***
Мила нервно кусала губы, неуклюже выравнивая свой личный транспорт после слишком круто закладываемых поворотов. Все-таки экстремальное вождение — не ее сильная сторона. Вот Шилов — тот чуть ли не через бетонные заграждения умеет прыгать. В висках в различных вариациях стучали только два слова: «Джексон ранен… Джексон… Джексон…» Сразу же после звонка Ромы она мгновенно вскочила с постели, судорожно начала одеваться, пытаясь попасть в непослушные рукава водолазки. Было сложно — ледяные руки никак не хотели выполнять привычные движения. Пытаясь действовать побыстрее, Мила билась как рыба о лед, под конец уже почти потеряв надежду на быстрый выход из дома. Наконец, она готова. На всякий случай еще раз проверила входящие вызовы — вдруг эта информация только кошмарный сон и плод её воспаленного воображения? Хотя Рома и сказал, что угрозы для жизни нет, сама возможность подобной ситуации заставляла сердце то болезненно сжиматься, то бешено колотиться. Только сейчас Мила до конца почувствовала, что значит в ее жизни этот большой, несколько комичный, но на удивление чуткий и благородный человек. Как истинная девушка, Мила даже и не представляла, что от кровати до машины может пройти всего лишь семь минут. Резкий подъём среди ночи (ну, или очень ранним утром) давал о себе знать — все тело ныло, глаза слипались. Когда садилась за руль, мокрые одеревенелые руки почему-то тряслись мелкой дрожью, а зубы периодически клацали. Удивившись столь раннему посещению, машинка как бы нехотя завелась. Постепенно размеренное движение по полупустым улицам ночного города помогло Миле немного прийти в себя и окончательно проснуться. Нет, сейчас совсем не время предаваться эмоциям. Надо взять себя в руки. Вот и больница — не наврал-таки навигатор. Огромный муравейник, казалось, и не думал засыпать в эту ночь — в больнице вовсю кипела жизнь. Прошло немало времени, прежде чем преодолевая различные преграды в виде не слишком сговорчивых сотрудников, Мила прошла непростой квест по поиску отделения, куда поместили Джексона. Дойдя до двери заведующей, затормозила — надо было перевести дух. «Михайлова Наталья Степановна» — гласила табличка. Сидящая за столом женщина преклонных лет встретила Милу суровым и прямым взглядом живых проницательных глаз. Несмотря на возраст, Наталья Степановна держалась на удивление прямо, очков не носила, правду всегда говорила в лицо, не боясь последствий. Даже чересчур самоуверенная девчонка, не боявшаяся никогда и никого, немного спасовала перед этой величественной королевой, тихо и как-то невнятно проговорив свой вопрос. — Иванов Евгений? Как чувствует? Звонили же начальству твоему, девушка. Состояние стабильное, угрозы для жизни нет. Только вот не надо у меня просить разрешения его посетить, — перебила на середине фразы следующий вопрос Милы. — Ну, придешь ты к нему, девушка, и что делать будешь? Постоишь, поглазеешь, повздыхаешь. А дальше-то что? У нас тут хорошие специалисты, поставим мы твоего товарища на ноги. Да ты не расстраивайся, — обратилась она уже не так резко к чуть не плачущей Миле, — найдется и для тебя здесь дело! Ему сейчас донор нужен. Мы одно переливание сделали, но кровь редкая, у нас такой больше нет, в банке на эту кровь огромная очередь. Так что если найдешь донора с такой же группой, это сильно ускорит процесс. — Какая у него группа? — скрестила за спиной пальцы. Почему-то даже не сомневалась в ответе. — Четвертая отрицательная. — Кажется, донор найден! — прозвучало твердо и громко. — Сама? — откуда только эта женщина все знает? — Ну, пожалуйста, позвольте мне! Я и медосмотр недавно проходила, можете позвонить в мою поликлинику. — Ладно, твоя воля, правда, ты худышка, если нет в тебе 50 килограммов, даже и разговаривать с тобой не буду! Правила такие! А то скажут, что мы тут детей калечим! Стараясь не высказать Наталье Степановне все, что она думает по поводу ее последней фразы, Мила встала на весы. Равнодушные цифры на мгновение дернулись и предательски замерли на цифре 49.7 кг. — Ну, пожалуйста! Этот человек мне так дорог! — два черных глаза, не отрываясь, умоляюще смотрели на врача, от которого сейчас зависело так много. Старое лицо нахмурилось лишь на секунду, потом сразу как-то прояснилось, разгладились острые морщины. Наталья Степановна улыбнулась самым краешком губ: — Ладно, внучка. И я тоже была молодая, и у меня были друзья. В конце концов, погрешность существует. Отгоняя как бы набежавшее облако воспоминаний, жестом пригласила Милу следовать за собой: «Пошли».***
Хотя Милка и хорохорилась, и вернула всю свою самоуверенность, чувствовала она себя после «процедуры» откровенно неважно. В глазах темнело, неприятно кружилась голова, слегка подташнивало. О том, чтобы идти сегодня на работу, не могло быть и речи. Она успела как раз вовремя — подоспела присланная Ореховым охрана, еще через некоторое время прилетел взъерошенный Шилов. Осуждающим взглядом он окинул Милу, из-за легкого недомогания попросившую отпустить её домой. Правда истинную причину этого своего недомогания молодая упрямица Роме так и не сказала, предпочла выслушать гневную тираду о своей безответственности — выпендривалась ведь, когда ходила без шапки, вот и схватила простуду. Но разве это способно было ее огорчить? Разве имеет значение то, что свидетели останутся неопрошенными, а начальство не получит еще одну папку муторной писанины? Разве может она своей работой мгновенно остановить всю массу преступников, строящих сейчас козни? Не может. Ее выбор сделан. И этот выбор — Джексон, или Евгений Иванов, если угодно, ее друг, который не задумываясь рисковал ради нее жизнью. Теперь он больше, чем друг, теперь он — ее настоящий кровный братишка.***
— Чувствует себя лучше? Перевели в палату? Еду! «Еду, еду, еду…» — неугомонная стрекоза вся светилась от радости, прыгая перед зеркалом на одной ножке, завязывая на шее неимоверный шарфик сиреневого цвета и оправляя весьма яркое и модное бордовое платье. Машина в этот раз идеально слушалась свою хозяйку, изящно и непринужденно лавируя по дороге. Цветной ураган влетел в палату. Увидела, наконец, своего дорогого, немного бледного, но уже заметно окрепшего. — Джексон, слышишь? Не смей умирать, старый! — предательская влага все же набежала на глаза — наверное, до конца не прошла еще мнимая простуда. Не смогла удержаться — прижалась к нему всем телом, обхватив огромное туловище маленькими ручками и спрятав мокрое от слез лицо у него на груди. — Не буду, малая, ты и мертвого встать заставишь!