Метеоры

Никогда не думал, что именно я появлюсь на свет в это время, когда технологии перейдут на новый уровень, а человек освоит космос настолько, что осмелится в нем жить. Особенно освоенным был Марс, планета, что более походила на населяемую нами прежде Землю. Что уж говорить о зеленой планете? Она опустела. Совсем. Прежние ресурсы были истрачены, и человек, а точнее весь его вид, нашел оптимальный вариант отправиться на соседнюю планету, чтобы использовать её ресурсы для нынешнего проживания. Земля теперь не обитаема. Наше поколение, те, кто рождался через сто лет, а то и позже, после вступления человека на Марс и вовсе забыли причину нашего ухода с Земли. Кто-то говорил, что был взрыв атомной бомбы и радиация наполнила планету, кто-то говорил, что была война, которая разрушила всё. Но всё равно всё сходится к тому, что ресурсы, что помогут нам выжить на Земле, были просто истрачены, либо уничтожены. Этот день должен был быть особенным. Сегодня, как и каждый год подряд, в нашем центре выбирали избранных, что отправятся на Землю, чтобы проверить ее обитаемость. Выбирают двоих, парня и девушку от восемнадцати до двадцати пяти лет, осуществляется всё это обычным жребием, где в основном выпадают заключенные местной тюрьмы, но и бывают исключения. Некоторые считают этот жребий проклятьем или добровольным убийством, а некоторые вовсе, что жребий создан во благо для спасения целой цивилизации. Для меня же всё очевидно: жребий убирает лишних. В центре поговаривают, что скоро начнется нехватка воздуха и продовольствия, чего уж говорить о питьевой воде. Вот и избавляются от лишних ртов. Я раньше никогда не был таким предвзятым к нашей власти. Ровно до того момента, пока мне не открыли глаза.  — Следующий, — металлический голос режет мой слух. А раньше эти роботы были людьми. Как же это печально. Эту процедуру мы проходим буквально каждый день, наши чипы в браслетах на запястьях обновляются при прикосновении оборудования стражей. Это делается для подсчитывания населения (ведь при рождении нам надевают эти громоздкие браслеты) и для поисков нарушителей, ведь не во все отсеки центра нам разрешено заходить. Стражи всегда мне казались странными: всегда одеты в белое, тем самым показывая всю свою чистоту перед властями, глаза у них все одинаковые, будто вовсе не живые, а на шеях надеты ошейники со странным устройством на них. Они всё время ходят словно роботы, их движения отточены, а голоса металлические и одинаковые, будь то страж женщина или мужчина. Я склонялась к тому мнению, что стражам промывают мозги или вживляют в их мозг чип, который контролирует каждое их действие. И тем не менее, все хотят стать стражами. В основном это наивные люди или ярые фанатики, которые боготворят Систему. Прохожу следом за толпой в одинаковых серых костюмах с номером отсека на плече, вспоминая что происходило в прошлом году. Жребий я прохожу уже во второй раз, а это значит, что мне уже девятнадцать. Обычно после завтрака происходит подсчет людей для жеребьёвки. С помощью браслетов нас вводят в базу данных, где перемешивают, а после, на объявлении, жребий выбирает двоих «счастливчиков». Пытаюсь найти глазами кого-нибудь из знакомых. При жеребьевке нас не делят на отдельные группы, разделяя по полу, возрасту или росту. Здесь мы все равны, только ограничены возрастными рамками. Здесь мы находимся в смешанной толпе с преступниками, рабочими, некоторым персоналом нашего возраста, а то и старше. Поэтому нам приходится столпиться в стадо. Стадо в руках умелого пастуха. Смотрю на часы, которые висят над сценой, где обычно толкает речи наш глава государства, как это всегда бывает при жеребьевке. Жеребьевка сама по себе закрытая церемония, при которой присутствуют только те, чьи имена попали в список вероятных «счастливчиков». Здесь только мы, стражи и наш президент, ну и парочка человек из комитета. До восемнадцатилетия все живут в неведении, что наши власти избавляются ежегодно от парочки людей, освобождая место в Центре для парочки новорожденных. Это как естественный отбор. Многие в моем квартале поговаривали, что некоторых метеоров, а именно так мы называли тех, кого отправляли на землю, оснащают оборудованием, благодаря которому они могут связаться с Марсом, чтобы те узнали всю для них нужную информацию о Земле и о тех метеорах, которых отправляли на Землю всё это время. Никто из нас не имеет родственников, братьев, сестер и родителей. При рождении нас разделяют с родителями, отдавая персоналу Центра на попечение. А что становится с теми, у кого забрали ребенка, никому не известно. Поэтому при выпадении имени на жеребьевке с тобой никто попрощаться не придет. Даже друзья или приятели, ведь Совет не разрешает заводить знакомства или какие-либо отношения между жителями центра. Совет — это закон, а точнее люди, которые законы создают. Их нужно строго соблюдать, а нарушение закона грозит пожизненным заключением в Тартаре (так называли нашу тюрьму) исправительными работами или даже смертью, человека просто выбрасывали в открытый космос. А выжить в нём просто невозможно, тем более если ты без скафандра.  — Эй, — кто-то касается моего плеча, от чего я невольно вздрагиваю и оборачиваюсь, — Ты чего такой напуганный? — спрашивает Чимин, — Неужели на счет жеребьевки волнуешься? Чимин мечтает, чтобы его имя выпало на жеребьевке. Хоть мы и одного возраста, и он был на жеребьевке всего лишь один раз, а наслушался о ней настолько, что грезит мечтой отправиться на Землю. Так и вижу как блестят его глаза, когда кто-нибудь заговаривает о шансе стать метеором. Да вот только не всем в нашем квартале нравится перспектива стать одним из них. И я отношусь к их числу, хоть и мечтаю сбежать с этой планеты.  — Волноваться о своей скорейшей кончине — глупо, тем более, что нет вероятности, что именно в этом году выпадет моё имя, — отвечаю я, продолжая смотреть на часы. Осталось пять минут. Чимин усмехается и следует моему примеру. Для него мои слова сродни глупости, ведь для него жеребьевка это шанс на обретение новой жизни, ведь, как он говорит, на Земле не существует законов, и там можно жить так, как захочется. Я же не разделяю его взглядов, что более подтверждает, что мы с Чимином совершенно разные люди. Общаться между собой нам нужно незаметно. Если стражи увидят хоть какое-то взаимодействие между жителями Центра, то сразу же уведут к министру квартала, в котором живет нарушитель, ну, а дальнейшая судьба просто неизвестна. По крайней мере нам этого не разглашают. Здесь вообще всё как-то странно происходит. Система не разглашает никому своих тайн и принципов, хотя всем давно стало понятно, что Системе просто нужны воины, которым не за что привязываться. Как я уже говорил, мы не имеем родителей, хотя они на самом деле есть, просто эта информация никогда не разглашается, а из этого следует, что фамилий мы не имеем, а все имена жителей Центра разные, то есть нет здесь никаких Джонов Смитов или других Джонов. Имена никогда не повторялись, и поэтому когда человеческие имена заканчивались, нас знаменовали именами мифических персонажей и прочего прочего. Был даже такой экземпляр с именем Стол, веселый был парень, жаль что в Тартаре. Ну, а когда какой-нибудь Джон умирал, Система смело могла отдать это имя другому. Некоторые и вовсе ходят без имен до наступления пятилетия, если, конечно, Система не подобрала человеку имя. А так при рождении ты получаешь номер, который и является твоим именем и кодом.  — Сегодня, — заговорил металлический голос нашего президента (кажется рядом со мной кто-то вздрогнул), такое ощущение, что и этой женщине промыли мозги, — мы определим очередных счастливчиков, которые сделают подвиг для нашего Центра и всей человеческой цивилизации… Год за годом речь нашего президента неизменна. Конечно, судить об этом я не имею малейшего права, ведь на жеребьевке я присутствую лишь второй год, но что-то мне подсказывает, что это так, особенно вспоминая предыдущий год. Интересный факт, что имени этой женщины никто не знает, по крайней мере обычные люди из центра. Все её знают как Госпожу Президента, и больше никак. И вот сейчас она начнет распинаться о том, что это отличный шанс на новую жизнь, что счастливчиков ждет вечная слава за этот подвиг и так далее. Мне не стоит описывать ту самую фальшь, что сквозила в ее голосе? Я видел остальных людей из Центра. Люди стареют, взрослеют, умирают, а наш Президент, с коей персоной я сталкивался пару раз, неизменна. Некоторые в квартале поговаривали, что она является президентом с самого начала появления Центра. Да и откуда им это знать, если мы не передаем друг другу информацию устно. В нашем квартале много нарушителей, а такими они считаются из-за того, что многих замечали за разговорами друг с другом. Поэтому мы и пытаемся общаться незаметно. Разговаривать можно только определенным людям с высокой должностью или детям. При том что с малых лет нас учили разговаривать. Да и зачем? Если мы все равно этим не пользуемся. Глупо, не правда ли?  — Да начнется жеребьевка! — воскликнула она. Наверное это единственная эмоция, которая послышалась в ее голосе. Обычно, по классике жанра, все на этом моменте должны были взвыть от радости. Да вот только на этот раз, именно в этот год, речь президента встретила гробовая тишина. А чего они ожидали?! Нам же запрещено разговаривать. Довольная ухмылка расплылась на моем лице. Все обратили внимание на экран. Система начала жеребьевку. Две иконки на экране листали фотографии юношей и девушек, всех, кто присутствовал сегодня на жеребьевке. Как и в прошлом году иконка с изображением девушки остановилась первая. Все затаили дыхание. Этим счастливчиком стала Белла из восемдесят девятого квартала. В нем живут девчонки, которые старше меня и Чимина на год. По взгляду Беллы, взгляду полному ужаса, стало понятно, что она вовсе не рада перспективе стать метеором. Да и вообще, кто хочет им стать? Лишь наивные идиоты, которые думают, что все происходящее — это лишь во благо нашей цивилизации. Интересно, оскорбит ли это чувства Чимина? Но кому как не им знать, что наша численность населения так и не прибавляется. Да что там, она даже не сокращается, да вот только все больше и больше детей появляются в новых отсеках. Они избавляются от старых и слабых. Им не нужны такие солдаты. Системе нужны войны. Хотя неизвестно, против чего они собрались воевать. И прежде чем я понял, кто стал счастливчиком из парней, я почувствовал, как Чимин дергает меня за рукав и тихо шепчет слова поздравления. Я не сразу понял, чья фотография высветилась на экране, после чего я узнал там себя. Ненавижу Систему. Мне стоило лишь сделать шаг, как толпа превратилась в живой коридор, пропуская меня вперед к сцене, где уже стояла встревоженная девушка из 89 квартала. Мы пару раз пересекались с ней, даже говорили пару раз, но не думаю, что сейчас это так важно. Система обрекает нас на смерть, избавляясь, как от ненужного барахла. Первая ступень. Я даже не знаю, что делают с метеорами перед выбросом в открытый космос. Может нас просто убьют и скажут, что так и было, или что мы долетели до Земли, но связь с нами была потеряна. В любом случае, мне не кажется эта перспектива радужной. Вторая ступень. Я бы хотел попрощаться с Чимином. Наверное, я так и не увижу его вновь. Хотя почему наверное? Метеоры не возвращаются, и никому не интересно, что стало с ними. Ведь эти люди были не знакомы им с самого начала. Теперь один из принципов ограничения общения мне стал понятен. Третья ступень. Самая последняя. Им не нужен бунт. Им нужны рабы. Мы с Беллой нервно переглядываемся, госпожа президент берет наши руки и поднимает их вверх. И вот сейчас она скажет:  — Так выглядят герои. И мне поистине становится не по себе. Нас уводят прочь по длинному белому коридору, по дороге к скорейшей гибели. И я ничего не могу с этим поделать. Ведь Система не любит препирательств.