Гость

- Алларос. Ты смотришь на него. Опять. - Нет, не смотрю, - Лавеллан отвел взгляд от высокой крепкой фигуры, одетой в странные доспехи – узкие обтягивающие штаны, меховой ворот, голые руки и щиток на груди. Встрепанные черные волосы, карие глаза и главное густая черная борода, которая, видимо, была давно не стрижена, но все равно придавала лицу мужественное выражение. За спиной у человека был посох. Выражение лица, впрочем, все время было сосредоточенное и мрачное, но когда он иногда вдруг немного улыбался, то были видны морщинки около глаз и создавалось впечатление, что этот человек в обычной жизни должен много шутить и смеяться. Жгучий брюнет-маг с растительностью на лице. Ха, еще бы не смотреть. - Он очень хорош собой, - промычал Дориан ему в ухо. – Я тоже с трудом могу заставить себя не пялиться на него. Лавеллан обернулся, нахмурив черные брови. Дориан считал, что нахмуренные брови на этом каком-то неземном белом лице над сумасшедшими зелеными глазищами – потрясающее зрелище, поэтому просто с улыбкой некоторое время смотрел на него, забыв об окружающем мире. «Смотрел бы и смотрел все время… Интересно, вот этот завиток татуировки чуть пропадает в волосах, надо посмотреть, где он там заканчивается», думал он, неприлично долго разглядывая сердитого любовника. А потом потянулся ко лбу, чтобы удовлетворить свое любопытство. Его рука была тут же перехвачена за запястье сильной рукой Инквизитора. Сжал, не до боли, но сильно, все такой же нахмуренный, но глаза улыбаются. Дориан улыбается в ответ, не только глазами, но и своими совершенными сочными губами под совершенными черными усами. Лавеллан еще немного думает о том, что шея золотого цвета, нарочно подчеркнутая высоким белым открытым спереди воротом, достойна создания отдельной поэмы и уже даже складывает пару строк в голове, думая о том, что никогда, конечно, не произнесет вслух эту глупость и графоманию. Потом говорит: - Пялиться? Дориан, уже забыв, о чем говорил до этого, поднимает в удивлении брови, но Лавеллан стреляет глазами в сторону Хоука, и Дориан вспоминает о чем они только что говорили, пока черные брови на белом лице не отвлекли его. Вернее о ком. - Ладно тебе. Ты сам видишь, он красивый мужчина, хорошо сложен, и мы точно знаем, что он гей. Что, уже и посмотреть ни на кого нельзя? Я не ревнив. – подумав, он добавил – Если ты не будешь встречаться с ним без меня. - В смысле «встречаться»? - Не знаю. Сидеть вечером в таверне, или у костра, как тогда. - Мы просто говорили. - Я знаю, я ничего не и не говорю. Я не ревнив. То есть ревнив. Но я знаю, что ты мой. - Твой, - не отрицает Инквизитор. Еще бы не его. Дориан слегка раздувает ноздри. Смотрит так, что мурашки бегут у Инквизитора по загривку и вниз, вдоль позвоночника. Иногда не нужно даже поцелуев и касаний, чтобы испытать это щекочущее чувство возбуждения и радости. *** Хоук появился в Скайхолде через месяц после того, как они нашли его. Он пришел один, без своего эльфа, объяснив, что не хочет заставлять его рисковать ради себя жизнью. Оба, Дориан и Лавеллан, думали, что убили бы один другого за такие штуки. Так же думал и Хоук, видимо, потому что растерянно чесал в затылке, когда говорил об этом, и взгляд его становился виноватым. «Он тебя убьет», наконец выразил всеобщее мнение Варрик. Хоук только сокрушенно кивнул. А потом, после всего, добавил, что он все равно рад, что Фенриса с ним не было в тени. Но в голосе его было слишком много неуверенности, чтобы все вокруг поняли, что он вовсе так не думает. После того, как они выпрыгнули из тени, после бурного объяснения с Дорианом, испуганным, злым и таким милым в своем страхе за его жизнь, Инквизитор первый раз позволил себе задуматься о выборе, который сделал в Тени. Он знал, что все сделал правильно, что должен был выбрать, и что не должен был остаться сам. Логика (и Дориан) говорили ему, что он был прав, что он нужен этому миру сейчас. Но легче от этого не становилось совсем. И почему Страуд? Почему не Хоук? Да, он смотрел на Хоука и причины были очевидны: Серые Стражи были виноваты, Страуд говорил, что он должен искупить их вину. Хоук же просто попал в неудачное время в неудачное место. Или это потому, что он куда симпатичнее? Потому, что он лучший друг Варрика? Потому, что он маг, брюнет и интересный собеседник? Личное отношение сыграло роль или это и правда был разумный выбор? Да какой тут может быть разумный выбор?! Вот что терзало Лавеллана. Мог ли вообще тут быть разумный выбор? Он устало вздохнул, потому что знал, что теперь съест себя поедом. Дориан с увлечением рассматривал книги, которые удалось найти в крепости. Иногда он погружался в книги так, что не слышал, что происходит вокруг. Лавеллан сел у костра рядом с Хоуком. Посматривая на Защитника он понял, что его терзают те же сожаления, что его самого. И Хоук, похоже, тоже понял это про Инквизитора. Грустно улыбнулся. - Все равно уже ничего не изменишь. Ты же сам знаешь, решения принимать нужно, их приходится принимать, и на твоем уровне от твоих решений, как правило, зависят жизни людей. Тебе придется привыкнуть к этому. - Ты привык? - Нет. Они помолчали еще немного, не глядя друг на друга. - Знаешь что, придется выпить, наверное. - Мне тоже налей, - протянул руку Дориан, не отрывая взгляда от книги. - Ты же ничего не замечаешь вокруг! - Не тогда, когда ты говоришь «выпить». Лавеллан достал бутылку и разлил по стаканам. Пожалуй, это хоть как-то может помочь, хотя не избавит полностью. Утром все вернется. Но нельзя все время так, нужен перерыв. Через полчаса немного отпустило всех. Дориан по-прежнему сидел, уткнувшись в книгу. А Инквизитор сидел рядом с Защитником и беседовал. Он чувствовал на себе довольно заинтересованный взгляд Хоука. В карих глазах и в морщинках рядом с ними залегла усмешка и симпатия. Периодически Алларосу казалось, что Хоук просто беззастенчиво рассматривает его. И часто смотрит в глаза. Конечно, Инквизитор знал, что огромные зеленые глаза - это красиво, и это то, что вызывает у людей восхищение. Но было что-то еще. - Ты здорово обращаешься с двуручным мечом. Мне казалось, у эльфов в основном в ходу луки и кинжалы. - Да, верно. Это случайность, - он улыбнулся. И вдруг, сам не зная зачем, решил рассказать историю, которая произошла с ним пять лет назад, когда он был еще в клане. – Я был очень молод, когда в лесу мы нашли истекающего кровью мужчину. Не смогли бросить и подобрали. Он был жгучий брюнет, с густой черной бородой, - Лавеллан усмехнулся. – У эльфов нет бороды. Это казалось таким интересным. Еще у него была огромная секира. Я всегда был крупнее своих собратьев, выше и шире в плечах, - он мимолетно оглядел плечи Хоука, которые были в два раза шире его собственных, и эта мысль почему-то доставила ему удовольствие. – И воин, его звали Георг, он решил меня учить. Ну, дело было, конечно, в том, что я крутился около него с утра до вечера, носил еду, помогал выхаживать. Я здорово влюбился тогда. – Он посмотрел на своего собеседника. Тот с улыбкой и вниманием слушал рассказ. Он глянул на Дориана. Тот смотрел в книгу, но Лавеллан уже успел довольно изучить любовника, чтобы понять, что на самом деле тот внимательно слушает разговор. Он продолжал. - Мне понравилось двуручное оружие. Понравилось из-за того, что я был единственным в клане, кто мог размахивать им с легкостью. Конечно, сначала потребовалось долго тренироваться, но результат того стоил. Некоторые мои друзья даже поднять не могли мой топор над головой, не то, чтобы им размахивать. У меня получалось хорошо, а сейчас еще лучше. - Да, я имел удовольствие убедиться. Ты отлично дерешься, не хуже, чем один известный мне эльф, – ага, подумал Инквизитор. – Вообще, это немного странно, ты чем-то похож на него. Белые волосы, зеленые глаза, умелое обращение с двуручником. - Ты про Фенриса? - Да, он совсем не похож на тебя и чем-то похож. - Ты скучаешь по нему. - Еще как. Так чем же кончилась история? – говорит после недолгого молчания Гаррет Хоук, встряхнув головой. - Какая? - Про тебя и того война, Георга, - Хоук смотрит с любопытством. Дориан тоже. Инквизитор чувствует, как краснеет. Смотрит вокруг, нет ли близко кого-нибудь. Дориана он не стесняется, Хоука, похоже, тоже не слишком. - Ничем особенным. Он вылечился, пожил с нами довольно долго, как я теперь понимаю, чтобы достаточно обучить меня. У него не было причин задерживаться, кроме этой. Потом ушел. – Память услужливо подбросила картину, как он бежит и догоняет его, как смотрит безумным взглядом: «Почему ты уходишь? Возьми меня с собой!» И жесткие руки, которые берут вдруг лицо, и губы, которые целуют вдруг его губы очень мягко и нежно. «Не стоит тебе со мной идти, останься со своими. Я научил тебя всему, что тебе понадобится, ты будешь прекрасным воином». И как напросился проводить. И как ночью, у костра, все-таки получил то, что хотел. На одеяле, которое было жестким и тонким, и спина чувствовала каждый корень, но это совсем не мешало впитать всем телом и памятью то, что происходило с ним в первый раз в жизни. - Так что было? У вас что-то было? – это уже Дориан перестал делать вид, что читает. - Было. Один раз. Потом он ушел, а я остался. - Он был первым у тебя? - Да, - просто ответил Лавеллан, думая, почему они обсуждают это все вместе. Впрочем, особого стеснения при Хоуке он не испытывал. - Ты никогда не рассказывал. – Дориан переместился ближе, положил свою руку на бедро Инквизитора. - Нет, как-то к слову не приходилось, да и забылось уже, столько времени прошло. И главное столько произошло всего с тех пор… Дориан кладет ему свою голову на колени и вытягивается у костра. Алларос перебирает его волосы, и они втроем обсуждают всякую ерунду. *** - Так вот я что думаю, ты когда-нибудь пробовал втроем? - Нет, а ты? - Да, было пару раз. Но это не пойдет ни в какое сравнение с тем, что может быть сейчас. В тот раз мы даже едва знали друг друга. - Дориан, ты сумасшедший. - Да ладно, тебе и самому этого хочется! - Не знаю, я не уверен, что хочется. Да, мне любопытно. Но я плохо себе представляю еще одного мужчину с нами в постели. - Знаешь, тут важно, чтобы всем хотелось. Если не хочешь, давай бросим эту идею. - Я не говорил, что не хочу. Я должен подумать. И потом, может, ему эта идея не понравится. - Может. Но он в любом случае будет польщен. Давай ему просто предложим. Если тебе хочется. - А ты? Тебе хочется? - Мне хочется сделать тебе приятное. И потом… Ты слышал что-нибудь про антиванский бутерброд? - Нееет… - Хочется. *** Скайхолд. Инквизитор понимает, что чувствует себя здесь дома каждый раз, когда возвращается. Уже на подходах к замку, глядя на его огромные, серые и величественные стены и развивающиеся на ветру флаги Инквизиции, он чувствует, как сердце сжимается от счастливого предчувствия. Дом. Скайхолд. Заботы, планы, бесконечные стратегические обсуждения, отчеты и бумаги. А еще отдых, возможность помыться, огромная кровать для них с Дорианом, иногда сон до полудня, и все друзья вместе. Порочная добродетель и Варрик, ночные посиделки, советники. Дориан почти сразу после совета ушел навестить Каллена, чтобы рассказать ему новости, послушать его, выспросить про семью и про отношения с новой доктором не-магом – сосредоточенной, решительной и практичной молодой женщиной, которая в присутствии Каллена становилась наконец-то веселой и расслабленной. Алларос остался решать вопросы с Жозефиной. - Нужно устроить праздник. - Жози, ты знаешь, я не вижу здесь повода для празднования. - Инквизитор вернулся живым и здоровым, побывал в Тени, вышел оттуда, прекрасно себя чувствует. Алларос, нам нужны праздники! Людям нужны праздники. Мы сделали еще шаг в сторону нашей победы. Может, не очень большой, но его нужно отметить. Это поднимет боевой дух солдат и даст возможность видеть силу Инквизиции нашим гостям и союзникам. - Ладно, я так и знал. Хорошо. Ты как всегда права, дорогая. – Лавеллан благодарит совершенно искренне, он знает, что сам бы заперся в своей комнате с Дорианом и бутылками, но ведь и правда будет лучше для всех, если будет праздник. *** Хоук решил остановиться в Скайхолде на время. Это отдых, который гнетет его, потому что он бездействует. Он не идет в Вейсхаупт, он не возвращается к Фенрису. Но отдых нужен в любом случае. Нужно залечить раны. Прилично ему досталось в той крепости. До Вейсхаупта надо дойти, нужны припасы, лошадь, хорошая погода. Инквизитор обещает караван, с которым можно будет пройти часть пути. Разум говорит, что он делает правильно. Сердце – что надо спешить. Хоук уже привык искать баланс между этими двумя органами. Инквизитор похож на Фенриса. Белые волосы, черные брови, сумасшедшие эти эльфийские глаза, от которых сжимается все в животе и бегут мурашки по спине и бедрам. И совсем не похож – решительный, уверенный в себе, веселый. Нет, этот человек не приносит проблем, не смотрит мрачной букой из угла каждый раз, когда происходит хоть что-нибудь минимально неприятное, не взрывается на пустом месте, не страдает постоянно и качественно по поводу и без – «совсем не в моем вкусе», улыбаясь, думает Хоук. Но заинтересованные взгляды ловит. При чем взгляды обоих – Дориана и Аллароса. «Интересно… Неужели, опять?..», думает сам себе Хоук. Он помогает чем может, строит, использует свою магию, учит, общается, сидит с Дорианом в библиотеке. Дориан ужасно интересный и очень красивый. И безумно влюблен в Инквизитора. Хоук помнил это эмоциональное лицо вечером того дня, когда они попали в тень. Облегчение, обожание, страсть. И потом красноречивые примирительные звуки из палатки. Секс у них что надо, видимо. Хоук думает о том, что ему нравятся их отношения, нравится, как они общаются, спорят, договариваются, развлекаются и поддерживают друг друга. Хорошие отношения, крепкие. И так не хватает одного эльфа. *** В вечер праздника Лавеллан чувствовал себя отвратительно. Дориан смотрел сочувственно, и все время находился рядом, держал за руку под столом и улыбался ободряюще. Все-таки он очень хороший, и прекрасно чувствует, что нужно Инквизитору, хотя иногда может делать вид, что это не так. Они ушли с официальной части сразу, как Жозефина сочла это возможным. Потом пошли в таверну и нашли там Хоука. Хоук сидел над стаканом гномьего поила с Варриком, и вид у обоих был мрачнее некуда, особенно на фоне веселящихся людей вокруг. Они уселись к друзьям. «Да, веселейшая у нас тут компания», сказал Варрик. Они посидели немного вчетвером, почти не пили. Потом Варрика кто-то уволок. «Пошли на стену?», предложил Инквизитор и все пошли. Ночь была ясная, ветра не было, небо над Скайхолдом было огромным и полным звезд. Воздух освежил их головы. Они встали около внешней стены, смотря в темноту ночи, которая не была такой уж темной из-за луны и снега. - Как ты? – спросил Инквизитора Хоук. - Я-то что, он был твоим другом. Впрочем, ты прав, я сделал выбор и теперь буду жить с этим до конца. Они молча смотрели на силуэты гор. Рука Дориана легла на плечи Аллароса, а затем вторая рука, Хоука, тоже легла на плечи рядом с рукой Дориана. Так они и стояли, и Инквизитор чувствовал себя будто бы немножко лучше. Потом они подошли к другой стороне и посмотрели со стены вниз. - Помнишь, - вдруг сказал Алларос, - как ты устроил для меня фейрверк? - Конечно! Одно твое слово, аматус, и я устрою сейчас еще лучший фейерверк! - Нет, не надо, правда. Совсем нет настроения праздновать. Тут же подумал, что обидит Дориана. А потом сразу подумал: «И что? А почему нет? Самый лучший парень на свете хочет сделать мне приятное.» И вслух сказал: «А и ладно, давай!» И Дориан дал. В небе зацвели прекрасные цветы, полились водопады разноцветных огней, полетели птицы. Алларос опять, как полгода назад, когда они только перебрались в Скайхолд, стоял и, как завороженный (или завороженный на самом деле), смотрел. Потом к Дориану присоединился Хоук. Они что-то обсуждали тихо, потом совместно пускали ярких ланей по цветочным лугам или высыпали звезды и млечный путь, и по нему плыли корабли. Потом они встали голова к голове, что-то тихо обсуждая и рисуя пальцами прямо на воздухе. Когда Инквизитор попробовал подойти ближе, рука Хоука уперлась ему в грудь, и он покорно остался стоять. В небе сначала полетели цветные яркие стрелы, потом расцвели цветы заклинаний, а потом вдруг появилась огромная сверкающая галла, верхом на которой сидел силуэт, с выделяющимися острыми ушами, шипастыми плечами и длинным топором за плечом, в котором Инквизитор с восторгом узнал себя. Толпа внизу взорвалась восторженными криками. Инквизитор стоял молча с восторгом глядя на произведение магов. Потом посмотрел на них и тоже взорвался, только смехом. Он хохотал и они, заразившись, тоже захохотали вместе с ним. Отсмеявшись, он обнял Дориана за шею и поцеловал. - Спасибо большое. Это было потрясающе. - А меня поблагодарить? – вдруг спросил второй маг. Инквизитор обернулся к нему, он стоял близко, в его глазах играли смешинки и было что-то еще, желание? Алларос быстро посмотрел на Дориана. - Хоук тоже заслужил благодарность, я думаю, - улыбнулся Дориан. И тогда Алларос шагнул к Хоуку очень близко, посмотрел ему в глаза и на губы, проверяя, не ошибся ли он. Глаза были чуть затуманены, губы приоткрыты – нет, не ошибся. Он вздохнул и прижался к губам мага. Он не торопился, но и затягивать сильно не хотел. Получилось в самый раз – нежно, влажно, неторопливо. Руки мага оказались на его спине, и это было очень приятно. Алларос улыбнулся: «Спасибо». «Я рад, что тебе понравилось». О чем он говорил сейчас? - У нас же есть там еще то вино, а, Дориан? - Да, полно. - Тогда предлагаю продолжить вечеринку у нас. - Отлично, мне нравится идея, - сказал Хоук. Потом обнял их обоих за талию, повлек к лестнице и сказал: - Кстати, есть одна отличная история. Я могу рассказать вам за бокалом. И они пошли в покои Инквизитора. *** Камин горел жарко, двери на балкон были приоткрыты, пропуская свежий горный воздух. Алларос и Дориан быстро разыскали запас вина, но не нашли бокалы, и уселись прямо так на шкуру рядом с камином, покидав на пол подушки. Комната Инквизитора была расположена под самой крышей башни. Высокий деревянный потолок, украшенный драпировкой, балконные двери, отделанные витражами, красивые шторы, выбранные Дорианом и заказанные Жозефиной где-то в Орлее. Огромная кровать, шелковые простыни, которые раньше были просто льняными, но с появлением Дориана в жизни Инквизитора изменились, как и многое другое. Вид, открывавшийся при свете дня с балкона был по истине великолепным, но сейчас комната освещалась посередине камином и лампами по краям, и в этом пятне света было уютно и тепло, даже жарко. Они скинули куртки и уселись в одних рубашках и штанах с вином у камина. - Ну, ты обещал историю. - Да, я помню. Так вот. Дело было еще давно, сразу после того как я стал Защитником. – Он улыбается мечтательно, отхлебывает вино, протягивает Инквизитору. Инквизитор и Дориан сидят напротив, рядом друг с другом, Дориан опирается на бедро Аллароса рукой. – Мы с Фенрисом уже выяснили все наши проблемы и были вместе. Андерс… - Это маг, с которого все началось? – уточняет Алларос. - Да, - Хоук морщится как от зубной боли. – Это было намного раньше, чем… все началось. Так вот, я отказался не в самой лучшей ситуации – меня здорово подрал дракон. Ну как здорово, все думали, что я умру. Точнее нет, все началось еще раньше. Мои друзья, Андерс и Фенрис, ненавидели друг друга. Они не могли находиться в одной комнате, чтобы не поубивать друг друга или хотя бы не нанести пару увечий. Но время шло, Андерс столько раз спасал нам всем жизнь, столько раз мы прикрывали его. После того, как мы сошлись с Фенрисом, характер последнего сильно улучшился. А надо вам сказать, что бывший тевинтерский раб, весь насквозь пропитанный лириумом и убивший своего хозяина, тот еще милашка и весельчак. Но, смею надеяться, я повлиял на него в положительную сторону. Его мрачность уменьшилась в разы, он стал приветливее с друзьями и даже больше болтать стал. И к Андерсу лучше относиться, и даже стал разговаривать с ним нормально. С какого-то момента я вдруг понял, что взгляд Андерса менялся, когда он смотрел на эльфа. На моего эльфа. Сначала интерес, потом не просто интерес. Потом уже просто откровенные влюбленные взгляды. Извращенец, думал я, сначала я, теперь Фенрис. Нравится, когда не отвечают взаимностью?.. – Хоук отхлебнул из бутылки и продолжал. *** Я был ранен и не помню ничего. Потом рассказали. Они думали, что я умру, Андерс сидел рядом со мной сутки, поддерживая меня своей магией, не отходя ни на шаг… Он думал о том, что есть другие больные, кроме Гаррета Хоука, но все смешалось: его друг Гаррет Хоук, которому он не даст умереть ни за что, и Фенрис, цепляющийся за него как за соломинку. - Ты ведь не уйдешь? Не оставишь его? - Нет, не уйду. Конечно, не уйду, даже не думай, Фенрис. Все будет хорошо, он поправится. - Ты сам себе не веришь. – он смотрит магу прямо в глаза. Внутри у Андерса переворачивается все, взгляд, полный отчаяния, мольбы, надежды. «Да я лучше сдохну, но его вытащу», думает Андерс, через мгновение понимая, что это не игра слов, а вполне реальная развязка событий. Сил у Андерса не доставало, он использовал все, что было в запасе, и их надежды таяли с каждой минутой. Горло драло от лириума, и запасы его кончились. Да Андерс и сомневался, что не сдохнет, если вольет в себя еще хоть каплю. Фенрис пытался придумать что-то, заставляя свой мозг продираться через парализующий страх и постоянную боль. И тут ему в голову пришла идея. От отчаяния, конечно. Он вспомнил о том, как зажигался его лириум, тот лириум, что был в его коже, как он объединялся с силой Хоука, и как их окутывало синее потрескивающее поле. Во время секса. Он минуту смотрел на Андерса. - Что? – целитель уставился на него. – Ты придумал что-то? - Да. Видишь ли. Ты можешь использовать мою силу. Мой лириум. Который во мне. - Что? Спятил? Как кровь его из тебя выпустить? Я не буду, я не знаю как и я… нет, я не могу. - Да нет же, нет. – Фенрис вдохнул поглубже. – Хоуку удавалось его зажечь и получить из него силу… когда мы… ну… были вместе… Наверное, Андерс бы так и пялился ошарашено на него, если бы Фенрису не надоело, и он не подавшись вперед не коснулся губ мага. Сначала медленно и аккуратно, потом почувствовав, как дрогнули губы мага в ответ, сильнее, раздвинув языком губы, проникнув в рот, надвинувшись, закрыл рот своим. – Мммм…, - застонал в губы Андерс. - Давай же, попробуй, Андерс… пожалуйста… Я прошу тебя. Гаррет моя жизнь, я без него просто не смогу, понимаешь? Я теперь просто не смогу без него жить! Пожалуйста, Андерс, пожалуйста… Он его просит? У Андерса помутилось в голове. Никогда прежде Фенрис не смотрел так, никогда прежде не разговаривал таким голосом. Он подался вперед и впился в приоткрытый рот, стараясь не забывать, зачем он это делает. Через муть в голове, он пытался понять, что нужно делать, и когда его обхватили сильные руки, прижимаясь к нему, все получилось как-то само. Он будто бы почувствовал, как сила потекла в него. Фенрис так хотел ее отдать, а Андерс забрать, что все получалось без лишних усилий. Андерс оторвался от самых сладких на свете губ и продолжил то, что делал. Это странное лечение продолжалось еще пару часов, страстные поцелуи, между ними попытки передать эту энергию Хоуку. Их усилия не пропали даром – через пару часов оказалось, что грудь их друга поднимается спокойно и размеренно, хрипы исчезли, он перестал дрожать и успокоился. - Получилось. – сказал Андерс таким тоном, как будто сам не мог поверить. – Смотри, он порозовел, и не хрипит, кажется, у нас все получилось. - У тебя. - Нееет, у нас. Фенрис смотрит на Хоука, воскресая, не веря, что все хорошо, что теперь все будет хорошо. Наклоняется и целует губы, покрытые засохшими корками, но дыханье спокойное и губы не обжигают. Тогда он поворачивается и смотрит на того, кто спас его, потому что без Хоука ему не нужна его жизнь, и вообще ничего не нужно. Он натыкается на несчастный взгляд медовых глаз и что-то переворачивается внутри, он сам не понимает что. Благодарность? Странная благодарность, но слишком уставший и плохо соображающий, он не хочет или просто не может анализировать. Он шагает к целителю, впивается в его губы, которые тут же отвечают страстно, как будто не он сейчас сидел двое суток у кровати Хоука, и руки обнимают за шею. Фенрис тащит мага к креслу, поворачивает кресло спинкой к кровати Хоука, стаскивает с целителя мантию и штаны, пихает в кресло и закидывает его ноги к себе на плечи. Все происходит быстро, резко, но от того не менее страстно. Они оба сдерживают стоны, оба знают, что то, что они делают, не правильно, но не могут остановиться и прервать это. Они просто обязаны выплеснуть все чувства, которые сейчас раздирают каждого из них. И выплескивают одновременно, сотрясаясь в оргазме. Фенрис падает на колени, целует живот и бедра Андерса, слизывает белые капли. – Фенрис… - расслабленно шепчет Андерс и вырубается прямо в кресле. Фенрис натягивает штаны, обтирает Андерса, берет на руки и относит в кровать, кладет рядом с Хоуком, одевает кое-как. И касается, осторожно и нежно, припухших от недавних поцелуев губ своими. *** - Когда я пришел в себя, рядом, уткнувшись в плечо, лежал Андерс, с другой стороны в кресле, положив голову мне на руку, спал Фенрис. Выглядели они крайне измотанными. Я пошевелился, они оба тут же проснулись. Я сразу заметил, что они стараются друг на друга не смотреть, а столкнувшись взглядом с ним, Фенрис покраснел. Я ни минуты не сомневался, что Фенрис любит меня, что он счастлив, что мое выздоровление превратило мрачного всегда эльфа в улыбающееся существо, смеявшееся как минимум два раза в день и несколько раз за ночь. Но я видел, что что-то между ним и Андерсом происходит. Произошло. Я не знал. Но точно видел, что что-то есть. Что обожание Андерса возросло, что отношение Фенриса стало нежным и осторожным. Что он приходит с подозрительно блестящими глазами, когда ходил отнести в купальню шнурок для волос Андерсу. Что они слишком задержались, когда один вышел в уборную, а другой в погреб за вином. Я, конечно, думал, что, возможно, это благодарность за мою жизнь, но однажды я понял, что нет. – Хоук хитро улыбнулся, будто эти воспоминания причиняли не боль, а были приятным. - Однажды он ушел в клинику Андерса за лекарством, а вернулся с опухшими губами и довольный, как кот, наевшийся сметаны. Я взял его за руку, заставил сесть на кровати, и во всем признаться. Я уверил его, что не убегу от него с криками, что не выгоню, что это не будет иметь никаких последствий. Я слишком хорошо знаю его. И все равно, мне пришлось сказать за него, после чего он, глядя на меня своими зелеными блюдцами, полными слез, признался во всем. Он пытался объяснить, но, боюсь, я знал причины лучше него. - Ты не ревновал? Ты не собирался его убить или, ну не знаю, взять обещание, что больше никогда? – спросил, слушавший затаивши дыхание, Инквизитор. - Неет. Я слишком его люблю. Я никогда не отпущу его. И я знаю его мотивы. Знаете, друзья, если ты всю жизнь был рабом, если тобой пользовались, когда хотелось, и ничего не давали в ответ, очень трудно противостоять обалденно красивому мужчине с медовыми глазами и золотыми волосами, который смотрит на тебя как на Андрасте, и готов целовать следы, которые ты оставляешь на земле. И благодарность опять же. Смешалось все. Он плакал у меня на груди, просил прощения и был очарователен. Конечно, я его простил. И придумал кое-что. – Хоук мечтательно улыбнулся, отхлебнул из бутыли и протянул Инквизитору и Дориану. Инквизитор, привалившийся спиной к груди Дориана, чувствовал возбуждение своего любовника, да и сам был возбужден. Хоук продолжал. *** - Фенрис, я вот что хотел предложить. – Фенрис смотрит на меня так, будто готов сейчас же делать все, что я скажу, даже слегка поднимается, чтобы бежать и выполнять мою просьбу. - Нет, послушай. Не убегай сразу и не отвергай эту мысль. Просто подумай. – он кивает. Я беру его за руку и продолжаю. – Я думаю, что тебе будет тяжело прекратить ваши отношения с Андерсом вот так внезапно, - он вскидывается, я прижимаю палец к его губам. – Ты обещал выслушать! – Он послушно замолкает. - Так вот. Я подумал. Может, нам пригласить его в гости? Ко мне. И затащить в постель. О, не смотри на меня так! Будто тебе не хочется иметь обоих нас в постели с тобой. И нет, я не извращенец. Мне просто интересно. Мне тоже нравится Андерс. - Ты сумасшедший, Гаррет. Просто чокнутый! – он задыхается от возмущения или от возбуждения, кто разберет? На этой волне я притягиваю его на кровать и пользуюсь его состоянием, чтобы взять его и доставить ему наслаждение, когда его мысли крутятся вокруг нас троих в постели. Некоторое время мы не обсуждаем это. Но взгляд Андерса ничуть не изменился, он все такой же печальный и такой же жадный, и я знаю, что Фенрис не сказал ему ничего. И сам не говорю. И однажды, намучившись весь вечер под горящим взглядом Андерсовых глаз, он говорит вечером: «Ничего хорошего из этого не выйдет, но давай попробуем». Мы готовим вполне себе романтический ужин, выгоняем прислугу спать, устраиваем свечи и вино. Конечно, Андерс принимает приглашение, не смотря на то, что ему придется смотреть весь вечер на недоступного Фенриса, которого я буду обнимать, но я очень прошу, и говорю о благодарности за мое спасение, о хорошем вине и вкусной еде и «ты можешь остаться ночевать у нас». Он приходит в назначенное время, смущаясь садится, через некоторое время мы сидим довольно дружески, смеемся, едим и пьем. Через некоторое время я перевожу разговор на мою болезнь, Фенрис нервничает, я благодарю Андерса и добавляю, что Фенрис его уже, похоже, неоднократно поблагодарил. Целитель бледнеет, краснеет, надеется, что не верно меня понял, но Фенрис кивает: «Он все знает». Андерс вскакивает, тяжело дышит, не знает, что сказать. Потом слова начинают литься из него водопадом. - Черт возьми, Хоук! Зачем ты это все делаешь? Ну убил бы меня, выгнал! Это все я, Фенрис не виноват. Я, я заставил его, это было в обмен на твою жизнь. Черт возьми, знал бы я, что чертов эльф, которого я ненавидел за то, что ты выбрал его, который ненавидел меня, которого я если и хотел, то только насиловать в отместку за все, что я буду влюблен в него как одержимый, что я буду раздвигать перед ним ноги и просить трахнуть! Хоук, я клянусь тебе, это я, я уйду, я никогда не вернусь… - Фенрис жалостно сдвинул брови, Андерс чуть не плачет, это был совсем не тот эффект, которого я добивался. Поэтому я встал, быстро подошел и обнял его за плечи. Он удивленно замолчал, потом оттолкнул меня, точнее попытался, я не дал. - Что ты делаешь? - Андерс, успокойся, я не сержусь. Способ, который вы выбрали, чтобы меня спасти, возможно был единственный. Я благодарен вам обоим за мою жизнь, я понимаю, что было сложно остановиться, успокойся, ладно? Сядь, пожалуйста. – я веду его за руку и сажаю рядом. Вид у него ошарашенный, но он послушно садится, смотрит на смущенно улыбающегося Фенриса. – Андерс, когда я говорил, что хочу поблагодарить тебя, я имел в виду именно благодарность, а не попытку выяснить отношения. Мы молча пьем вино, глядя друг на друга. Потом я притягиваю Фенриса и сажаю к себе на колено. Он послушно садится. Я смотрю на него нежно, потом за затылок притягиваю, целую. - Некоторым завидно, между прочим, - бурчит Андерс. Тогда я беру его за руку и тяну к себе. Он, не совсем понимая, что происходит, послушно идет и оказывается у меня на другом колене. Я вижу его испуганные глаза, близко-близко, осторожно беру его за затылок и аккуратно целую. Он не отвечает от удивления. Тогда Фенрис делает тоже самое. - Вы, что вы оба делаете? – прерывающимся голосом спрашивает раскрасневшийся маг. - Хотим затащить тебя в постель. Если ты не против, конечно. - Что? Вы чокнутые! Оба! Вы серьезно? - Вполне, - говорит Фенрис вовлекая его в поцелуй. Мы целуемся некоторое время по очереди так, пока у меня не затекают ноги, тогда я сгоняю их с коленей, и веду в спальню. Андерс останавливается на пороге, но потом идет к нам и со стоном «с ума вы сошли» валится вместе с нами на кровать. Мы мало разговаривали, рты были в основном заняты. Для всех это был новый опыт. Оказалось потрясающее ощущение, когда твой член и яйца ласкают сразу два рта, когда на нем сталкиваются два языка, когда два потрясающих и очень красивых мужчины целуются, вовлекая в поцелуй головку члена. Мы ласкали друг друга меняясь, то один из нас ласкал двух других, то двое одного, это длилось долго, бесконечно долго. Мы разметались по огромной кровати, комната звенела от стонов, воздух был тяжелым. Оба они были горячие, нежные, страстные. Стеснения не было, была только любовь и наслаждение. Обожание и желание доставить удовольствие. Везде были руки и губы, и нежные касания, и впившиеся до боли пальцы, и укусы, и едва задевающие кожу поцелуи. Мы были перевозбуждены, поэтому, когда Андерс лег под Фенриса, а я вошел в Фенриса сзади, и стал двигаться, Фенрис был как в тумане, он стонал с каждым выдохом, переплетя пальцы своих рук с пальцами Андерса, и кончил почти сразу. Да и мы не заставили себя долго ждать, когда разгоряченный, расслабленный и все еще не пришедший себя Фенрис лег рядом с Андерсом, целуя его губы, а я вошел в него вместо Фенриса, и Андерс кусал его губы и мои по очереди, задыхаясь от возбуждения и чуть не теряя сознание от наслаждения. Та ночь была длинная. И мы вымотали друг друга за ночь. И уснули, уставшие, на нашей кровати. *** - Надо вам сказать, - продолжил Хоук тоном заправского сказочника, - что после этого мы повторяли это довольно часто. Один раз Андерс ушел от нас утром, это было после третьей нашей совместной ночи, сказав, что так больше не может продолжаться. Что мы вдвоем, а он все равно третий. И вернулся тем же вечером, вымокший под проливным дождем, несчастный, и сказал, что не может о нас не думать, что не может спать в своей клинике в кровати, и мы схватили его, запихнули в горячую воду, а потом оттрахали, и он заснул на моем плече совершенно счастливый. Хоук замолчал и взял протянутую бутылку. Глаза у него были хитрые, морщинки бежали от уголков глаз и делали его взгляд еще более веселым. Его слушатели уже давно ерзали по полу, потому что им было неудобно сидеть в узких штанах. Оба они были удивлены, что Хоук так запросто раскусил их хитрый коварный план. Но было похоже, что это план воплотится в жизнь немедленно. - И что, - заговорил Дориан, потом прокашлялся, потому что голос вышел хриплый, - ты мог бы такое повторить? Но с… кем-нибудь еще? - А почему бы и нет, если есть желающие, - лукаво улыбнулся Хоук. - Есть желающие, - желающие подтянули его в четыре руки ближе, губы Инквизитора оказались рядом с его губами, затянутые пеленой желания зеленые глаза смотрели прямо в его карие. «Какие же у эльфов красивые глаза», мимолетно подумал Хоук, и тут же забыл думать, отвечая на поцелуй и вдыхая запах Инквизитора, который состоял из драконьей крови и лаванды, а потом отвечал на другой поцелуй, и вдыхал запах апельсиновых косточек. Через некоторое время он встал, оставив своих любовников целующимися на ковре перед камином, и вышел на балкон. Холод немного отрезвил его. Он оперся о перила балкона и некоторое время смотрел в темноту, где на фоне неба были еле видны силуэты гор. «Ты же не рассердишься?» - подумал он тоскливо. – «Зачем я не взял тебя с собой? Мне так не хватает тебя». Ему хотелось обратно, в тепло спальни, к двум мужчинам, которые его несомненно ждали, хотелось унять ноющую тоску в груди, и он, больше не давая себе думать, повернулся и вошел внутрь. Его взору представилось достойное зрелище: голые по пояс маг и эльф в соблазнительных позах целовались на кровати. Тогда он, улыбаясь, подошел к ним, и промычав «затейники» прыгнул на них сверху, под общий хохот. Они сделали это два раза, а потом под утро еще один. И Инквизитор узнал, наконец, что такое антиванский бутерброд. Когда Дориан оказался под ним, постанывая от нетерпения, а Хоук был сзади, и Дориан был почти сложен пополам, и его щиколотки были почти у него за головой, и оказалось, что двигаться вдвоем невозможно, и двигаться в нем будет только Хоук, а он сам, содрогаясь всем телом от каждого движения будет толкаться в Дориана, он понял, что еще никогда в жизни он не испытывал ничего подобного. И что его не хватит на долго, и он даже ничего не делая, уткнулся лбом в ногу Дориана и пытался подумать о чем-нибудь постороннем, чтобы продлить это, но возбуждение от необычной ситуации, стонущий Дориан, дышащий в затылок второй маг, и обалденное ощущение члена внутри и одновременно своего, сладко сжимаемого внутри горячего Дориана, не давало ему отвлечься. Он выдыхал стоны и вдыхал стоны и больше не чувствовал своего тела, и не понимал, где он и что он, и чувствовал только пронзающие его волны наслаждения, руки одного мага на бедрах, губы другого на своих, и мир исчез, и он полетел в бездну, в которой вспыхивали яркие огни фейерверков, и вернулся постепенно, не сразу, и понял, что его целуют с двух сторон двое, а он весь липкий от их оргазма. С утра, наскоро вымывшись, после почти бессонной ночи, они решили, что Хоуку не стоит выходить из покоев Инквизитора прямо при всех. Хоук перелез через перила рядом со строительными лесами, чтобы оказаться на лестнице внизу, где через нижнюю дверь можно было пробраться в коридор с другими комнатами. И когда Хоук уже перелез, и они держали его за руки, страхуя, а он искал опору под ногами, дверь вдруг открылась. Дориан и Алларос быстро повернулись спиной закрывая Хоука. - Инквизитор, - промямлил посланник Лелианы, решивший, что они с Дорианом целовались, - простите, но вас зовут. Коротко глянув на Дориана и получил кивок, он пошел за посланником. Когда дверь закрылась, Дориан быстро развернулся, Хоук все висел на перилах. Дориан не выдержал и засмеялся. - Немедленно замолчи, а то я тоже засмеюсь и сорвусь. Дориан быстро перегнулся через перила, смеясь, вдруг крепко поцеловал ночного любовника: «придешь вечером?». «Да», ответил тот и спрыгнул, наконец, вниз, на нужную лестницу, и тогда они смогли нормально посмеяться. Тот же путь пришлось проделать Хоуку вечером, только в обратную сторону. Варрик решил составить им компанию, и они прекрасно посидели, хотя под конец всем троим, за исключением ничего не подозревающего гнома (какое счастье, что не подозревающего!), уже не терпелось остаться втроем. И Хоук ушел с Варриком, а потом, опять под дружный хохот, был затащен по лестнице обратно и немедленно зацелован и уволочен в постель. *** - Аматус? - Ммм? - Ты все равно мой. - Я твой. - Но это все так увлекательно… Мне нравится. А тебе? Тебе нравится? Ну что ты молчишь, скажи, если нет – я немедленно с ним поговорю. - Нравится. А ты не влюбишься в него? - С ума сошел?! Нет, конечно!.. А ты? *** Последняя ночь, накануне отъезда Хоука, прошла в таверне, но потом мужчины утащили его в спальню Инквизитора, не смотря на то, что он отговаривался необходимостью сборов. Он был какой-то грустный, но двое его любовников не хотели оставлять это просто так. - Не хочешь, ничего не будем делать, просто поговори с нами. - Знаете, чем кончилась вся та история, с Андерсом? – вдруг спросил Хоук после долгого молчания. - Ну, он взорвал церковь… И… - Взорвал, но этим не кончилось. Я должен был убить его, Фенрис требовал, чтобы я убил его. Но я не смог. Да и он не смог бы. Мы прогнали его. Но он вернулся, попросил разрешить ему помочь нам. И я не отказал. После битвы мы собрали все, что могли собрать, все деньги, которые могли унести, и уплыли на корабле Изабеллы. Андерс был с нами, чаще всего сидел, мучимый морской болезнью в углу, никто не разговаривал с ним, но за борт его не вышвырнули только потому, что знали, что я не разрешу. Мы осели в небольшом городе, Андерс где-то в каких-то стоках, мы сняли небольшой особняк. Мы не говорили о нем после этого, пока однажды не признались друг другу в том, что это все разрывает нам сердце, что вымотало всю душу, и пошли его искать. Нашли с трудом, грязного и больного, он пытался скрыться, но мы взяли его и утащили к себе. Мы оба просто не могли его ненавидеть. И той легкости, которая была раньше, тоже уже не было. Но через неделю, когда он оправился, и стал похож на себя прежнего, только похож, таким, как был, он уже никогда не станет, мы опять оказались в постели все втроем. Никто нас не знал, никому до нас не было дела. У нас было что-то вроде отпуска, мы старались сделать вид, что ничего не случилось, старались забыть обо всем. У нас даже получалось. Но однажды утром мы не нашли его, зато нашли письмо. *** Дорогие Гаррет и Фенрис! Я был уверен, что вы не сможете больше даже находиться рядом со мной, но вы смогли не только находиться, вы отогрели меня, вы помогли мне не умереть. Я жив, не знаю, хорошо это или плохо. Иногда мне кажется, что лучше бы я умер. Иногда, но не тогда, когда вы оба лежите рядом со мной, и мир становится таким маленьким, и мне не нужно больше ничего, кроме вашего дыхания. Но так не может продолжаться вечно. Справедливость вечно будет гнать меня дальше, мне придется идти и делать то, что должно. Когда я встретил тебя, Гаррет, я влюбился. Ты не отвечал мне взаимностью, ты выбрал Фенриса, и я возненавидел его. А к тебе остыл. Потом я влюбился в Фенриса, я сам не знаю, как это вышло. Бок о бок в боях, пьянки, проблемы, радости и горести. После того, как вы наконец-то сошлись обратно, чему даже я был рад, ты так изменился, Фенрис, ты стал мягче, добрее, доступнее. Я влюбился в два раза полученную благосклонную улыбку, в то, что в твоем взгляде больше не было ненависти, в твои прекрасные зеленые глаза. Я чувствовал себя дураком, идиотом, который безнадежно влюбляется в парней, которым до него дела нет. А потом мы стали втроем. Я всегда знал, что есть вы двое и я, но вы никогда не позволяли мне чувствовать себя лишним. Я был с вами, я был любим и желанен, сразу вами обоими. Я не мог в это поверить. Теперь верю. А также верю в то, что вы рано или поздно не сможете делать вид, что ничего не было, что не я тот человек, из-за которого погибли люди, что не я сумасшедший одержимый, что у нас есть будущее. У вас есть будущее. У вас вдвоем. Я должен уйти. Не потому, что не хочу мешать вам, нет. Просто это все не может существовать в вечном вакууме, мы не сможем вечно закрывать глаза на проблемы. Нам придется столкнуться с ними рано или поздно. Я люблю вас. Я не знаю, кого я люблю больше, я люблю вас обоих, даже, наверное, будет верно сказать, что люблю вас вместе. Я очень хочу, чтобы вы были счастливы. Берегите друг друга. Заботьтесь друг о друге и никогда не отпускайте друг друга, вы как две половинки одного целого. Будьте счастливы, пусть вас не коснутся все эти проблемы, вся эта каша, которую мы – я – заварили. Бесконечно любящий вас Андерс. *** - Мы догнали его на главной дороге. Он шел пешком со своим нехитрым скарбом, переброшенным через плечо. Мы знали, что он прав, знали, что рано или поздно нам придется вернуться в жизнь. Поэтому мы не пытались его удержать. Просто стояли, обнявшись, посреди дороги, а потом он, не вытирая слезы, повернулся и пошел дальше. Я успел пихнуть ему денег, пока он не видел. Больше мы не видели его никогда. Я не знаю, что с ним стало. И не уверен, что хочу знать. Но это заноза, которая застряла в наших сердцах на всю жизнь и саднит. Это наши сожаления и сомнения, которые будут всегда нас обоих преследовать. Хоук сидел, прислонясь спиной к кровати, глядя в камин подозрительно блестящими глазами. Алларос и Дориан сидели рядом, притихшие, и слушали не перебивая. - А теперь я ушел и не взял Фенриса. Потому что побоялся потерять его тут, потому что Корифей и потому, что я не переживу, если с ним что-то случится. Но теперь я думаю, что же он решит, узнав о том, что случилось со мной. Он убьет меня. Скорее бы уже убил, - грустно улыбнулся Хоук и вдруг спрятал лицо в руках, которыми обнял согнутые колени. Алларос и Дориан сели с двух сторон от него и обняли. Они просто сидели молча, ничего не делая, просто обнимая и давая ему почувствовать, что они рядом, чтобы не утешить, но хоть чуть-чуть уменьшить его боль. Через некоторое время объятья перешли в осторожные поцелуи. В ту ночь все было очень медленно и нежно. Их тела – смуглое Дориана, загорелое Хоука и белое Аллароса – страстными узорами переплетались на простынях в наслаждении. Они долго ласкались и после почти сразу уснули по обе стороны от него. Хоук еще некоторое время лежал без сна и слушал дыхание, и ощущал тепло их тел, и запах лаванды, и драконьей крови, и апельсиновых косточек. И они лежали с двух сторон от него, и ему было легче, почти спокойно, как тогда. Как тогда.