***
На следующий день приехали родители. Они ничего мне не рассказали, только повторили, что похороны будут в среду. Вечером папа увёз меня с Оксаной обратно в город, блондинку мы сразу же довезли до её дома, мы с ней сдержанно попрощались, обнялись, как обычные подруги, только вот папа не увидел, как Оксана подарила мне влажный поцелуй в шею, а потом в висок. -Я люблю тебя, -Шепнула она мне на ухо и я улыбнулась, -Ну всё, иди. Завтра увидимся в училище. Я кивнула и села в машину, смотря в синие глаза, пока мы не уехали достаточно далеко. -Хорошо, что у тебя есть такая подруга. Надеюсь, что она будет с тобой рядом всегда. Особенно в эти наступившие тяжёлые времена. -Смотря на дорогу, сказал папа, слегка улыбаясь. -Я тоже надеюсь. Надейся на лучшее - готовься к худшему. Тогда я не понимала эту фразу, но потом, спустя некоторое время я осознала это сполна, благодаря синеглазой дьяволице.***
День похорон. В посёлок я приехала вместе с мамой и сводным братом, папа ждал нас уже там, потому что он уехал туда ещё во вторник вечером. Мы выехали в семь утра, поэтому с занятий я была отпрошена. В дороге мы молчали, потому что мы никогда не умели с мамой разговаривать с сыном отчима. Все два часа поездки были давящими. Приехав же туда, папа встречал нас на морозной улице, дома ему не сиделось, потому что там было уже и так много народа. Знакомые бабушки, родственники, просто соседи по подъезду, в общем, пришли те, кто захотел это сделать. Мы всё же поднялись в квартиру, она очень маленькая, несмотря на то, что и двухкомнатная. Везде ходили какие-то люди, дед сидел на диване в зале и смотрел в стену. Он мало говорил, потому что год назад пережил инсульт, если он и хотел говорить, то просто не мог связать слова в предложение. Он начинал злиться, когда его никто не понимал, начинал кричать, махать руками, а потом снова смолкал, бубня себе под нос, понятные только ему. Тело должны были привезти из морга в девять утра, но катафалк опаздывал, так как не мог найти дорогу до дома. Состояние у меня была нейтральное, я толком ещё ничего не поняла, опять же. Но потом все засуетились, папа всё это время стоял на маленькой кухоньке, которая кое-как вмещала в себя пятерых людей, он сказал, что приехали. И тогда мне стало страшно. Я, семнадцатилетняя девочка, которая выше своей мамы на целую голову, вцепилась в материнскую руку, смотря большими глазищами на неё, ища поддержки. -Я буду рядом, Алиса. -Кивнула она и сжала в ответ мою руку. Люди редели, они обувались и выходили на улицу. Гроб не будут затаскивать в квартиру, прощание будет прямо около подъезда. Посёлок был очень маленький, все друг друга знали, дом, в котором жила бабушка был двухэтажным, на четыре подъезда и квартир по пять в одном подъезде. Тут просто все всё друг о друге знали. Мы с мамой вышли почти самыми последними. Хоть я и обулась раньше неё, я не хотела выходить одна. Дождавшись, пока она соберётся, мы вышли в подъезд. Пройдя первый, а значит предпоследний лестничный пролёт, мы услышали плач. Нет, не плачь, стоит описать это как рёв. Самое настоящее завывание. Вой от нестерпимой боли утраты. Я посмотрела на маму, она на меня. Страх усилился так же, как и этот звук. Мы прошли последнюю лестницу, перед нами была открытая подъездная дверь, через проём которой было видно людей. Я глубоко вздохнула и сделала шаг вслед за матерью. Слёзы скопились в моих глазах буквально моментально, как я сделала шаг за дверь. Стоял гроб на двух табуретах, с одной стороны стояло ещё два стула, на одном из них сидел дед, а на втором его сестра. Это выл дед. Он трогал лицо бабушки, по его лицу текли слёзы. Смотря на эту картину, слёзы, застывшие в моих глазах начали скатываться по моим щекам. Я посмотрела на рядом стоящую маму, она тоже плакала. За спиной деда стоял папа, он закатывал глаза, задирал вверх голову, но не плакал. Женя - его сын, тоже просто стоял и смотрел. Плакали единицы. -На кого же ты нас оставила!? -Хриплым, старческим голосом, выкрикнула сестра деда. Она сжала холодные руки бабушки, которая покоились на её груди. Дедовский вой прекратился, даже слёз не было, он просто смотрел на лицо его когда-то живой жены, с которой он прожил в браке шестьдесят три года и гладил её по голове. Для меня же это была не бабушка. Я понимала, что это она лежит в гробу. Сделай шаг и будешь стоять вплотную к зелёному бархату гроба. Но её лицо...оно было другим, изменившимся. Оно раздулось. Да ещё и этот платок на голове, который был плотно завязан под нижней челюстью. Его так сильно перетянули, что это выглядело ужасно. Ну это же похороны, разве тут само по себе не ужасно? Я успокоилась, мама тоже, все просто стояли и смотрели - прощались. Но когда мула (у русских это как священник), да, сторона отчима были татарами, сказал, что всё, пора окончательно прощаться и закрывать крышку... Все начали подходить к гробу, как-то гладить бабушку. Кто по ноге провёл, кто по руке. -Подойди к ней и попроси за всё прощение, Алиса. -Прошептала мне мама. Я ужаснулась. Я не хотела этого. Нет. Из глаз снова полились слёзы. Мама подошла к гробу и, с подрагивающей нижней губой, попросила за всё прощение. А я не могла. Я понимала, что просто не могу сделать единственный шаг и сказать два слова. Я не могла! Я не помнила от чего, но я начала рыдать. Не беззвучно, как раз таки наоборот. Единственная, кто теперь там стоял и выл - была я. Крышку гроба начали закрывать, из-за чего я завыла ещё громче. Мама прижала меня к себе, а я уткнулась ей в плечо, отвернувшись от гроба и людей в другую сторону, совсем как ребёнок и продолжала рыдать. Ведь я не люблю плакать, особенно на людях. Я пыталась утихомирить себя, но, опять же, не могла. Когда я уже начала заикаться, мама шепнула мне на ухо: -Алиса, успокаивайся давай. -Я слышала, что она тоже плакала, она тоже чуть-чуть заикалась, голос так же дрожал, но она не рыдала. Собравшись, я успокоилась, слёзы перестали увлажнять мои щёки, но я по-прежнему заикалась. Вы ведь наверняка знаете, что, когда много ревёшь начинаешь икать? Отлипнув от матери, я выпрямилась, стёрла остатки слёз и шмыгнула носом. Гроб уже был закрыт, мула читал молитву. Когда с этим было покончено, гроб обратно затащили в катафалк и люди, которые хотели поехать на кладбище стали погружаться в заказанную маршрутку. -Садитесь в нашу машину, я сейчас открою её. -Рядом появился папа. Мы с мамой кивнули, молча пошли и так же молча сели в неё. -Успокоилась? -Спросила мама, протягивая мне бумажный платок. -Да. Сама не знаю, что со мной случилось. -Ох, Алиса, ну ты опять, -Мама вздохнула, -В который раз тебе говорю, плакать - это нормально. -Да, но не выть на всю улицу, мам. -Это тоже нормально... -Она запнулась, -Это боль. От моральной боли человек может плакать и страдать сильнее, чем от физической. Потому что тут ты осознаёшь, что человека больше не вернуть. -Даже папа не плакал, хотя это его родная мать лежит в гробу. -Я перевела взгляд с салфетки в мамины глаза. -Потому что он хотел казаться сильным, но это тоже не очень хорошо. Но дело его. Женщин к самой могиле не пустили. Туда пройти можно будет только после того, как тело окажется под землёй. Поэтому все женщины стояли и тихонько общались между собой. Я же ходила между могил, смотря на даты на надгробиях. Кто-то дожил до старости, а кто-то умер в возрасте десяти лет. Кем были эти люди? Как они прожили эту жизнь? От чего такие молодые оказались погребёнными? Успел ли этот светловолосый парень по-настоящему полюбить в свои девятнадцать, пока его не забрала костлявая смерть в свои руки? А кем была эта бабуля, что сейчас смотрела на меня с каменной плиты? Была ли у неё достойная старость? Были ли у неё дети? А внуки? Там были заброшенные, старые могилы, такие поросшие травой, припорошенные снегом, на них не было фотографий, только дата, чёрточка и снова дата. И вот эта чёрточка, одна маленькая чёрточка разделяла рождение и смерть. Чёрточка, а длиною в целую жизнь. На других могилах были большие, громоздкие, мраморные и гранитные плиты, на которых были выгравированы фотографии покойного в полный рост. Меня окликнула мама, сказала, что можно идти к бабушкиной могиле. Я поплелась следом за всеми, понуро опустив голову, думая о смерти. Нет, не о своей, а о близких. Я представила, что когда-то смерть заберёт и мою маму, брата, папу, меня, всю нашу большую семью! Я страшилась представить похороны своей мамы, хотя понимала, что, когда-то это всё рано произойдёт и никто меня об этом не спросит. Но представив жизнь без мамы...захотелось снова плакать, так горько. Но она ведь ещё жива! Вот же, идёт передо мной и переговаривается с какой-то женщиной! Зачем же я тогда представляю себе такую страшную картину? Я вмиг подлетела к ней и схватила за руку, сжимая. -Алиса, ты чего? -Мама удивлённо нахмурилась, смотря на меня, но не остановилась, поэтому я шла, держась за неё. Вернее, цепляясь. -Ничего. Просто я тебя люблю. -Дрогнувшим голосом, произнесла я, глядя в болотные, родные, материнские глаза. Она грустно улыбнулась, будто поняла, с чего вдруг я решила сказать ей эти слова прямо на кладбище. -И я люблю тебя. -Она сжала мою руку крепче. Всё так же дойдя рука об руку с мамой, мы встали у могилы бабушки. Дед снова плакал, я заплакала вместе с ним. Мы не рыдали, просто тихо оплакивали. Когда все решили возвращаться обратно, дед, в последний раз посмотрев на могилу, твёрдо сказал, что все услышали: -Я не доживу до её сорока дней, я в это время уже буду лежать рядом с ней, в соседней могиле. -Все переглянулись. -Пап, не говори глупостей. -Сказала тетя Рая, сестра отчима и повела его за локоть, уводя к дороге с машинами.***
После столовой мы приехали обратно к ним в квартиру, все разъехались, мы тоже уже собирались. И вот, когда мы уже встали, дед начал опять плакать. -Я же теперь один, -Снова чётко закричал он, подрываясь с дивана, -Она же меня одного оставила! Кому я теперь нужен? Почему она не забрала меня с собой?! Я один! -Слушая и смотря на это, у нас с мамой опять навернулись слёзы, я сдержала себя, чтобы снова не разрыдаться. -Пап, я же тебе говорю, поехали с нами, будешь жить у нас! Ты один тут не справишься. -Но дед лишь начал мотать головой. -Я и Рае не нужен! Она же пьёт постоянно! Когда мы с бабкой у них жили, они же каждый день там пили, это они свели её в могилу! Рая всегда этого хотела! Дед ещё до этого говорил, что никуда он не уедет из своей квартиры, что он лучше тут один помрёт, чем уедет из дома. Но мы понимали, что он правда не справится, после этого инсульта он даже не может чай себе заварить, всё бабушка делала, хоть ей и было восемьдесят шесть. Но и силком мы бы не стали его увозить. -Ладно, езжайте давайте. -Дед успокоился. -Ты уверен, что не хочешь с нами уехать? -Спросил ещё раз папа, на что дед лишь кивнул. Отчим обнял его, затем мама и потом я. Мы никогда не обнимались с ним, только с бабушкой, потому что он этого не любил, но сейчас он сам притягивал к себе. Мне кажется, что ты не думаешь так много о смерти, пока это не коснётся твоей семьи. Что до этого ты даже не думал, что жизнь коротка и ты не знаешь, как долго она продлится. Может вечером ты пойдёшь в душ, подскользнешься, упадёшь и больше не встанешь. А может быть ты будешь таким стариком, который объездил весь Мир с любовью всей своей жизни. Но мы не можем узнать, когда придёт наш последний вздох, последняя минута и последний взор на голубое небо. Мы не можем узнать, был это последний раз или нет, когда ты держал близкого человека за руку. А когда сказал "люблю", было ли оно последним или таких "люблю" будет ещё много? Мы не знаем.