Миражи

Больше не будет больно и плохо, Сегодня не кончится никогда. Между выдохом каждым и вдохом С неба летит звезда. Гаснет звон последнего слога, И шкатулка вопросов пуста. Больше не будет больно и плохо, Сегодня не кончится никогда. © Fleur

      Ноги вязнут в поднимающемся до колена липком тумане. Хоук не знает даже, есть под ногами и под плотным слоем зеленоватого марева земля или нет — остается только верить, что есть. Усомнишься — провалишься. Это Тень. Брести наугад, слушать звучащий из всех углов шепот демонов, крепче стискивать в руках посох — и верить, просто верить, что ты есть. Усомнишься — пропадешь. Жмуриться до цветных пятен под веками, сжимать деревянную рукоять до боли в ногтях и подушечках пальцев, бороться с постоянным желанием закрыть уши ладонями и упасть на колени, сжаться, спрятаться — что угодно, чтобы не слышать тварей.       Но от демонов это не поможет, поэтому Хоук может только брести вперед, смотреть в туман под ногами и стискивать зубы так, что сводит челюсти. Демон лезет в самые дальние уголки души, отпирает самые сложные замки, заглядывает за самые тяжелые двери. И помешать ему нет возможности.        — Сколько мы уже здесь бродим?       — Без пяти минут безумие, Варрик, — откликается Гаррет, но миг спустя осознает, что он один. Варрик ушел вместе с Вестницей через разрыв в Завесе обратно в Адамант. Преданного друга с ним сейчас нет. Просто демон в очередной раз решил поговорить за других.       — Я не боюсь тебя, тварь.       Хоук старается говорить громко, вызывающе, как говорил с Мередит, когда та объявила Право, но теперь голос дрожит не в пример сильнее. Защитник оглядывается, мечется по возвышению, но не видит своего противника. По спине и плечам расходятся мурашки — Кошмар может быть где угодно. Невидимый и незаметный. Бросится, стоит только на миг ослабить бдительность.       — Отзовись!       Голос срывается на крик, но пользы это не приносит. Становится сложнее дышать. Некстати вдруг вспоминается, что Кошмар питается особыми людскими страхами, теми, что вызваны Мором. Мор. Защитнику есть, что вспомнить. Мор — это было единственное, что сказал едва стоящий на ногах Карвер, чудом вернувшись из-под Остагара. Мор — вот о чем подумал Гаррет, в последний раз оглянувшись на тонущий в огне Лотеринг. Да, Мор. Вот почему тот холм так похож на тот, в Диких Землях, где… Шшш. Не думать. Демоны. Им только дай волю. Заманят, одурачат, купят через твои же слабости. Хоук старается выровнять дыхание — будь он проклят, если Кошмару удастся подловить его. Он ведь не неопытный мальчишка. Он много раз бывал в Тени, пусть и не физически, так с чего бы теперь…       — Братец, — раздалось за спиной.       Куда-то под сердце словно ткнули раскаленной иглой, которая, судя по ощущениям, обломилась, и осколок теперь смещается с каждым ударом пульса. Хоук закрывает глаза. Между бровей становится заметна страдальческая морщинка. Не смотреть. Не слушать. Это не она.       — Братец.       — Бетани.       Одно слово, и жар превращается в холод. Хоук знает, забери Создатель, прекрасно знает, что это не она. Знает, что настоящая Бетани мертва — он не раз молился за ее душу, не раз просыпался, потому что ему вдруг послышался ее голос, и не раз с новым уколом боли и вины заново осознавал, что ее больше нет. Хоук знает, что демона, принявшего ее облик, следует убить, пока он близко. Но он так давно не видел ее лица. Наверняка она улыбается. Она так редко улыбалась при жизни… «Один взгляд», — обещает себе Гаррет, поворачиваясь на голос. Всего один. Что от этого случится?       Он встречается своим взглядом со взглядом Бетани. Не нужно быть гением, чтобы распознать за родными чертами демона, но, Создатель… Вот же — улыбка. Словно ее не заботит больше магия, словно она никогда не плакала ночами оттого что ей хотелось быть похожей на Карвера, быть, как она говорила, «нормальной». На губах Защитника замирает возглас отчаяния, сожаления, ненависти к самому себе. «Как ты мог ее туда отпустить? Твоя младшая сестренка…» — этот вопрос Лиандра задала ему лишь однажды, сгоряча, разбитая неожиданным горем. Так вот, этот вопрос Гаррет после задавал сам себе бессчетное множество раз, как еще одну молитву, а иногда и вместо молитвы. Этот вопрос не давал разодранной в клочья душе вновь срастись в подобие чего-то целого — вместе с этой раной исчезло бы последнее воспоминание о ней.       А он все смотрит. Она уже смеется — он видит, видит демонический оскал, но изо всех сил старается не замечать его. Черные волосы разметались. Глаза блестят — но они пустые. Демону никогда не повторить чистый тот огонь, которым горела ее душа.       — Прочь, тварь!       Хоук взмахивает посохом, наугад швыряет перед собой заклинания и даже не видит, какие — глаза жжет и застилает слезами бессилия. Бетани. Он ее так любил — но все равно подвел. Видит Создатель, в тот миг в нем что-то надломилось. Хоук даже знает, что именно. В тот миг он впервые прибегнул к магии крови. Сразу осознал, что ей уже не подняться, и не мог смотреть, как огр замахнулся в второй раз, теперь на Карвера.       — Да поступи ты правильно, нам вообще не пришлось бы этого делать.       Карвер стоит с ним плечом к плечу, высокомерно не глядя на брата и скрестив на груди руки. В груди все холодеет — Гаррет видит, как под кожей брата по венам медленно расползается ядовитая синева скверны, видит, как стеклянеет взгляд, видит, как тот постепенно бледнеет.       — Ты прав. Прости меня, прости!       Одну подвел. Второго не уберег. Это был его самый решительный шаг навстречу брату, шаг через разделяющие их разногласия и собственную гордость. Принять его помощь, чтобы показать, как много Карвер на самом деле для него значит. Что ж, показал — и потерял навсегда. Можно было убеждать себя, что тот виноват сам — сам напросился, сам не желал верить по-другому, что Гаррет вовсе не считает его ребенком или бездарем, сам был готов на безумные глупости в случае отказа. Но из-за сотни убеждений все равно прорвется убитое горем лицо матери, прорвется ее взгляд — и новый надрез на истерзанной душе повторит еще один надрез на запястье.       — Ненавижу Орден, — продолжает жаловаться брат. — Это из-за тебя. Работа у Стражей, если хочешь знать, отвратная. Лучше бы ты дал мне умереть.       Внутри что-то обрывается. «Послушай: я ни в чем сейчас не уверен. Я просто не хочу тебя терять,» — именно такими были слова, сказанные Гарретом перед тем, как Страуд и остальные навсегда увели Карвера с собой. Он хотел не того, чтобы его брат жил. Он не хотел терять его, особенно после того, как потерял Бетани. Он не слышал, как отзывался Андерс о жизни Стражей.       — Я просто хотел, чтобы с тобой все было хорошо…       Слабая попытка оправдаться. Самая слабая из всех, какие могли бы быть.       — О, неужели? И как тебе?       — Неправдоподобно.       Хоук на миг задерживает дыхание. Это демон. Демон. Не Карвер. Он видел Карвера недавно. Они хорошо встретились, хорошо простились. От обоюдной злобы остались только редкие подколы — они оба изменились сильнее, чем могли предполагать. Демон же просто копается в его воспоминаниях, тянет наружу те, что побольней. Прощание на Глубинных Тропах. Первое недовольное письмо, пришедшее от Карвера после. Второе, третье. Все терзания, не оставлявшие его до смерти матери. Потом все сжалось в один тугой, запутанный комок, на который слой за слоем намоталась изрезанная и скрученная в веревки душа, а полосы на ней длинными шрамами отразились на левом запястье.       — Мальчик мой.       Хоук жмурится до цветных пятен под веками. Не она. Не мать. Демон. И только.       На плечо ложится тяжелая ладонь — такая была у отца. Они оба здесь. И Защитник действительно рад им. Глаз он так и не открыл — знал, что если увидит, разуверится в зыбком мираже, тут же распознает демона; слишком много он их перевидал. Это действительно был Кошмар, но и самая страшная его пытка при всей боли граничила с мечтой. Даже если спустя миг все они снова погибнут у него на глазах, этого мгновения, что он стоял рядом с семьей, будет довольно — его уже не отнять.       — Отец, — Гаррет разжимает дрожащую руку и посох без стука падает в туман под ногами. Уже все равно, есть там земля или нет. — Прости. Подвел. Не уберег. Не защитил.       — Все хорошо, — утешает с привычной легкостью снова возникшая рядом Бетани. Хоук чуть-чуть, совсем чуть-чуть приоткрывает глаза — ровно настолько, что становится видно ее улыбку. На глаза снова наворачиваются слезы. — Ты молодец.       — Не ной, — Карвер привычно рубит сплеча, но злости в его голосе нет. — Заткнись. Маги такие слабые.       — Мне так хотелось еще раз собраться всей семьей, — примирительно прерывает его Лиандра. — Не ссорьтесь, мальчики. Не портите нашу встречу.       Вдруг все меняется. Земля вздрагивает, сбивает Защитника с ног; небо раскрывается черной моровой воронкой, а по земле текут ручьи крови. Он медленно, как во сне, садится на землю — и видит себя на том же проклятом холме неподалеку от Лотеринга. Бетани лежит на земле, убивший ее огр еще беснуется; Карвер здесь же, опирается на воткнутый в землю меч, и Гаррет вновь вынужден смотреть, как он бледнеет, а по венам расползается скверна.       — Пожалуйста. Скверна — это медленная смерть. Я не могу, — почти неслышно повторяет он последние слова Уэсли.       — Я снова увижу их всех, — произносит Лиандра у него на руках. Чудовищные следы магии крови не заметил бы лишь слепой. — А вот ты останешься здесь один…       Вдалеке, над горящим Лотерингом, звучат погребальные песни — такие же, как на похоронах отца. Требуется мгновение, чтобы совладать с собой. Слишком больно.       — Нет. Нет!       Он не видит, но чувствует, что на него обратилось внимание кого-то, кто находится вне этой кошмарной иллюзии, вне безумного бреда.       — Кошмар. Где ты, тварь… Забирай. Забирай. Их оставь, а душу мою забирай, — Гаррет поднимает над головой иссеченное надрезами запястье. — Всю. Без остатка. Только позволь мне…       Позволь мне забыться. Пропасть. Если это последний мираж в моей жизни, я хочу, чтобы он был хорошим.       Хоук имел дело с демонами часто. Слишком часто, как он считал раньше, но теперь он так не думает. Бетани снова улыбается, и он знает: его жертва принята.