Снова иду в свой излюбленный маленький магазинчик со всякой ерундой. Он был недалеко от места работы, что часто меня спасало, и в основном от голода. В нём было всё: от канцтоваров и косметики до еды и посуды. Только вот названия этого места никто не знал, кто-то звал его аквариумом, а кто-то — стекляшкой. Просто на его месте когда-то находился необычный по тем временам магазин, его стены были буквально одним большим окном. И хотя вид его сейчас очень изменился, а намёка на большие окна даже не осталось — на ходившее в народе название это никак не повлияло.
Вот и сейчас я бегу за дошираком в свой обеденный перерыв. Однажды моя лень доведет меня до язвы желудка, а может и до чего-нибудь более интересного.
С размаху открываю входную дверь, над ней звенит ненавистный мне колокольчик. Когда-нибудь я точно оторву эту поганую хрень. Уже по привычке оглядываюсь: людей нет, камеры полностью отсутствуют, как и любая охрана, хотя об этом я знаю уже давно, а за кассой сегодня старенькая бабушка божий одуванчик.
Размышляя о том, какой же мне вкус выбрать сегодня, спокойно топаю в сторону еды, попутно проходя мимо полок с канцтоварами. Опа, какие красивые блокнотики.
Из-за высокого стеллажа поглядываю на бабулю, ей явно не до меня, видимо, в газете писали что-то чрезвычайно интересное, может опять кого-нибудь убили. Ладно, не так важно, у меня сейчас совершенно другие намерения.
Будучи уверенной, что меня, полторашку, никто не заметит, ни о чем не беспокоясь, запихиваю понравившийся блокнот под широкую бледно-розовую куртку и подцепляю его угол ремнем от джинс. Для большей надёжности слегка прижимаю вещицу локтем. И как ни в чём не бывало продолжаю свой путь за дошиком.
Да, я любитель тащить всё, что плохо лежит, особенно всякую мелочь: блокноты, красивые стёрки, лаки, заколки, бижутерию. Чем-нибудь крупным, конечно, тоже промышляю, но это уже очень редко. И всё это не потому что мне нужно, а просто оттого, что хочу. Хочу, и всё тут. Друзья уже давно знают об этой моей наклонности и постоянно посмеиваются, называя клептоманкой. На что я, естественно, обижаюсь, ведь я же не какая-нибудь больная, а клептомания — это уже диагноз. Хотя я лишь отчасти осознаю масштабы проблемы, да какие там могут быть масштабы, всего-то ручку стащу, подумаешь, но в магазины всё равно стараюсь ходить как можно реже.
Забираю свой будущий обед и направляюсь к бабусе. Она упорно не замечает меня до тех пор, пока не переворачивает страницу газеты. Одуванчик двумя пальцами аккуратно опускает очки, толщиной точно с тройной стеклопакет, ниже и смотрит поверх них сначала на меня, а потом на мой куриный дошик.
Расплатившись с ней, не успеваю сделать и двух шагов от кассы, на ходу запихивая покупку в сумку, как звенит этот блядский дверной колокольчик. И тут заходит
он, в бушлате с погонами и полицейской шапке-ушанке.
Это явно мой личный Аполлон. Невысокие слегка очерченные скулы, лёгкая щетина, чертовски прямой нос, а глаза скрывают невероятно густые ресницы. Парень, тебе бы в модели, а не в полицию. Ментик снимает шапку и поправляет волосы. Господибоже, так он ещё и блондин. Ручаюсь, под этим безразмерным бушлатом скрывается шикарнейшее тело. Просто воплощение моей влажной мечты.
Я замерла на месте, не в силах оторвать взгляда. Ещё бы, не каждый же день удаётся увидеть свои фантазии в живую. А он наконец замечает меня и скептически оглядывает с ног до головы. Ну да, я та ещё красавица. Длинные каштановые волосы собраны в давно уже растрепавшийся пучок на макушке, широкая куртка, затертые чёрные угги, а на плече висит что-то похожее с виду на помесь сумки и рюкзака. Ко всему этому, я похожа на ребёнка из-за миловидного личика и отсутствия какой-либо штукатурки на нем.
Аполлон поднимает свои пышные ресницы — а глаза-то у него какие голубые-голубые — и встречается с неоднозначным взглядом моих почти чёрных глаз. Ты смотришь на меня. Я смотрю на тебя. Искра. Буря. Безумие. Из-под куртки выпадает спизженный блокнот.
— Твою ж мать... — протягиваю я и резко срываюсь с места в сторону выхода. Но далеко уйти мне не даёт тот самый ментик, хватая меня за руку в районе локтя.
— А ну-ка стоять. Поздняк метаться.
Етить твою налево, я ведь действительно останавливаюсь. Только лишь потому, что именуют меня Еленой Поздняк, и ещё со времен школы у меня рефлекс на эту фразу.
— Объясниться не желаете? — спрашивает Аполлон, тем самым привлекая внимание бабули за кассой. Ей явно стало интересней наблюдать за нами, чем читать свою газету, отчего она даже не спешила вмешиваться в ситуацию.
— Может не надо? — жалобно пискнула я, оглядываясь на него через плечо.
— Девушка, заплатите за блокнот. А потом придётся ехать в отделение, — по тому, как обреченно он взъерошил свои волосы, было заметно, что этого делать ему не очень хотелось.
— А может я не хочу в отделение, чего пристал, — пробурчала себе под нос.
— Что? — переспросил парень. Всё-таки хорошо, что он ничего не расслышал.
— Говорю ж, может я его просто верну, зачем платить, — полным невинности голосом озвучиваю предложение, на что Аполлон кивает.
Поднимаю злосчастный блокнотик и кладу одуванчику на кассу. Мы, похоже, ее разочаровали столь быстрым развитием событий. И, к ее сожалению, нам пора сменить место действия. Надеюсь, что бабуля не будет держать на меня зла, и, когда я в следующий раз прибегу к ней за дошираком, она не припомнит мне этой ситуации.
Парень же выводит меня из магазинчика и направляется к недалеко припаркованной машине с синей надписью "полиция". А я не упускаю возможности полюбоваться на свою новоприобретенную любовь. Галантно открывает дверь переднего пассажирского сиденья, приглашая жестом руки сесть внутрь. Тяжко вздохнув, я-таки подчиняюсь его воле. Он обходит машину и садится на место водителя. И о чем-то размышляя, Аполлон лишь на пару секунд слегка сжимает руль обеими руками.
А ручки у него ничего так: ярко выделяющиеся костяшки, тонкие длинные пальцы, какие обычно называют музыкальными. Мужские руки всегда были у меня главным фетишом. Лет так с шестнадцати я начала собирать фоточки с шикарными ручками, будь возможность, стала бы собирать сами ручки и мариновать в формалине.
— Можно ваши документы, — парень наконец выныривает из своих размышлений, заодно вытаскивая меня из вязкого тумана мечтаний.
— Ну пожалуйста, можно не надо отделение, — заикаясь, выражаюсь как умственно отсталая, дожили.
— Я только хочу посмотреть твой паспорт, а там подумаю, — устало отозвался Аполлон. Добываю нужную корочку из сумки и протягиваю ему. — Да успокойся ты, чего трясешься, и лицо вон всё покраснело.
Действительно, я только сейчас заметила, как мои руки начали мелко дрожать. Никогда бы не поверила, что могу испугаться подобной ситуации. Да мне и у голову не приходило, что я могу попасться на своих махинациях. Не удивлюсь, если мои глаза начали лихорадочно блестеть, а взгляд — неосознанно бегать по салону машины.
Чтобы отвлечься от раздумий, решила понаблюдать за Аполлоном. Сначала он с легкой полуулыбкой рассматривал мою неудавшуюся фотку, а потом перелистнул на страницу с пропиской, где задержался, как я решила, дольше положенного. Надеюсь, что он не серийный убийца блюститель правопорядка и не придет потом мстить мне за почти украденный блокнот. Парень еще немного повертел паспорт в руках и вернул мне. Может еще есть надежда на свободу?
— Вот скажи мне, — с усмешкой заговорил он, — зачем тебе был нужен этот блокнот? Ты что, не могла его купить, он же копейки стоит.
— Так я клептоманка, — неожиданно нашлась я, — даже по психиатрам ходила, лечилась, — я решила попробовать надавить на жалость, не станет же он душевнобольную обижать.
— Может мелкий вор из тебя и хороший, но врать у тебя плохо выходит, — а ироничная улыбка очень идет моему Аполлону.
— Вы первый не оценили, — обиженно скрестила руки на груди. Я похоже осмелела, что даже дерзить начала.
— Ну, и что прикажешь мне с тобой делать? — парень в уже в который раз провел пятерней по своим блондинистым волосам.
Это мой шанс! Я просто обязана добиться свободы.
— Понять, простить и отпустить! — выкрикнула я, резко вскакивая с места и нависая над ним. Близко. Слишком близко. Дура, сядь же на место. Но мой бешенный взгляд уже начинает блуждать его по лицу. Да и не хочу я возвращаться на это сиденье, мне так лучше видны прекрасные черты лица Аполлона.
Парень спокойно всматривается в мои ошалелые глаза, его взгляд едва заметно скользит по моему лицу, а следом задерживается на губах. И через пару секунд он накрывает их своими. Его губы сухие, но теплые и, признаться, такие желанные за последние несколько минут. Начиная медленно и аккуратно, будто боясь спугнуть, он постепенно переходит к более смелым действиям, углубляя поцелуй, чему я совершенно не сопротивляюсь. Только лишь когда начинаю ловить остатки уплывающего сознания, я отстраняюсь и сползаю на место, несколько удивленно оглядывая Аполлона.
— Я ведь могу уже идти?
— Да, можешь, — после этих его слов я открываю дверь машины и выхожу. — Но мы обязательно встретимся снова, даю слово! — выкрикивает он мне в след.
Я улыбаюсь, радуясь даже непонятно чему, словно бы обрела счастье всей своей жизни, что, кажется, так и было. Но счастье счастьем, а мне бы пора бежать на работу, я и так уже безнадежно опоздала.
***
— Ты ничего не украла снова? — бабуся божий одуванчик воззрилась на меня поверх своих толстых очков.
— Не волнуйтесь, бабушка, я больше подобным не занимаюсь, — улыбнулась я, сжимая в кармане своей большой бледно-розовой куртки баночку лака для ногтей.
С первой моей встречи с тем парнем-полицейским прошло уже больше года. Он, как и обещал тогда, нашел меня снова. Пришел к моему дому с букетом больших белых гербе́р, перевязанных бежевой лентой. И я была безумно рада видеть моего — теперь уже точно моего — Аполлона.
***
— Ленка, опять что ли чего сперла?! — с порога слышу возмущенный голос своего парня, который заметил моё чрезвычайно довольное выражение лица.
— Паш, ну ладно тебе, всего-то лак взяла.
— Ты же знаешь, что за этим последует.
— Конечно, и мне чертовски нравятся твои наказания, — ухмыляюсь, уже зная, что будет дальше. — Нести наручники или веревку?
— Наручники. И прихвати, пожалуй, плетку, ведь это уже третья твоя выходка за неделю, — сурово выдает мой любимый ментик. Тихо хихикая, в предвкушении иду исполнять поручение.
