Лекарство из крест-травы

Следующие несколько дней прошли гладко. Олег время от времени косился на безмолвный телефон, ожидая хоть какого-то сигнала, однако Картер Фауэлл – единственный, кто мог бы позвонить на этот номер – на связь не выходил. Волков не сказал бы, что его это угнетало. Хотелось бы покончить со всем как можно скорее, но он и сам не понимал, готов ли к тому, что еще ему уготовано в этой божественной трагикомедии. После того, как он в последний раз говорил с Мити, ничего мистического в его жизни не происходило. Ему даже сны перестали сниться: ни единого отголоска чертовщины, в которую его затянуло много лет назад. Пара недель в уединении без контакта с чем-то потусторонним – и Олег вполне мог бы решить, что его контузило где-то на Ближнем Востоке, а возвращение в Россию, нападение на тюрьму, спятивший Сережа, захват заложников, кровавая шахматная партия и вся эта шаманская чехарда просто примерещились ему в бреду. Время от времени заглядывал Иван, и от его визитов жизнь почему-то казалась еще более простой и нормальной. Они говорили о местных обычаях, о новостях небольшого городка, которых было не очень-то много, но не затрагивали прошлого, за что Олег был безмерно благодарен собеседнику. Нельзя сказать, чтобы они сдружились, но коротать вечера в компании было намного приятнее, чем в одиночку придумывать себе занятия в этой глуши. Ительмен, казалось, мог поддержать любую тему, но в душу не лез, лишнего не спрашивал и сам не рассказывал ничего такого, что сподвигло бы Волкова откровенничать о том, о чем ему даже думать не хотелось. Не хотелось – но приходилось. Когда Олег оставался наедине с собой, он вспоминал и прощание с богиней, и цель своего пребывания в Сибири, и то, как едва не погиб от руки лучшего друга, которого когда-то любил. Вспоминал он и о той любви: о желании касаться, быть рядом, поддерживать и оберегать. Ни с кем больше в его жизни сердце так не билось, ни от кого не было так волнительно уходить, пусть даже между ними не было ничего, кроме единственного поцелуя. Тем не менее, Волков ушел – и ушел бы даже без ханахаки: решение он принял раньше, чем узнал о фиалках в собственных легких. Это лишь стало дополнительной причиной. Если бы они оба не изменились, возможно, после воссоединения уже не отпустили бы друг друга. Но они не остались прежними, да и вряд ли это вообще было возможно. Олег понимал, что, как только история с Кутыхэем закончится – а им обоим повезет выжить, – жизнь придется начинать заново. Учиться жить друг без друга и по возможности без воспоминаний обо всем, что когда-то их связывало. Даже если этим чем-то была судьба. – Вот я и говорю: ты потерпи, а я сейчас все обработаю, – донесся голос Ивана сквозь облако отвлеченных мыслей. – А он зубы сцепил чуть не до крошева, чтобы не заорать, а сам руками машет: то колотит меня, то цепляется, как за родного. Видать, как самому больно – так и другим норовит навредить… Речь шла о каком-то приятеле Ивана, который раздразнил бродячего пса и закономерно остался без куска голени. Сначала ительмен рассказывал историю, как какой-то анекдот, а потом посерьезнел и стал добавлять подробностей. Затем Олег и сам понял, что слышит только то, что сам хочет услышать, идя на поводу у тяжелых раздумий. Все эти годы – даже раньше, чем Волков уехал – Серому было больно. Его не понимали, насмехались над его идеями и внешним видом, и если в детстве он прятался за теплыми словами друга, то в дальнейшем развил собственный механизм защиты: это чувство превосходства над окружающими, заносчивость, равнодушие, которые таились в нем еще с первых дней в детдоме, когда он с молчаливым достоинством отмывал стены от обзывательств. У них с Олегом не было никого, кроме друг друга, и в итоге именно это сгубило их дружбу, протащив через минное поле из чрезмерного, но не оправданного доверия, боли и взаимных упреков. Вероятно, Сережа еще подростком стал отдаляться, чтобы не казаться слабаком, нуждающимся в защите, хотя он никогда таковым и не был. По крайней мере, Олег никогда не думал о нем так. Сергей Разумовский, каким видел его лучший друг, был ярким, идейным – хотя иногда сомневающимся в собственных идеях, – творческим, погруженным в свой мир и оттого совершенно непритязательным и отчасти бесполезным в быту. Он был очень сильным морально и не таким уж слабым физически. Был самодостаточным и способным принять решение всей своей жизни и двигаться к намеченной цели, оставив Олега не позади – но прикрывать спину. Когда Волков выбрал армию, спина рыжего оказалась открыта и совершенно беззащитна. Но Олег только теперь начал понимать, насколько Серого размотало тогда. Слезы в библиотеке были полнейшей ерундой. Прощальная неловкая и отчаянная нежность была обречена. Вспышки ярости тем более разводили их по разные стороны баррикад. Сережа тогда неосознанно перепробовал все – прямо как тот укушенный Иванов приятель, – пока не сломался окончательно, утратив веру в человечество, в дружбу и в любовь. Олег не знал, сам тогда рыжий пошло и грубо соблазнял его в Венеции, или над ним издевалось нечто мистическое из глубин подсознания, но Разумовский, отбросив все заморочки и с фиалками, и с шаманами, наверное, имел право так ударить под дых. Что же до самого Волкова… Он испугался, что останется в тени друга, куда более увлеченного своими делами, чем их отношениями. Захотел свободы, собственного выбора, развития. Предпочел быть собой, считая, что то, что сложилось в его личность под воздействием Сережи, было неправильным, гнетущим, навязчивым. И он тоже был прав в своем желании, хоть и ошибался в том, что рыжий к этому готов. Они просто не поняли друг друга, до глупости уверенные, что привыкли понимать. – Что-то ты, брат, совсем расхлябался, – покачал головой Иван, заметив, что Олег слушает его байки вполуха и никак не реагирует. – Ты говори, если надоедаю. У вас, молодежи, небось, поинтереснее дела есть, чем стариков слушать. – Да ты не старик, – рассмеялся Олег и хотел было просить приятеля продолжать, как в дверь деликатно, но уверенно постучали. – Кто-кто в теремочке живет? – грубоватый смешливый голос Булата совсем не вязался с детскими стишками, и Волков снова хохотнул, взглядом отыскивая телефон. Никаких сообщений и предупреждений как не было, так и не появилось. – Дела? – понимающе спросил Иван. – Дела, – отозвался Олег, вопреки желанию, чересчур серьезно. – Понял. Исчезаю. Ительмен выскользнул за порог так стремительно, что Булату осталось лишь озадаченно посмотреть ему вслед. – Налаживаешь контакт с местными? – он по-хозяйски уселся за стол, окинул взглядом блюдце с огурцами и оставленную Иваном бутылку самогона, ухмыльнулся и плеснул себе в рюмку. Принюхался, ухмыльнулся еще шире и залпом опрокинул, не дожидаясь Олега, которому пить вообще не хотелось. – Что-то не так? Булат махнул рукой с некоторой досадой, но недовольным он не выглядел. Значит, все шло по плану. – Да так, – он закинул в рот дольку огурца и со смаком захрустел. – Помощница у Магистра – та еще дрянная баба. Столько крови выпила – и буквально, и иносказательно. Впрочем, чего я? Ты же сам прекрасно знаешь, каково это – со стебанутыми работать. Олег пожал плечами. Разумовский, хоть и не был образцом психического здоровья, все же был человеком, подверженным влиянию бога. Тут у кого угодно крыша поедет. Помножить это на одиночество – и в результате сомневаться не приходится. – Да ладно тебе, – Булат поставил рюмку на стол. – Но лучше тебе с этой Свартжель не пересекаться. В ней вообще ничего человеческого – недаром дочка Кутха. – Дочка? – Олег опешил. Он, конечно, полагал, что у Кутыхэя и Мити были дети – да даже наверняка были, – но богиня об этом не упоминала, а если и предостерегала, то только в отношении мужа, но никак не дочери. Вряд ли подобное ускользнуло бы от ее глаз. Или же вороний бог не был так верен своей супруге, как могло показаться из легенд об их любви. – Да черт ее знает. Культистка какая-то, может, лапши на уши последователям навешала. Но девка и правда стремная. Настоящий монстр. Надеюсь, в этой заварушке и ее кто-нибудь выпилит. Судьба девчонки Олега интересовала мало, но он решил прислушаться к Булату и по возможности не связываться с ней. Если даже помощника Магистра, привычного ко всевозможным потусторонним разборкам, эта Свартжель пугала, то стоило держать ухо востро. Когда-то по службе Волков был знаком с человеком, который мог бы из выгоды сделку хоть с дьяволом заключить, но тут даже он, наверное, не стал бы лезть. Да и в Сережину авантюру, пожалуй, тоже не сунулся бы. Вот и считай себя после этого ответственным и рассудительным человеком! – Когда начинаем? – спросил он Булата, чтобы не копаться дальше в непрошенных воспоминаниях. – Так начали мы уже давно. Заканчивать пора, – Булат почесал подбородок, налил самогона уже в две рюмки и одну по столу подтолкнул к Олегу. – Я немного по другому вопросу пришел. Ты не думай, что мы тут закадычными друзьями станем и все такое, но я когда-то и сам об этой пурге ничего не знал. Так, наемничал потихоньку на Фауэлла. Поначалу даже считал его двинутым, мог и надерзить, сам понимаешь. – И сейчас хочешь оказать мне психологическую поддержку? – Хочу узнать, что ты об этом всем думаешь. Богов еще хватает. Может, приноровишься и продолжишь помогать нам избавляться от них? Олег залил в себя самогон, не закусывая, и закашлялся. – Нет уж, увольте. Мне ваших аттракционов хватит. Булат приподнялся на стуле и хлопнул его по плечу. – Да ладно тебе, отпустим, не парься. Это я так, между делом. А если серьезно – вертолетом управлять умеешь? – Не то чтобы мастерски, но что-то могу. – Отлично. Я устрою все так, чтобы ты другана своего перехватил, пока его опять в дурку не упекли. Мало ли… В такие бредни вряд ли кто поверит, но у смерти бога – особенно озлобленного – свои последствия. Если парень хоть заикнется об этом, вся кампания встанет. – Что-то не понял… – Ну вот представь: уничтожаешь ты какую-нибудь несусветную мразь, а она раз – и ближайшие полмира неизвестной болезнью накрывает напоследок. Кто-то это все своими глазами видит – допустим, кто-то такой, кого и так ежедневно по телевизору показывают, – и делится своей точкой зрения. Его, конечно, сразу в психушку, а потом кто-нибудь да прислушается. Начнутся теории заговора, паника, международные скандалы и проверки, тотальная вера в магию и возвращение инквизиции. Оно тебе надо? Когда-то Олегу было сложно поверить в то, что наяву происходило с ним самим, поэтому столь масштабная истерия вызывала у него определенные сомнения. Но у Булата с Магистром было больше опыта в подобных делах, поэтому он наверняка знал, о чем говорил. В любом случае, такого поворота событий не хотелось бы. – Насколько я знаю, Сережу все равно ждет смертная казнь. Вам незачем перестраховываться. Смерти друга Волков по-прежнему не желал, однако гораздо менее приятно было оказаться обязанным Фауэллу еще и за то, что тот придумает, как спасти его – якобы в уплату за помощь наемника. Вот если бы реально было спасти его психику, а не только жизнь… – Не скажи. Если дело выйдет громкое, так просто спешить никто не станет. Булат снова захрустел огурцом и в упор посмотрел на Олега, будто изучая и оценивая, как если бы видел его впервые. – Слушай. Наше дело сейчас – захватить Разумовского, впихнуть в него Кутха, нагрести пару сотен тайн мироздания и развеять этого монстра по ветру вместе с его дочуркой. Под шумок. Тихо. Без огласки. Сечешь? Что после этого будет с аватаром – мне лично по барабану. Магистру, думаю, тоже. Просто вывези его куда подальше, а там хоть сам казни, хоть нотации читай, хоть по головке гладь. Мити тебя выбрала – так флаг тебе в руки. Все-таки у Магистра перед ней старый должок. Олег глубоко вздохнул. Действительно, никому нет дела до его моральных терзаний и неразрешенных дилемм. Все, что от него требуется – выполнить очередное задание и получить долгожданную свободу и право выбора. Он сам определит участь Серого, когда придет время, да и богиня не просто так позволила ему уцелеть – придется распорядиться подаренной жизнью по совести. – Я понял. – Кстати, план работает безукоризненно. Твоя фальшивая смерть сработала как надо – Разумовский пуст, как эта рюмка. – Ага, пять из пяти, – пробормотал Волков. – Только мне интересно, как вы ему в таком состоянии побег устроите. – Побег? Похищение. У нас уже все схвачено, не думай об этом. Поверь, тебе лучше не забивать голову и просто выполнять приказы – дольше проживешь. В своем уме, по крайней мере. Несмотря на все услышанное, Булат вовсе не казался Олегу сумасшедшим, но говорить об этом вслух он не стал. – Я позвоню, – наемник Фауэлла кивнул на телефон и встал. В паре шагов от него открылся портал, и Булат исчез в нем, не оглядываясь. Олегу осталось только порадоваться, что он не нагрянул таким же образом при Иване. Сам он, похоже, уже ничему бы не удивился.