Вот он я, кто ранил, а после смиренно ждал. Оголенный провод, пустая комната и кинжал - Я цветы наши срезал и больше их не сажал - Без тебя я пустое место. Мой позвоночник - 11 лезвий и 8 жал, Ты ушла - я ни словом не возражал - Лишь ладонь разжал, Когда стало тесно. Боль повсюду, куда бы я ни бежал, Мое сердце никто так не обнажал - Я бы вырвал его, похоронил, сбежал, Но за мною тень твоя следует, как невеста. У подножья ладоней июнь поменяет май, Моя вечность, я терпеливый Кай - Привыкай ко мне по кусочку, заново привыкай. А сейчас закрывай глаза, засыпай. Сколько я протяну вот так - мне доподлинно неизвестно.
Минхек с точностью может сказать о том, что знает любовь во всех ее проявлениях: от радости до грусти, от счастья и до боли, от нежности до ненависти. Он испытал ее каждой клеточкой своего тела, переживал любые изменения и претерпевал ее всякий раз, когда та била по ребрам, ломала их и стирала все чувства в порошок. Минхек любил слишком сильно для нормы, погружался в чертов омут чувств с головой, даже не выныривая оттуда, как самый настоящий самоубийца. Он нашел свой лес Аокигахара в одном человеке, даже не подозревая, что от своей любви уничтожает не только себя, но и его. И есть ли этому парадоксу внутри Минхека объяснение? Нет. Потому что он и сам не может дать всему этому хаосу в его сердце хоть какое-то здравое умозаключение. Никто не может, никто разгадать не пытается, ибо "кроме себя самого тебе никто не поможет". Но оно так и есть. Ему пора расставить бардак в голове по полочкам, понять что к чему, зачем и как все это до сих пор вызывает в сердце былую нежность, трепетность и осторожность к одному единственному человеку, которому, увы, уже наплевать. Хенвону наплевать на Минхека. Не то чтобы совсем все равно, но отчасти оно так и есть. И Минхека это не должно ранить, ему тоже должно быть все равно, но нет. Внутри что-то неприятно жжет, хотя сам Минхек думал, что внутри совсем ничего не осталось, разрушилось и исчезло вместе с тем, как он решился навсегда убежать от Хена. И если бы все так было просто: убежал и стер из памяти все, как новенький после ходил бы и ни о чем не жалел. Только в реальной жизни так не бывает. Наяву же в голове все крутится, как заезженная пластинка, которая должна была уже стереться и испортиться от того, сколько раз ее прокручивали в голове. Минхек бы и рад выкинуть все, разбить, растоптать и скормить с потрохами кому-нибудь голодному до трепещущих чувств, только вот некуда, нечем и некому. Минхек не то чтобы злопамятный и обидчивый, но перед глазами уже маячат все обещания, которые были не сдержаны Хенвоном, и все извинения, которые, наверное, никогда уже Мин не услышит. Он не услышит просьбы о прощении за всю боль, которую он испытал, когда Хена не было рядом, когда он проводит время со своими друзьями, но не с Минхеком, ожидающим его 24/7. И тот уже думает, что, может, все это давило на него, что Минхек делал неправильно, когда говорил, что практически умирает от недостатка внимания и касаний, из-за нехватки которых уже внутри все сводит и с силой хватает за горло: злобно душит. Человек, адекватно воспринимающий любовь и не кидающий себя прямо в сердце огня, давно бы ушел, не стерпев такого отношения к себе. Но Минхек не такой. Он держится до последнего.***
- Я не люблю тебя. - шепчет Минхек, задыхаясь от боли и путаясь в ощущениях окончательно. - Мне жаль, Хенвон. - О, хорошо. Я не стану удерживать тебя, я не имею на это право. - бросает сквозь зубы Вон, потому что тому тоже больно. Вону тогда было вовсе не все равно.***
- Ты здесь. - Хенвон кладет руку минхекову на свое сердце. - Ты стал для меня настолько родным, что я принимаю тебя, как члена семьи. - Смотря в глаза шепчет Вон, а Минхек распадается на атомы. Ему мало этого касания, ему мало. Минхек страдает от того, что жадный до прикосновений, потому что их недостаток уже причиняет боль. Хенвон называет Минхека одержимым. Минхек в ужасе старается убежать от себя.***
И первый и второй нашли утешения от драматичной любви, которая разломала и раздавила обоих пополам: Минхек в Хосоке, Хенвон в ком-то другом. Чувства выбились под натиском чужих тел, взглядов и разговоров. Только Минхек до пиздеца упрямый и непослушный жутко, потому прибегает домой, рыдает во всю глотку, пока не разорвет. Потому что больно знать, что теперь человек не твой вовсе и все потому, что запутался в чувствах своих. Минхек не знает, что чувствует Хенвон, видя тоже самое, но накручивает себя, думая, что клал он на все это. Но нет, черт возьми, Хенвону не все равно. Минхек словно в клетке. Мечется из одного края в другой, потому что без Хенвона ему невозможно, не дышится так как раньше, не живется в целом. Хенвон был всем, от которого Мин так быстро убежал без оглядки, оставляя его в таких же оковах страданий. Только если Вон был сильный духом и не привык выставлять все эмоции напоказ, то Хек практически кричит и умоляет помочь всем своим видом. Он рыдает каждую ночь, уверяя себя, что сможет подняться и пережить все то, что случилось. Минхек обманывает себя, упрямо доказывая себе, что он сможет побороть боль и ломку от тех прикосновений, что когда-то ему не хватило. Но рядом Хосок целует в шею и прижимает к себе. Минхеку тошно. Противный голос в голове шепчет "шлюха" и это давит ужасно, по голове бьет так, что ноги подкашиваются и ты вот-вот упадешь. Тело кажется грязным и мерзким, а губы Хосока на губах Хека больно жгут. Он путается в восприятии действительности и путает имя "Хосок" на "Хенвон", мучительно сжимая в ладонях простыни под собой, потому что так неправильно. Так нельзя. Так совестно, господи. Минхек убегает и от Хосока, причиняя боль и себе и ему. Неосознанно ранит, а после смотрит на последствия и ненавидит себя, ругает и чуть ли не волосы рвет. Эти душевные метания и все муки внутри добивают совсем. Минхек теряется. Совсем. Теряется в памяти и устает лить слезы каждодневно. Ведь Минхека все еще удерживают те обрывки воспоминаний, так нежно согревающих от радости, которую испытал когда-то, и убивающих одновременно, от того, что они никогда больше не повторятся. И Минхек готов забыть все обиды и быть рядом пока еще есть время, пока никто не сможет разлучить и убить то прекрасное и неземное, что хранится в тайном уголке сердца. Минхек хотел бы вновь касаться пухлых и сухих губ кончиками пальцев, чувствуя каждую трещинку и огрубевшую сухую кожу на них. Он бы вновь хотел утыкаться в чужую шею, чувствовать ее запах и кончиком осторожно водить по изгибу, потому что в этом так много потрясающего, так много счастья приливало в голову от простого "Эй, щекотно, щеночек.~". Вновь бы хотелось задрать футболку до плеч и по глазам понять, что меток до дрожи в коленках хочется, чтобы пестрило в глазах от алых лепестков, рассыпанных по всему хрупкому телу. Хотелось снова утонуть в темных глазах, что блестели в тусклом свете луны и услышать глубокий голос, что-то там шепчущий о вечности, любимой книге и любви к молниям, грозам и ливню. Хочется вновь прокричать имя младшего, когда тот вновь будет выбивать из тела стоны. И все это доктора бы в голос назвали зависимостью, сколько бы Минхек не протестовал. Но оно так и есть. Минхек зависим. Минхеку должно было быть наплевать на все это, но ему не все равно. Минхеку не все равно, а Хенвону напротив - плевать. Теперь. На руинах нового не построишь. Минхек превращается в Кая. Минхек стерпит, переживет.