Уже прошло три года. Три чёртовых года после смерти друзей. Три года, которые приносили лишь боль и страдания. Три года, полные самых ужасных чувств, которые только могли бы быть.
Тихая гавань. На первый взгляд — прекрасное место, жить в котором — просто мечта. Но никто кроме её обитателей не знает, насколько это место ужасно. Не в том смысле, что здесь плохо. Это место каждый день нагоняет воспоминания о погибших друзьях, которых никогда уже не вернуть, ведь люди не восстают из мёртвых. Разве что, только в сказках. Но никак не наяву. Подобные мысли угнетали, убивали всех изнутри. Каждый вечер, проведённый около памятного камня, заставлял вспомнить все те ужасные моменты, которые пришлось пережить, чтобы создать из этого места «рай», о котором все так мечтали. Но рай без ангелов. Рай без тех, кто отдал свои жизни за то, чтобы остальные сумели дойти до сюда. Их имена звучали в голове каждого, словно молитва: «Чак, Алби, Уинстон, Ньют…» Все помнили о том, сколько эти люди сделали, чтобы остальные смогли благополучно жить дальше, откинув все печали и заботы. Но лучше всех об этом помнил Томас. Он помнил всех. Он помнил Терезу и Ньюта, которые, ценой собственной жизни, уберегли его. Они не дали ему умереть. Но умерли сами. Сердечная боль уже третий год раздирала Томаса изнутри, не давая ему нормально спать, нормально есть, нормально работать. Не давая ему нормально жить. Томас прекрасно знал, что Ньют не хотел бы того, чтобы его лучший друг Томми убивался, зная, что не смог его спасти. Ньют не хотел бы, чтобы Томми, как и обычно, винил себя во всех грехах, даже если он и имеет к этому хоть малейшее отношение. Ньют не любил этого. Не любил заставлять других нервничать. Не любил никого разочаровывать. Но судьба распорядилась так, что больше этот мальчик с прозвищем «Клей» никого не порадует. Она лишила всех хорошего знакомого, друга, а для кого-то даже члена семьи. Никто не мог забыть Ньюта, хоть каждый знал — чудес не бывает. Все знали: они больше никогда не смогут увидеть его. Живым. Здоровым. Да, в общем, каждый был бы счастлив увидеть Ньюта любым. Даже окончательно разбитым, но тем, кто в любом случае будет рядом.Года шли… Нет, ползли. С каждой минутой бывшим глэйдерам становилось всё легче вспоминать о погибших друзьях. Всем, кроме постоянно винящего себя во всём Томаса.
Девятнадцатый день рождения Томаса, а он снова проводит этот день на берегу, около камня. Камня, заставляющего вспоминать самые тяжёлые моменты из его жизни. Уже свой третий день рождения подряд парень проводит именно тут, думая лишь о тех, кто погиб ради него, кто выручил его. Думая о Ньюте, которого он ценил больше всех, но которого он так и не смог уберечь от жуткой судьбы, что была ему предназначена. День не был наполнен красками. Он был таким же серым, таким же скучным, как и другие дни за эти три года. Самое ужасное, что только могло быть. Печаль с примесью скуки — не самый лучший коктейль. Как минимум для дня рождения. Всегда ведь кажется, что этот праздник — лучший в году. Но не для Томаса. Этот день был бы куда лучше, если бы рядом с ним были те, кого он так любил. Но их нет. Ни тут, ни в этом мире. Они исчезли, оставив после себя лишь воспоминания о них, как о героях. Героях нового «Глейда». Героях Тихой гавани. Рядом с Томасом появился тонкий женский силуэт, появившийся откуда-то из множества небольших домиков, которые были построены за эти годы. В одном из этих домиков как раз и собрались все нынешние друзья Томаса, которые хотели поздравить его с праздником, но Томас не хотел веселиться. Он не мог. -Хэй, Томас, может пойдём внутрь? Ребята очень хотят тебя поздравить, — еле слышно произнесла Бренда, присаживаясь на песок, рядом с Томасом, — Позволь им сказать тебе пару слов. Томас окинул девушку кратким взглядом, по которому она тут же могла всё понять. Взгляд, наполненный болью и мучениями. Взгляд человека, потерявшего самое дорогое в жизни. Теперь взгляд Томаса был именно таким. -Прости, Бренда, я не могу, — покачал головой Томас, опуская взгляд на жёлтый, словно бы солнечный, песок, греющий душу, — Не могу радоваться или праздновать. Пойми, я просто не могу, — вновь виновато покачал головой он, стараясь не смотреть на девушку, словно бы боясь увидеть укор с её стороны. Конечно, он знал, что Бренда не будет его судить, ведь ей тоже было отнюдь не легко, но чувство вины было сильнее, заставляло думать о самом худшем. -Томас, я понимаю. Я всё понимаю, — девушка приподняла уголки губ в грустной улыбке, — Он бы хотел, чтобы ты был счастлив, — голос Бренды заметно утих, словно бы она боялась это сказать, хотя, так оно и было. Это могло ранить Томаса, могло доставить ему боль, но ведь это правда. Ей не было смысла врать. Сейчас любой знал, что Ньют желал хорошего всем, особенно Томасу. Сжимая руки в кулаки, Томас поднялся с места и, не обращая внимания на то, что Бренда кричала ему что-то вслед, пошёл вдоль берега, просто смотря в никуда. Смотря вперёд пустым стеклянным взглядом. Бездушным. Холодным. Таким пустым, словно бы душа брюнета умерла без единого шанса на возрождение. Сейчас как никогда ему хотелось увидеть перед собой знакомый силуэт парня с блондинистыми волосами, который поддержит в любой момент, который не бросит. Хотелось увидеть того, кто своей улыбкой всегда сумеет указать верный путь. Того, чей взгляд вселяет в сердце надежду и веру в чудо. Чёртов вирус. Если бы только не Вспышка, всего этого бы не было. Если бы не было Вспышки, Ньют бы не заразился. Если бы не было Вспышки, П.О.Р.О.К. бы не существовал. Но если бы не было этой Вспышки, Томас и Ньют вряд ли когда-нибудь встретились. Видимо, судьба распорядилась так, чтобы Томас и Ньют не могли быть вместе. Томас проклинал чёртову судьбу, что забрала у него самое дорогое, каждую ночь. Он не желал смириться. Погода чертовски хорошая, но даже при ярком солнце душа Томаса продолжала болеть. Брюнет продолжал медленно угасать, как тлеющий фитиль, что отчаянно пытается поддерживать огонь, но всё тщетно. Каждая мысль, каждое слово отдавались жуткой болью в сердце, словно бы оно вот-вот разорвётся на куски. А причина этому была одна — сожаление. Чувство вины угнетало. Беспокойство мешало сосредоточиться на действительно существующих людях. На друзьях, которые сейчас сидят и ждут, пока в комнату войдёт Томас. Но Томас никогда не войдёт. Брюнет никогда не переступит через всю ту боль, принесённую ему чувством вины. Казалось, счастье было так близко. Оставалось лишь протянуть руку и покрепче ухватиться, но в последний момент всё пошло ко дну. Томас прекрасно понимал — надо жить тем, что есть у него сейчас, но он не мог забыть, а память не позволяла ему смириться с произошедшим и оставить всё позади. Единственное решение — забыть, но Томас не хотел забывать. Он помнил о том, что писал ему Ньют в своём последнем письме: «Просто помни: я не боюсь, Томми. Смерти, по крайней мере. Страшно забывать.» И когда мысли о том, чтобы повернуться и пойти назад уже почти возобладали над горем, Томас не смог этого сделать. Не смог, откинув всё, пойти веселиться с другими. Не мог, потому что знал, что там не будет тех, кто были ему так дороги. Не будет Ньюта, который с широкой улыбкой вручит парню подарок, поздравит и скажет всего четыре слова, которые вселят в сердце Томаса счастье и уверенность: «С днём рождения, друг!» Какое ужасное ощущение, понимать, что всего того, что ты когда-то любил, уже не вернуть. Всего того, что было дорого, больше не будет. Рядом не будет тех, кто всегда поддерживал. Лишь осадок на душе и тень, следующая за тобою по пятам. Лишь безысходность, пожирающая твою душу изнутри. Лишь отчаяние, побороть которое невозможно. Внезапно, чья-то рука легла на плечо Томаса, но тот не повернулся, думая, что это Бренда вновь хочет уговорить его пойти к остальным. -Прошу, оставь меня в покое! Дай мне побыть одному! Я не хочу никого видеть, — довольно твёрдо проговорил парень, скидывая с плеча руку, но именно в тот момент он понял, что рука была отнюдь не девичьей. Но чья же она тогда? Неужели кто-то из лагеря решил догнать Томаса? Нет, никто бы этого не сделал, зная, в каком он сейчас состоянии. Депрессия. Апатия. Уныние. Никто бы не рискнул потревожить парня лишний раз. Томас не желал даже оборачиваться назад, чтобы проверить, кто же всё-таки пришёл за ним. Он не хотел знать. Брюнет не хотел видеть совершенно никого: ни Галли, ни Бренду, ни Минхо. Никто из них не заменит ему той улыбки, которую он любил больше собственной жизни. Никто не заменит того солнечного мальчика, что освещал Томасу путь, не позволяя ему сдаться даже в самой безвыходной ситуации. -С днём рождения, друг, — послышалось из-за спины парня те слова, которые он так хотел услышать последние три года. Голос был такой знакомый, такой родной, что Томас, не удержавшись, обернулся. Он не верил своим глазам. Прямо перед ним сейчас стоял тот, кого Том три года считал мёртвым. Но как? Люди же не восстают из мёртвых, не так ли? Они не могут умереть, а затем вдруг встать и пойти дальше. Разве что в сказках, которые не могут стать реальностью. -Это ведь не можешь быть ты, да? — с лёгким разочарованием в голосе проговорил Томас, надеясь, что это всё наяву и перед ним сейчас действительно стоит тот парнишка, которого в своё время прозвали «Клей». Это всего лишь сон. Томас уверен: это — всего-навсего плод его воображения, просто часть его мыслей, что безнадёжно пытается отвлечь брюнета от разочарований, создавая для него подобные видения. Кажется, даже если он еле-еле прикоснётся к стоящему перед ним блондину, то тот тут же разобьётся, раствориться в воздухе, словно бы утренний туман. -Томас, это я! Ньют! Неужели ты не веришь, что я вернулся к тебе? Если Галли смог выжить, то и я могу, — парень вопросительно вскинул бровь, заглядывая в глаза лучшего друга, который просто стоял, словно бы в оцепенении. Томас буквально замер на месте, вовсе не двигаясь. Словно бы в один момент брюнет совершенно перестал подавать признаки жизни, превращаясь в холодный камень. Но взгляд этой «статуи» продолжал быть столь живым и чувственным, что при одном столкновении с ним можно было обжечься всей той болью и всей той радостью, что сейчас смешались в Томасе, не давая ему осознать то, что происходит. Глаза начали невольно наливаться слезами, которые начинали медленно стекать по щекам парня, оставляя за собой горячие влажные дорожки. Сердце в груди сжималось так, что создавалось впечатление, что оно вот-вот разорвётся от жуткой боли. -Чёрт возьми, Ньют, я ждал тебя три года! Три года! Ты хоть понимаешь, как я страдал? — кричал Томас, постепенно приходя в себя и хватая друга за ворот его старой кожаной куртки. Он был зол на Ньюта за то, что тот даже не дал Тому реальную надежду на то, что вернётся. Но вместе с этим Томас был счастлив настолько, что всю его радость нельзя было передать никакими словами, существующими в мире. Брюнет продолжал не верить своим глазам, но он касался Ньюта: он осознавал, что парнишка, стоящий перед ним, вполне реален, а не лишь часть его фантазии. -Я знаю, Томми, но я тут, с тобой, — спокойно ответил Ньют, поднимая уголки губ в еле заметной улыбке, — И я тоже рад тебя видеть, — парень подался вперёд, обнимая старого друга и вспоминая, как перед «смертью» чёрная кровь стекала по его рукам ручьями, но даже несмотря на это ему удалось вернуться, хоть и спустя три долгих года. -Ньют, где ты, чёрт возьми, шатался всё это время? — улыбка также появилась и на губах Томаса. Он был счастлив. Неимоверно рад. Казалось.бы, не существовало в этом мире более счастливого человека, чем Томас. Брюнет вновь обрёл то, что так боялся утратить, но всё же сумел потерять. Вселенная словно бы дала парню второй шанс, позволяя ему начать всё сначала, только уже не там, где такие, как Томас, всегда были мишенью, а в новом мире — в их счастливом уголке. -Это уже не важно, Томми. Главное — я тут, — Ньют слегка похлопал товарища по плечу, подбадривая того и давая понять, что новая жизнь только начинается, — У всех нас есть шанс на вторую жизнь, Томми. -Я ждал тебя, Ньют. Всегда ждал. И буду ждать, если понадобится.