Я не хотел убивать тебя

— Если убьёшь меня сейчас, то воздуха хватит ещё часа на полтора,— тихо сказал капитан, отводя взгляд к узкой щели, связывающей их со внешним миром. — Это не выход, — Эрвин сидел рядом, подобрав ноги к себе поближе, чтобы Аккерману досталось чуть больше места. — Допустим, ты умрёшь. Что может поменяться за полтора часа? — Не прикидывайся идиотом. Этого времени будет вполне достаточно, чтобы парни из отряда нашли тебя. — Леви взял небольшую паузу. — И вообще, кому я это объясняю? Готов спорить, что ты уже давно крутишь эту мысль в голове. Леви не ошибся. Эрвин думал об этом довольно долго, но упорно не признавал тот факт, что этот вариант является единственным. Командор прокручивал в голове различные решения, которые помогут избежать чьей-либо смерти. А ведь сегодня они должны были ужинать вместе. Но у жизни другие планы, и теперь они застряли под обломками двухэтажного дома, ограниченные в кислороде. Аккерману придавило ногу так, что даже Эрвин ничего не смог сделать. Здесь было душно и пыльно, а свежий воздух еле-еле просачивался сквозь единственную крошечную щель. — Я не хочу убивать тебя, Леви. — Частично командор уже смирился с неизбежным. — Слабак, — недовольно хмыкнул капитан и потянулся за револьвером, который Смит подарил ему всего пару месяцев назад. — Сам справлюсь. Аккерман уже проверил заряд и прикинул, куда лучше выстрелить, чтобы и умереть быстро, и не забрызгать тесное помещение кровью. Эрвин перехватил его руку и аккуратно забрал оружие. Леви не стал сопротивляться, потому что понял, что командор принял правильное решение. — Могу я воспользоваться правом на последнее желание? — не дожидаясь ответа, капитан пододвинулся к Смиту и потянулся к его губам. Душа ушла куда-то вниз, когда командор положил тёплую ладонь на плечо парня. При первом прикосновении Эрвин немного напрягся. Леви поцеловал его коротко и грубо, будто не в последний раз, а так, между делом. Сердце дрогнуло, и Смит отстранился, ненадолго задержав взгляд на мокрых глазницах капитана. Поборов слёзы, он положил большую ладонь на затылок Аккермана. Теперь целовал Эрвин, и его поцелуй действительно был похож на прощание. В последние минуты он хотел навсегда сохранить в себе частичку парня, поэтому никак не мог оторваться. Он целовал нежно и как-то непривычно. Леви закрыл глаза и на секунду представил место, где было абсолютно безопасно, где не нужно было бороться за свою жизнь, где всегда царила чистота. Он представил идеальное место, где хотел бы провести оставшуюся жизнь. И туда хотел бы привести Эрвина, чтобы обезопасить и его, показать спокойную жизнь, подарить счастье. А потом он открыл глаза и оказался под горой досок, кирпичей и какой-то мебели. — Заканчивай, Эрвин. — еле слышно и печально посоветовал капитан, немного подумал, а потом слегка улыбнулся и добавил. — Ради этого стоило умереть. — Тогда исчезни, моя прелесть. — голос командора дрогнул, и раздался выстрел, на секунду его оглушивший. Тугие мышцы Леви наконец полностью расслабились, и голова тихо упала на колени Эрвина. На тёмные волосы капнула единственная слеза командора, содержащая вину, сожаление, боль, горечь, печаль и любовь. Больше Смит никогда не плакал. ------------------------------------ Запах сирени смешался с дождём. Крупные капли летели с неба и разбивались о лицо командора, разбиваясь на более мелкие. Молочная рубашка успела намокнуть и в некоторых местах прилипала к телу. Волосы Смита были немного растрёпанными, а глаза сонными. Эрвин не смотрел никуда. Просто уставился перед собой, слегка размывая тусклую картину. Но видел он всё. Видел, как весенний ветер легко качает ветки сирени, как сонная Ханджи плетётся куда-то, прикрывшись от дождя отчётами, которые она должна сдать до вечера. Он видел, как под дождевыми облаками пролетает стая птиц, свободная от всяческих обязательств. Смит снова глубоко вздыхает, принимая запах сырой земли и деревьев, которые пахнут по-особенному во время дождя. Надев куртку поверх насквозь сырой рубашки, он вышел за территорию разведывательного корпуса и отправился через поле, усеянное полевыми цветами. Эрвин шёл к кладбищу, где никого не хоронили уже очень давно. Медленно идя по сырой траве, он вглядывался в каждый встречный цветок, ища в нём что-то особенное. И, встречая такой цветок, он бережно прерывал его жизнь, забирая с собой. Постепенно набрался букет из полевых маков, ромашек, ландышей, васильков, колокольчиков и тюльпанов. Ароматы цветов смешались и окружили Смита уникальным запахом мёртвых, но ещё дышащих цветов. Зайдя на заросшую территорию погибших солдат, Эрвин остановился у безымянной могилы. Только командор знал, что в этом месте покоится Леви. Это он похоронил его здесь. В тайне ото всех. Смит наклонился и аккуратно положил цветы у плиты, стараясь не повредить лепестков. Люди приносят мёртвые цветы на могилы к умершим людям. Они кладут обречённые на смерть растения у холодных могильных плит. Полевые цветы приносят очень редко. Их практически невозможно встретить в таком мрачном месте. Они по-детски чисты и невинны. Чаще всего на могилах гибнут гвоздики, при воспоминании о которых в нос ударяет резкий запах этих цветов, розы, чей вид удивляет своей откровенностью и пошлостью. Тёплым дождём прибивает нежные лепестки к земле, и на мёртвых бутонах появляется грязь. А зачем умершим людям цветы? Думаю, этим жестом один человек показывает другому, что тот его не забыл. Что он помнит, какие цветы нравились этому человеку при жизни. Что ему не наплевать, даже спустя годы. Люди приносят мёртвые цветы на могилы к умершим людям, чтобы в очередной раз показать свою любовь к тому, что стало ничем. Эрвин сел сбоку от могилы и прислонился спиной к плите. Он провёл грубой ладонью по сырым волосам, убирая их со лба. — Мы хотели быть небом, — тихо начал он, убедившись, что его никто не слышит. — Слепо верили в мечту, стремились к ней, сбивая всё на своём пути. Мы хотели жить в раю, но отказывались принимать тот факт, что двери рая закрыты для нас. Каждый солдат лелеял мечту о светлом будущем, пусть даже неосознанно. Но сейчас стало понятно, что далеко не всем мечтам суждено сбыться. Они почти не сбываются. Поэтому до сих пор умирают сотни солдат, сотни матерей проливают свои слёзы напрасно. Всё напрасно. Двери рая закрыты для человечества. Но мне нравится думать, что ты сейчас в месте, где небо всегда голубое, а воздух всегда свежий. Мне нравится думать, что ты забыл запах крови, что больше не слышишь голоса умирающих людей, что тебе не приходится ограничивать себя в еде, и что ты спишь спокойно, чувствуя себя в безопасности. Мне ничего из этого недоступно, но мне нравится думать, что ты счастлив. Только помни обо мне. Смит закрывает глаза и погружается в темноту. Он приоткрывает дверь в библиотеку забытых воспоминаний. Она состоит из мелочей, которые, на первый взгляд, не имеют никакого смысла. Эрвин касается пыльной полки, и в голове всплывает один из тёплых осенних дней, который ничем не отличается от остальных. Он видит, как с дерева падает пожелтевший лист и, только коснувшись земли, превращается в маленькую птичку и улетает в небо. Да, иногда воспоминания могут быть немного искажены. Эрвин проходит чуть дальше и касается другой полки. Тут же до него доносится нежное пение матери, которое он не слышал уже несколько десятков лет. Это пение вызывает в нём сладкую печаль, поэтому он убирает руку и идёт к самой дальней полке. Она меньше всех остальных заросла пылью. Полка выглядела так, будто её касались каждый день. Смит настороженно кладёт на неё ладонь и чувствует прикосновение к жёстким волосам капитана. Сразу становится ясно, почему полка совсем не выглядит заброшенной. К этим воспоминаниям Эрвин возвращается очень часто. Он проводит рукой чуть дальше и слышит родное «придурок». Голос, который звучит лучше любой мелодии, который доводит до мурашек. Голос, который принадлежит Леви. Смит вспоминает, как сердился капитан, когда тот насыпал в его чай слишком много сахара. Он сделал это специально, чтобы ненадолго отвлечь Леви. Он вспоминает, как они добрую половину ночи сидели за какими-то отчётами. Аккерман тогда помог Эрвину. Если бы не он, командор сидел бы целую ночь. Как только Смит решает простоять у этой полки вечность, его возвращает к реальности пронзительный крик какой-то птицы. Эрвин поднимается на ноги, но потом опускается на одно колени перед могилой капитана. Он кладёт руку на холодную плиту и бережно проводит пальцами по поверхности. Смит будто ждёт, что сейчас Аккерман возьмёт его за руку в ответ. А Леви был бы рад встать и провести ладонью по печальному лицу Эрвина, вот только… двери гроба не открываются изнутри.