***
— Тсуна, мальчик мой, ну же, просыпайся, — Нана со слезами на глазах сидела на краю кровати и гладила руку Тсунаёши. Прошло уже три месяца с тех пор. Женщина окончательно встала на ноги, и её выписали из больницы. Вот только ей до последнего не говорили, что случилось с сыном, и сейчас, сидя на его кровати, она понимает, что нет хуже такой неопределенности. — Я верю в тебя, ты поправишься… — К сожалению, у него мало шансов на поправку, — сухо отозвался доктор, протирая свои очки. Он, конечно, понимал, каково сейчас приходиться женщине, пытающейся обуздать свои чувства, но утешительных прогнозов он не давал. — Если в ближайший месяц он не выйдет из комы, то будет целесообразно отключить приборы, как бы прискорбно это не звучало. — Нет, вы лжете, Тсу-кун поправится, он не может умереть после всего того, что он пережил. Тсунаёши, пожалуйста, иди на мой голос, — и снова слёзы. Возле него Нана всегда не могла сдерживать их. Но материнское сердце чувствовало, что он жив, что сын снова сможет открыть глаза и позвать её своим очаровательным голосом, что это ещё не конец, как утверждали многие. — Он сможет, просто дайте ему время… Тсу-кун, прошу, очнись, скажи, что ты здесь, с нами… — Прошу прощения, но на сегодня прием пациентов уже окончен. Приходите, пожалуйста, завтра. Хотя, зная ваше положение, вам и самой нужен отдых, не перенапрягайте своё сердце, — доктор устало потер шею и уставился на мать, которая всё никак не могла смириться с мыслью о том, что, возможно, скоро совсем не станет её сына. Савада вытерла слёзы и встала с постели, смотря на своего сына. У женщины появилось ощущение, что хоть он и в коме, но он счастлив. Счастлив, что не чувствует боли, страдания, что хоть где-то он свободен от всего. Но каково же им, тем, кто так долго ждут его пробуждения. Сколько всего нового она готова рассказать ему, ведь столько всего произошло, пока он так сладко спал.***
Да уж, день явно не заладился, тем более, когда с утра будят и требуют, чтобы ты шел в больницу, чтобы наконец навестить свою мать. Нет, я всё понимаю, но что я скажу ей, да и смогу ли вообще что-нибудь сказать. В последние дни Мор как-то не очень одобрительно смотрим в мою сторону, да и в сторону Реборна тоже. С чего это вдруг этот мужик поселился у нас как ни в чем не бывало, как будто так и надо? Не готовит, не убирает, мной пока тоже не занимается, словно коршун следит за всеми моими действиями. Такое ощущение, что он чертов псих. Из гостиной послышался голос отца, неужели он так быстро собрался? Быть такого не может, но каково же было моё удивление, когда я спустился в один труселях, а они там с этим репетитором были уже при полном параде. Казалось, что даже Мор тогда недобро смеялся. Быстро уйдя в свою комнату и найдя чистые джинсы и рубашку, впервые за долгое время снова заговорил с ним: — Как ты думаешь, что им надо? Нет, не отцу с Реборном, а вот именно тому мужику. Не спроста же он здесь появился? — пока я одевался, краем глаза заметил, что Мор постоянно куда-то пялился в одну точку. Но почему тогда я ничего не вижу? Так не бывает или мой друг просто решил попугать? Давно я не слышал его голоса, но если слышал, то мурашки пробегали по всему телу, и я застывал на месте как вкопанный. Друг хотел что-то сказать, но тут внезапно предательски скрипнула дверь, на которую инстинктивно все оборачивают голову. — Р-Реборн?! Я же сказал, что иду, незачем меня торопить. То, как посмотрел на меня этот отмороженный на всю голову мужик я не забуду никогда. Таким взглядом обычно одаривают свою жертву перед тем, как нанести ей свой последний удар, чтобы посмотреть, как она будет корежиться в мучениях и погибать. Теперь я, кажется, начал понимать, почему Мор недолюбливал этого Реборна. Он много знал, слишком много. Может, он тоже видел его? Хоть мама и запрещала мне всегда говорить о нём, но отец как-то раз спросил, как тот выглядел, и я ответил. Ответил с самым честным для ребенка видом, ничего не тая. Для меня Мор был моим ровесником, только слишком худым и бледным, словно постоянно болел; из-за того, что тот умел очень умело прятаться, никто из взрослых его не видел. Почему-то мне не особо верили и всё списывали на детские фантазии и буйное воображение, но ведь это не так, осталось лишь им всем это доказать.***
— Лир! Лир, ты меня слышишь? Тсунаёши-сан, помогите ей, пожалуйста, — маленькая девочка плакала и пыталась растормошить подростка, которому судя по всему стало плохо. — Я постараюсь, но… — Савада откашлялся, затем посмотрел на свою ровесницу, а после перевел взгляд на малышку. — Но ей нужна помощь врача, ты же знаешь. Максимум, я могу постараться держать её в сознании, пока не подоспеют врачи. Её жизнь в их руках. — Но они не хотят, и ты это прекрасно знаешь. Ведь моя сестра для них словно подопытная крыса, которую подсадили на наркотики, — голубоглазый ребенок постарался сдерживать свои эмоции, но давалось ей это с трудом. Она не хотела, чтобы пришли врачи, она винила их. Во всём, что случилось с ними. — Тсунаёши-сан… Дайте ей хотя бы умереть спокойно… «Бедная Суо, даже мне гораздо больше посчастливилось, нежели этим сестрам. Мне даже не хочется смотреть на Лир, хоть мы и были лучшими друзьями». Сейчас у Савады были очень смешанные мысли и чувства, он понимал, что плохо бросать друга в беде, но ведь ей уже не помочь. Врачи могли спасти её, но захотела бы этого сама девушка? За два года из веселой и полненькой хохотушки её превратили в нечто замкнутое и очень худое, да так, что даже младшая сестра смогла носить Лир на своих руках. Парень начал медленно оседать на пол схватившись руками за голову, которая в тот момент очень сильно раскалывалась. Он понимал, что если врачи узнают, что девушка погибла не дождавшись окончания эксперимента, то это очень и очень плохо. Но их радовало одно — сестры были сиротами. Они не могли никому пожаловаться, их тела после смерти никому не будут нужны, словно сестер никогда и не было. Тела пойдут и дальше для исследований. В голове Савады сразу вспыхнула первая встреча его и этих двух сестричек. Было самое обычное лето, Тсунаёши не могли забрать домой из-за сильных ветров и дождей, которые должны были начаться на следующей неделе, казалось, что здесь в больнице он будет в безопасности. В один из дней и принесли девчонок, они были изранены, в кровоподтеках и синяках. Как позже узнало отделение — семья, в которой проживали дети, погибла. Не успели добежать до укрытия, когда в очередной раз сильный порыв ветра снес большое дерево. Потихоньку дети приходили в себя, вот только им не говорили самого главное — о родителях. Казалось, что пока что заботливые врачи не хотят травмировать психику и без того пострадавшую. Тсунаёши как обычно увязался за врачами, которые делали обход, когда они зашли в ту палату, малышка злобно посмотрела на него, а толстушка засмеялась и постаралась помахать рукой. — Не каждый раз тебя встретишь, Суо говорила мне, что ты приходил уже не раз, когда я была ещё в коме, — девушка смогла заговорить с ним только тогда, когда ушли врачи. — Мне интересно, а почему ты здесь? Расскажешь, а то мне ужасно любопытно? — Лир, — прервала её младшая, всё ещё неодобрительно смотря на парня. Кажется, она была смышленее, чем старшая сестра. — Вот именно поэтому мы и очутились здесь. Из-за твоей любопытности и длинного языка. — Ну же, сестренка, не сердись, — постаралась как-то улыбнуться Лир, но так и не смогла, лицо всё ещё болело. А затем снова перевела взгляд на Тсунаёши. — Не пугайся, она всегда такая, умная. Мной не часто занимались родители, потому что… Это не важно, не хочу. Как ты понял я Лир, а та малышка — это Суо. — Тсунаёши Савада, — брюнет даже как-то и сам не понял, почему он представился столь официально. Ну что ж, начало общению уже было положено. Позже Савада узнал, что Лир была приемной дочерью в своей семье. Хохотушка и заводила, хоть в учебе была не самой отличницей. А вот Суо… Суо с детства не знала, что такое отдых и развлечения, родители хотели из неё сделать умную и деловую леди, в жизни которой нет веселья. Они словно были двумя противоположностями, но каждая любила другую, заботилась. Лир пыталась сделать жизнь своей младшей сестры хоть чуточку веселее, но не могла, родители быстро пресекали всё это. Только в больнице Суо поняла, что есть игры, есть отдых, что никуда не надо, что не надо быть лучше всех во всем. Но потом случилась беда. Кто-то из санитаров дал попробовать старшей сестре странный наркотик, как позже оказалось, врачи специально это сделали, чтобы посмотреть, как тот будет влиять на организм человека. Лир призналась слишком поздно, очень поздно.***
После смерти своей старшей сестры Суо пыталась свести счеты с жизнью, но её вовремя наши и успели спасти. Конечно, для всех это было большим шоком, каждый понимал, как сейчас приходиться малышке, но помочь ей не спешили. А ещё через некоторое время и Тсунаёши впал в кому, это было очередным ударом для десятилетней девочки. Она тайком проникала в палату Савады и пыталась хоть как-то помочь. — Савада… Ты не мог… — сорвалось с губ малышки, а её глаза забегали в поисках чего-то. Она не верила, не верила, что парень мог впасть в кому, кто-то поспособствовал этому. И малышка была права, парень не по своей воли попал в западню. Нет, конечно, была самая маленькая вероятность того, что он сам. Вот только в это не очень-то и верилось, особенно после пробежавшего слуха. Слуха о том, что здесь явно что-то подмешивают в лекарства, хоть он и ходил очень давно, вот только сейчас люди стали активнее впадать в коматозное состояние. Как же спасти Тсунаёши? Ведь определенно надо было что-то делать, пока не стало слишком поздно.