Милая принцесса

      Величественно сидя на богатом роскошном троне, Король Хонсан с невозмутимым и хладнокровным выражением лица поднимает руку — лёгким жестом подзывает тридцать третью принцессу.       Юная леди думает с несколько секунд, тщательно просчитывая ходы и фразы, которые бы жаждал услышать Король от уже любимой дочурки, прежде чем с беспечным выражением подбежать к отцу. Она улыбается широкой-широкой улыбкой, звонким голоском щебечет, как рада видеть страстно любимого отца и что готова ради него сделать. С её маленьких пышных губ так и слетает лесть, грамотно, нарочно-явно спрятанная за оголённым, бесстыдно-обманным восторгом. Большие тёмные, как у Великого Короля, глаза блестят восхищением, таким, какое показывают маленькие, несмышлёные дети — неприкрыто-искреннее, чрезмерно эмоциональное, что аж кругом голова, преступно доверчивое.       Так могут смотреть только маленькие, не познавшие жизнь и горечь на кончике языка, дети, настолько юные и верящие, что мнят каждому слову. К слову, такие светятся неприкрытым ангельским светом.        Санхи была слишком порочна, грязна, ужасна в помыслах и черна в собственным мыслях настолько, что терялась в собственным идеях и желаниях. Её улыбка, её глаза, её лицо — само воплощение обоятельности, наивности, игривости, харизматичности, всего, что хотел бы видеть любой мужчина. Санхи ведёт себя так, как позволяет этот дикий, невообразимый и омерзительный для женщин мир. Чтобы выжить? О да... и не только.       Отомстить. Всем. Каждому.       Можно подумать, что юная телом, но не разумом, принцесса падает, нет, медленно погружается в тягучее, непозволительное грехопадение. Вот только Санхи, не взаправду, образно, отчего-то не чувствовала себя человеком. Она была демоном. Смертельным грехом, который спустился в мир грешников, в мир садистов и мазохистов, в мир, где жертвы упиваются рабством, а господины наслаждаются скукой всевластия.        Она болтает королю чушь.       И улыбается ангельской улыбкой.       Санхи видит, как рот короля искажается в слабом изгибе недоулыбке, и болтает ещё больше, подбирая ранее подготовленные фразы и красивые эпитеты.       Король выглядит донельзя довольным — он кладёт свою большую тёплую ладонь на тёмную макушку тринадцатилетней девчушки. Она открыто смотрит ему в глаза, очаровательно-умилительно, хитро ловля взгляд, прежде чем мнительно-смущённо опустить большие глазки. И думает, насколько же этот человек отмороженный. Это его настоящее имя — так думает Санхи, продолжая растягивать губы. Только боги (или, вернее, демоны?) знали, насколько сильно девушка его ненавидела.       Ей было почти тридцать, когда её пырнул ножом тайный воздыхатель, не смирившийся с тем, что предмет его любви предпочёл другого мужчину. Умирая под звёздным небом, Санхи ощущала, как медленно покидает её жизнь, чувствуя под собой еле теплую кровь. Она думала о том, о чём обычно думают люди при смерти: о жизни. Санг-хи Ким впервые осознала, как она сильно, оказывается, хотела бросить работу, уехать попутешествовать, найти время для хобби, признаться, наконец, насколько пылко она любит своего мужчину; как бы ей хотелось обзавестись детьми.       А теперь вместо рая или ада (что там нас ожидает после смерти?) — забвения? — она стоит рядом с человеком, с биологическим отцом её новой, второй жизни. С человеком, которого презирает, возможно, больше всего на свете — за почётное первое место лютой нелюбви с переменным успехом соревнуются его сыновья, её родные братья.       Произошло ли чудо, может, сбой системы в галактике — Санхи не знала, но факт оставался фактом — она переродилась с воспоминаниями о прошлой жизни, не сообразив сразу, что возвратилась в младенческие годы. С ней произошло явление, о котором хотя раз бы мечтал любой человек — вернутся в прошлое с нынешними знаниями. Вот только оказалось, что Санхи не повернула время вспять, а взяла начало в параллельном мире со своими законами и порядками.       «Лучше бы не начинала», — один раз подумалось Санхи, стоило узнать, что новая жизнь кишит несправедливостью и противоречиями.       Итак, "новая" Земля, а именно Корё, место где приходится тысяча женщин на одного мужчину. Но пугает не дефицит представителей мужского пола, а тот факт, что меньшинство имеет такое свойство как обладание магии, и это привело к тому, что этот мир не развивался в сфере науки, предпочитая развитие инородной энергии. Итог логичен до безобразия — миром правил жёсткий патриархат. Женщин нещадно эксплуатировали, били, насиловали — мужчинам дозволялось всё, закон принимал исключительно их сторону. Это был новый, сверх-извращённый гуманизм в одну сторону, где объект наивысшей ценности являлся только один пол. Более того — процветало рабство, типичное средневековое. Это норма, как помыть руки перед едой.       Санхи со страхом поняла, что ей повезло родиться в королевской семье, где, несмотря на статус, есть все та же опасность быть убитой, и, почуяв запах жаренного, ей с пелёнок пришлось привлекать исключительно позитивное внимание со стороны старших братьев, а так же широко улыбаться строгому отцу. Положение было печальное, бросались абсолютно все силы, знания, умения, женская интуиция - всё, что можно было задействовать, лишь бы привязать к себе значимые фигуры в этом опасном и страшном мире. Ей удалось оказать большое влияние на всех родственников мужского пола и получить щедрую порцию ненависти от других принцесс, чьё присутствие дико раздражало принцев — те считали сестёр не более, чем мусором.       Санхи было жаль девочек и юных девушек, но помочь ничем не могла, даже вести дружбу с кем-то либо из них — своей отчаянной завистью они представляли немалую угрозу. Однако тридцать третья принцесса, к своему стыду, чувствовала себя гораздо выше сестёр, мысленно восхваляя свой метод обольщения, довольствуясь тем, как «своевольно», по здешним правилам, она может себя вести с принцами. О, ей позволялось их обнять, когда остальные боялись затрещину получить, если ненароком окажутся поблизости принцев, прибывающих в скверном настроении. Она могла завуалированно отказать, прикрывшись смущением, и ей поверят. Когда трясутся другие принцессы, на их страх смотрят с неприкрытым, жгучим презрением, словно те повинны в ужасном грехе.        Единственная провинность их была в рождении не того пола.       Каждая из принцесс выживала, многие сплотились в группы, оказывая несущественную женскую поддержку. Санхи, хитро заполучив внимание принцев и короля, играла в совершенно другую игру.       Однако, как бы прозаично не звучало, и Санхи, и остальные принцессы одинаково боялись одного — смерти. Тридцать третья принцесса не была наивна и глупа, напротив, являлась очень осторожной натурой. Упади она с лестницы — может легко свернуть себе шею. Упади принц с девятого-пятнадцатого-тридцатого этажа, ему ничего не будет. И так как мир был полностью под властью мужчин, последние забыли, насколько опасны будни женщин, предпочитая задумываться о других вещах.       Санхи же только и думала о том, как бы её ненароком не убили собственные братья, что неосторожным движением указательного пальца с помощью магии поднимали юную леди в воздух, устраивая самые настоящие американские горки без каких-то либо приспособлений. Девушка только и успевала испуганно выпучивать глаза на все ближайшие косяки и стены, боясь на скорости влететь и разбиться на смерть.       Ей неоднократно хотелось выкрикнуть, что всё, хватит с неё этого кошмара, но банально не могла найти подход, как лучше выразить своё нежелание «полетать». Она не могла опуститься до банального показательного страха, которому подвергалась абсолютно каждая принцесса Корьё, но в то же время не имела права отказать принцам или, не дай боже, королю прямым текстом. Плюс, с самого начала бедняжка имитировала радость при любом удобном случае, дабы очаровать всех и вся, даже когда её пускали в полёт.       Однако она совершенно точно была уверена, что окружающие представители королевской семьи знали, насколько страшной была «игра», но продолжали открыто издеваться над ней, тем самым выражая внимание.       Санхи продолжала лучезарно улыбаться отцу и думала-думала-думала.       Ей было страшно, она боялась, тряслась, подобно трусливой твари, и чем больше росло бесконечное напряжение, тем сильнее рос жгучий, глубоко спрятанный, ядовитый и смертоносный гнев с ненавистью.       О, если так посмотреть — ей столько всего пришлось пройти. Она ненавидела себя — некогда гордая и самостоятельная, она была невесть кем, точно не собой. Пожертвовав собственными принципами, жизнью, убеждениями. Встала на горло самой себе.        Она лепила из своего образа милую, умную, очаровательную сестричку и дочку.       Только впервые годы жизни ей пришлось нацепить на себя кличку «щенка» от младшего из братьев — Хвансонг, от улыбчивого мальчишки, что первый поддался очарованию маленькой Санхи. Вот только средний брат — Хвансок, угрюмый брюнет, наблюдая за первыми шагами по завоеванию сердца младшего брата, беспощадно рушил всякие попытки к контакту.       Её обозвали носительницей микробов. Нисколько обидны были сами слова, сколько сама интонация и действия, следующие после — с невозмутимым лицом средний брат тогда обозначил положение Санхи не значимее половой тряпки во дворце и брал вещи из её рук только носовым платочком.       Но между тем её первая победа совершилась, едва она стала на ноги. Тогда бег стал неотъемлемой частью тактики очарования.       Принеси и подай — младший брат, видимо, остро нуждался в собаке, но в поле зрения была только приставучая сестра.       Называться щенком не самая страшная вещь. Только гордость бушевала, подливая горячую ненависть в душу, рождая обиду на царскую семью. Хвансонг в упор не видел злостный блеск в карих глазах, когда небольшая игрушка бросалась в край комнаты, а следом за ней с самым радостным выражением бежала тридцать третья принцесса. Последняя только и видела во сне, как мелкий утырок будет в слезах валяется у её ног.       Вторая победа была ещё успешнее, хоть и пришлось подождать — средний брат был холоднее льда, едва его могло что-то тронуть или заинтересовать, если это была не книга с точными науками. Санхи вертелась и так и сяк, мудро решив, что раз ей не удастся покорить неприступную гору под названием сердце Хвансонга, то хотя бы станет его привычкой или не раздражающим человеком. И тогда пришло озарение.       Её ведь просто считали глупой, несмышлёной девчушкой. Правда была — откуда у маленькой принцессы возьмутся знания, когда король не нанимал учителей для дочерей, аргументируя это напрасной тратой времени и ресурсов.       О, она покорила невозмутимое детское на тот момент сердце своей «гениальностью», «открыв» множество теорем и показав другие виды решения тех или иных задач.       Тогда пугающие безразличные глаза среднего брата вспыхнули интересом и удивлением.       Итак, Санхи имела могущественных покровителей за спиной в лице собственных малолетних братьев и отца, коих ненавидела так же страстно, как любила своего суженного. Она едва сдерживалась, чтобы не подлить яд в их питье и еду, благоразумно понимая, что провал это затея, не иначе. Она даже не знала, где находится царская кухня, не говоря о вездесущей охране.       В этом мире мальчики росли гораздо быстрее девочек — пока Санхи дышала всем взрослым в пупок, её братья вытянулись так, словно их в дыбы пытали, становясь высоченными красавцами. Но вместе с тем росло и их самомнение. Маленькая тридцати третья принцесса выглядела как маленькое беззащитное дитя. Санхи мастерски прятала дикую, ядовитую улыбку за обворожительной, пользуясь миражом беззащитности перед старшими  — никто не догадывался, что они пригрели самую настоящую змею.       Даже не имея союзников в лице тех же несчастных принцесс, находясь под защитой сомнительной королевской стражи по указанию короля и имея минимальные возможности, Санхи умудрилась каким-то чудом достать маленький флакончик яда — классическое орудие любой женщины. Юная леди неоднократно думала, как это должно произойти, в красках, со всеми вариантами событий, смаковала, мечтала, боялась, дрожала.       У неё был ум, хитрость, любимый всеми образ, и мир, полный ненависти к женщинам.       И Санхи твёрдо думает — они всё поплатятся.       И продолжает обворожительно улыбаться.        По-ангельски.