В пламени горит наша ненависть и любовь

— Ты родился не в то время, не в том месте, не в том измерении, — звучит тихий, успокаивающий голос. — Тебе ничего нельзя изменить. Такова судьба гениев — страдать при жизни от непонимания со стороны окружающих, но спустя столетия о тебе будут помнить как о величайшем человеке. — Я не знаю…что мне остается делать?! Ничего не изменить, нельзя ни вернуть умерших, ни спасти тех, кто попал в плен традиций и незыблемости правил, — невысокий парень, стиснув зубы и облокотившись на грубый табурет, сделанный точно из дуба, посмотрел в окно: на наличие нежданных слушателей. — Ты умен не по годам, мальчик. Храни свою мудрость внутри себя, не показывай никому — ее и не тронут. Не будь как девица, что показывала себя, не стесняясь, а после оплакивала потерянную девственность. Хе-хе, — хмыкнула старушка. — При чем тут изнасилование? Я считаю это неправильным, как бы девушка не одевалась, если она не хочет прятать свою красоту… Я тоже не должен прятать ум и потенциал, ведь это все, что я имею, — нахмурил свои брови паренек, угрюмо отвернувшись от пожилой женщины. — А теперь подумай: стоит ли оно того? Твоя мудрость умрет с тобой. Но если ты ее будешь хранить и скрывать, то рано или поздно она все равно явит себя миру. Ну да ладно. Дело твое, все-таки, — бабушка отмахнулась и весело ухмыльнулась, — давай вернемся за тем, за чем ты ко мне пришел. — Конечно. Женщина расстелила шкуру барана на полу и, разбросав различные кости, принялась за гадание… — Ну, что ж… — Я вижу белую смерть.

***

Пару месяцев назад. — Иккинг, дружок, принеси мне вон тот огромный кусок баранины, едва ли меньше тебя! — послышался громкий мужской хохот. Мягкий, приятельский смех. Не насмешка, а именно смех. Да, Иккинг понимал, что он — самый худосочный и костлявый из его рода. Но он и не стремился стать похожим на своих сородичей — он преследовал немного другую цель. Хотя сейчас ему следовало бы вежливо передать Плеваке сочный кусок вкуснейшего мяса со стола: хоть особых моральных правил не было на их островке, но обыкновенное уважение нужно было выразить в этом поступке. И Иккинг без затруднения выполнил бы это, если бы не нога, помешавшая ему продолжить движение на пути к куску мяса. — Какого черта?! — воскликнул парень. — Потише, малыш, я нечаянно, — с довольной рожей сказал неотесанный парень со смоляным цветом волос. — Ты придурок, Сморкала… — Иккинг отряхнулся и выбежал из дома, позабыв о той самой баранине. Ох уж этот чертов придурок Сморкала. Он явно не знает, когда остановится — вот уже на протяжении пяти лет терроризирует его, хотя Иккингу на самом деле плевать. Это не сильно его задевает, потому как парень увлечен сейчас чем-то другим. Ничто не может волновать его больше, чем драконы. И сейчас он направляется домой, чтобы нарисовать очередное парящее в воздухе и необычайно загадочное существо — ночную фурию. Он видел её однажды. Или это был мальчик? Кто знает. Иккинг знает лишь одно — в глазах той ночной фурии промелькнула искра мудрости, которую он видел не у всех людей… Теперь Иккинг был в курсе того, что многие драконы обладают разумом, пусть даже примитивным… хотя кто знает, на что драконы вообще способны? Черт возьми, парень взбудоражен. Он никогда не был увлечен чем-то больше, чем драконами — даже точными науками. Иккинг с хорошим настроем заходит в дом. Ничего не изменилось с его ухода — даже щекочущая нервы тишина осталась. Юноша устало поправляет волосы, отряхивается и вздыхает. Обыденное дело прерывает удивленный вдох со стороны его, Иккинга, комнаты. — Невероятно! Голос грубый, властный, уверенный. Иккинг не сомневается, что это его отец. — Отец, что ты здесь забыл? — оперевшись на левую ногу, Иккинг сложил руки и поднял правую бровь. Вопрос был задан с избыточным недовольством. А кому было бы приятно, если бы в его вещах столь наглым образом копались?! — Ооо, сынок… Привет, — спрятав листы, что рассматривал до этого, Стоик напряженно покосился на сына. — Это же всего лишь рисунки, да? Ничего личного! Твой отец не вторгался ни в чье личное пространство… — тихо сказал он. — Я не собираюсь отчитывать взрослого человека… Но я такого от тебя не ожидал. Верни, — Иккинг протянул руку. — Вернуть? Постой, сынок. Ты же следил за этим монстрами. да? Черт возьми, ты же знаешь, что это опасно? Особенно тебе, ты столь щуплый, что даже Жуткая Жуть сможет тебя покалечить! — Странно, что раньше ты мне этого не говорил. Верни, — повторяет Иккинг и вновь протягивает руку. — Я — Вождь, и всё, что расположено на этой землей принадлежит и мне. Извини, сын, но эти знания-приписки на рисунках могут быть очень полезны в нашей многовековой войне. Гибнут люди, понимаешь? — Драконы тоже гибнут… — тихо сказал юноша. — Я всё сказал, сын. Я ухожу, — отвернувшись, Стоик бросил взор на сына через плечо. Он знал, что поступил не совсем правильно по отношению к своему сыну, но правильно по отношению к своему народу. Ведь в первое дело — он вождь, а потом уже сын, брат, отец и муж. — Что я наделал… — сказал вслух Иккинг. Он подписал смертный договор всем тем драконам, которых успел изучить. Он не думал о том, что, делая научные заметки о драконах, он описывал их слабости. Но он понимал отца: это его долг перед народом. Но что будет, если Иккинг скажет, что с драконами можно не воевать… но наоборот? Дружить, любить их, летать на них! Иккинг об этом мечтал… Как почувствует под собой массивное тело дракона, покрытое толстой чешуёй, взлетая в высь. Как будет обдувать ветер его острые мальчишеские черты лица. Но это было лишь в мыслях и снах. Не более. Иккинг был безумно расстроен. Проследив за тем, как отец ушел, юноша тоже поспешил к выходу. Кровь пульсировала в венах, он был зол на своего отца, на реальность, которую не мог изменить. Вокруг — туман. Иккинг не видит дальше собственной руки, но все равно продолжает бежать вперёд, спотыкаясь о серые камни, пни, различные кустарники. Сейчас он не думает о том, сможет ли он найти обратный путь; сейчас в голове у него пусто, он просто желает отвлечься от всех ненужных мыслей. Парень приостанавливается. Проход между деревьев скрывает густую темноту, что пугает его. Но назойливое любопытство берёт вверх над осторожностью — уже через минуту парень оказывается на обратной стороне «адских ворот». То, что он видит, не оставляет его равнодушным: дракон. Парень не верит своим глазам. Это точно реальность, а не его взбудораженная фантазия? Быть может, он просто упал в сон, и это — его очередной личный кошмар? Или…это сладостный сон? Ведь он видит перед собой ту самую огромную ночную фурию с переломанным крылом и уставшим мудрым взглядом. Проверять, сон это или нет, Иккинг не спешит: фурия скалится, грозит своими белыми клыками, угрожающе рычит. И всё это столь реально, что юноше не хватает сил подойти ближе — он отходит, когда тело фурии в очередной раз вздрагивает с ревом. — Что же мне с тобой делать?