчасти заправлена в облегающие джинсы чёрного цвета, лакированные ботинки на небольшой платформе — всё вместе образовало красивую картинку, которая однозначно пришлась по душе Чимину. Взгляд друга казался Чону каким-то странным и сумасшедшим. Всё резко стало ясно, как только Пак прямо с порога затянул Гука в поцелуй, затаскивая за ворот внутрь. — Чимин, что ты, — нехотя он оторвался от друга, но тут же был прерван очередным поцелуем. На этот раз Пак по-хозяйски изучал рот своим шаловливым язычком, сплетая его с языком Чона. Руки рыжего скользили по телу Чонгука. Проходя от шеи к широкой груди, к подтянутому животу, очерчивая контур пресса, наконец они достигают заветной цели. Чимин нескромно кладёт руку между ног, немного надавливая, ощущая при том лёгкое возбуждение друга. — Я понял, что многое не замечал, — прошептал Пак, облизывая губы. В то время, как шальные, маленькие ручки расстёгивали ширинку на безумно узких джинсах. Этого Чону было вполне достаточно. Неужто сотни мокрых снов выливаются в один и вполне реальный? Гук расслабляется и позволяет Чимину делать то, что он захочет. Пак спускает джинсы вместе с бельем до колен и обхватывает уже вставший член правой рукой, взглянув снизу вверх на раскрасневшееся лицо Чона, как бы спрашивая разрешения, которое в данном случае совсем не нужно. Почувствовав до жути горячие губы на члене, Гук прикрыл глаза, в попытках осознать, что это реальность. В это время Чимин уже нарастил темп, принося второму невероятные эмоции. Пак подключил и язык. Он вёл им по всей длине, задерживаясь на головке. Чон проклял всё на свете, посмотрев на то, что вытворяет его лучший и такой обожаемый друг. Чимин остановился вовремя, не дав кончить. Встав с колен, Пак буквально опрокинул Гука на кровать, оседлав его. Чон поднялся на локтях и ухмыльнулся, после чего взял инициативу на себя, положив второго на лопатки. От напористости Чимина, несколько пуговиц с любимой рубашки Чона канули в лету. Свободная футболка Пака вместе с джинсами улетели в неизвестном направлении, как и остатки одежды Чона. Гук вновь поцеловал Чимина, не так развязно, но долго и смакуя. Пак извивался и скулил, в то время, как младший бёдрами имитировал фрикцию. Чон начал спускаться ниже, целуя каждый сантиметр на шее. Он столько ждал, столько хотел и вот наконец может это сделать. Оставив багровые отметины, Гук перешёл на ключицы, что так же подвержены появлению необычных украшений. Чимин закрывает лицо ладонями. Он вспомнил… резко и многое. Картинка перед ним словно живая. Юнги делал всё так же, как сейчас делает Чон. Это было так давно, но так ясно в памяти, кажется, сейчас просто умрёшь от всего и сразу. — Минни, что такое? — Гук резко остановился, услышав всхлипывания. — Всё в порядке, — Чимин то ли смеётся, то ли плачет. Сразу становится понятно, что прежнего, жизнерадостного Пака не вернёшь. Он надломился… Где-то глубоко в душе, там, где никто не достанет. — Гук, не останавливайся… — его эмоции меняются за мгновение. Взгляд резко сменился на грустный и жалеющий, что дополняло зарёванное лицо. В то время, как просьбы возбуждали ещё сильнее. Чон не мог избавиться от ощущения, что всё это именно из-за него, что нужно остановиться, но как только Пак прижимает его к себе и издаёт просьбу в последний раз… — Трахни меня, — Гук ведёт рукой ко рту Чимина, призывая облизать пальцы, что тот и делает, издав при том такие причмокивающие звуки… можно было на месте кончить. Чон вставляет один палец и плавно водит им внутри. — Ты слышал?! Трахни! — это не тот Пак Чимин, которого знал Чонгук. Это не он. — Но тебе будет больно. — Пожалуйста… Всё. Точка невозврата. Чон входит резко, вызывая у Чимина буквально истошный крик, что почти сразу сменяется на громкий стон. Чону больно не меньше, чем Паку. Он жутко узкий, и даже не поймёшь из-за этого свои ощущения. Нескольких минут хватает, чтобы окончательно словить кайф и в полном темпе втрахивать молодое тело в кровать. Ещё несколько толчков и Гук кончает в Чимина, что резко себе надрачивает, а после изливается следом. Весь вечер они лежат в обнимку не в силах встать. Чонгук крепко прижимает к себе Пака и даже не думает его больше отпускать. *** Чонгук содействовал доктору Джину. Благодаря бесконечной поддержке и промывке мозгов, Пак начал понемногу выходить из состояния самобичевания. Недавно Чимин стал принимать лекарства для стабилизации нервной системы. — Ну что, Пак Чимин, вижу, вы вновь покрасили волосы, вам идёт, — Джин разглядел пациента и отметил про себя значимые изменения, особенно самое главное… — А там машина мистера Чон Чонгука, ведь так? — наверное впервые Чимин смотрит прямо в глаза психологу. — Спасибо вам за комплимент. Да, мы теперь с ним, эм, ну, чаще проводим время, — было немного стыдно это говорить, — и… — он замялся, хотел подобрать красивые слова, но вышло ходячее клише. — Спасибо за всё, что сделали для меня, — Киму хотелось услышать кое-что ещё. — Мне даже кажется, что… Я хочу жить дальше. Казалось, это именно то, чего хотел услышать Ким с самого начала, то, чего он добивался. — Думаю, на этом моя работа окончена. — исписанный блокнот наконец закрылся, а довольный Джин проводил взглядом своего, ныне бывшего, пациента. Увидев в окно поцелуй этих двух, Ким уже точно вздохнул с облегчением и толикой радости за них. Психолог — знаток человеческой психологии. *