Ara ma'athlan vhenas

      Адвену давно казалось, что он ведет себя как-то неправильно для Командора. «Как будто не воинским орденом командуешь, а долийским кланом», — как-то пошутила Хоук, не догадываясь, насколько точно она попала в цель. Сурана поддерживал дисциплину только из соображений порядка и допускал многие вольности, за которые Феликс, вероятно, дал бы ему подзатыльник. Впрочем, к самому себе он относился строго, добросовестно посвящая почти все силы руководству орденом и эрлингом. Ровно до тех самых пор, пока его не пронзила мысль, что у них с Ланой не было медового месяца.       Пронзила она его вступавшей в свои права цветущей весной.       Адвен часто откладывал какие-то дела на потом — зато, дорвавшись наконец до их решения, срывался с места так энергично, как будто в него вселялся дух. Он без особых угрызений совести препоручил дела сенешалю Вэрелу, Натаниэлю и двум Дженни и вместе с женой отправился на юг. «Я вернусь тогда, когда сочту достаточным, — заявил Сурана, чувствуя себя невероятным самодуром. И тут же прибавил: — Максимум через пару месяцев».       Преданные шемлены провожали его понимающими улыбками.       Адвен знал в Ферелдене только одно место, куда ему всегда хотелось вернуться — и куда он всегда мечтал привести Эллану. Не в Башню Круга, хотя там его бы встретили с распростертыми объятиями. Не в эльфинаж, хотя там у него остался дядя.       Сурана вел ее в лес Бресилиан, где Завеса была тонка, сильваны — дики, а сам эльф — счастлив до безумия. Он боялся только одного — встречи с кланом Ланайи, где когда-то родилась его жена: это могло разбередить рану в ее душе. Встреча, конечно, состоялась: этот клан снова оказался близ зелени Бресилиана. Однако Хранительница отнеслась к дочери покойных Атраса и Данайлы с большим уважением, посочувствовала ее горю и сказала, что Эллана вправе считать себя дочерью этого клана, если она того пожелает.       Когда Лана с теплой улыбкой сказала: «У меня уже есть клан, и я ни на что его не променяю», Адвен чуть не умер от счастья.       Вообще он вел себя весьма пристойно, удержавшись от гадостей даже в адрес тех долийцев, кого он еще пять лет назад запомнил в лицо для последующей мести. Сурана занимался тем, что любил больше всего и чем не занимался уже довольно давно — молчал и слушал, подмечая некоторые детали в рассказах охотников. Уже к концу дня он располагал сведениями о ситуации на окраинах Гварена, во владениях ближайшего банна, а также о снижении числа диких зверей в самом лесу Бресилиан — и все это лишь благодаря пристальному вниманию и нескольким коротким вопросам. Адвен умел вбирать из окружающего пространства информацию ничуть не хуже, чем энергию Тени.       А еще он молчал, потому что ему хотелось молчать. В прошлый раз Сурана считал своим долгом высказать каждому огрызнувшемся на него долийцу все, что он обо всех них думает. Сейчас даже косые взгляды клана не могли испортить ему настроение. Адвен медленно перемещался по стоянке долийцев, наслаждаясь древесным запахом, теплой дорожной пылью под ногами и приятным покалыванием Завесы на коже; скосив голову, недолго понаблюдал за галлами, думая, что на такой скотине далеко не уедешь; зачем-то потрепал по загривку каменную статую Фен’Харела, прибавив: «Хорошая собачка». В результате всех этих манипуляций ему в спину прилетели многозначительные слова Ланайи:       — У тебя необыкновенный муж, леталлан.       Вспомнив свою мимолетную юношескую влюбленность в тогда еще ученицу Хранителя, Сурана счел это за комплимент.       Наконец они покинули стоянку и направились вглубь леса. Эльфы двигались бесшумно, не привлекая внимания диких зверей, которых и вправду было немного. Ступая по мягкой траве, Лана то и дело прикрывала глаза от удовольствия: она тоже чувствовала нежное прикосновение Завесы. Адвен же, любуясь ею, чувствовал захлестывающее его с головой счастье. В долийке было прекрасно все: от рыжих волос, привычно заплетенных в косу, до пыльных и запачканных травой ступней. Словно рядом с ним шло живое божество.       Сурана довел божество до уединенного песчаного берега реки, с удовольствием вытравив из памяти воспоминания о том, как они останавливались здесь с отрядом во время Мора. Теперь это место принадлежало только им с Ланой.       На какое-то время потребность в словах отпала — их заменяло мирное журчание реки. Отпала необходимость в одежде — ее заменило неощутимое заклинание, отпугивающее мелких насекомых, и Завеса, жадно и стремительно обнявшая тело. Отпала необходимость вообще во всем, кроме того, чтобы сделать Лану счастливой. И Адвен, нежно оглаживая и целуя ее тело, сделал это сначала один раз, потом другой, потом третий… и, распластавшись на песке, думал, что это далеко не предел.       — Венан, — выдохнула лежавшая рядом Лана, — ты превзошел себя.       — О, я еще не то могу. — Уставившись в небо, Адвен засмеялся. — Знаешь, у меня такое чувство, что я стал собственным заклинанием. Ходячей бомбой. Меня сейчас, наверное, разорвет от счастья.       — Пусть нас разорвет вместе. — Долийка подобралась поближе и легла ему на грудь. — Тут действительно… чувствуешь, как будто немного сошел с ума. И это так прекрасно.       Обдумав случайно пришедшую в его голову мысль, Сурана снова засмеялся — на сей раз громко и почти до слез.       — Ты уже начал умирать от счастья? — поинтересовалась Лана.       — Да нет, просто сообразил, почему бордель Киркволла так знаменит. Там же Завеса тонкая. Их там всех, наверное, тоже вот так накрывает…       Долийка зажала ему рот ладонью, но сама не удержалась от смеха.       — Умеешь ты испортить романтический момент, венан.       — Я много чего умею.       Мягко повалив ее на спину, Адвен припал к ее губам долгим и требовательным поцелуем. Руки Элланы привычно оглаживали его тело.       — Не вздумай останавливаться, — выдохнула она, едва он отстранился от ее губ. И Сурана не остановился.       Совершенно некстати вспомнилась шутка Морриган про «силу чресел Серых Стражей», отпущенная ею в одном разговоре с Феликсом. Адвен тогда думал, что ведьма просто язвит, ей завидно, что Амелл каждую ночь трахал Лелиану, а на загадочную отступницу максимум бросал заинтересованные взгляды. Похоже, это все-таки были не пустые слова.       — Ар лат ма, венан, — прошептал Сурана, не выпуская жену из объятий.       — Я знаю. Я тоже тебя люблю.       Безумное ощущение счастья стало правильным и естественным.       Немного перекусив, эльфы надежно припрятали свои вещи, поставив для верности пару магических ловушек, и решили пройтись по уединенной части леса. Они остались обнаженными: Лана лишь перебросила через плечо колчан со стрелами и взяла лук — на случай, если на них все-таки нападут лесные звери. Адвену ничего не было нужно, кроме любимой: она была рядом. Вдобавок он чувствовал себя в безопасности.       Словно он наконец вернулся домой.       Сурана почти пять лет не был в Бресилиане — и удивлялся, как хорошо он помнит тамошние тропы. Он вел Эллану по ним, не боясь ни диких зверей, ни сильванов. Его тело само напитывалось энергией, и Адвен мог бы спокойно размазать по земле целую толпу порождений тьмы, если бы она вдруг здесь появилась. Если же они бы вдруг наткнулись на невесть как оказавшихся тут путников, Сурана припомнил бы свои познания в энтропии, немного поигравшись с их разумом, и заставил бы считать эту встречу привидевшейся им во сне.       Но эта часть леса действительно была уединенной. Или — как почему-то подумалось Адвену — лес сам охранял их от чужих посягательств. Возможно, он считал их своими.       Только однажды они наткнулись на сильвана. Одержимое дерево начало уже расправлять руки-ветви и двигаться к эльфам — но Сурана оказался быстрее. Он соткал из витавшей вокруг энергии корни, опутавшие сильвана и пригвоздившие его к месту. Пока демон гнева, заточенный в дереве, пытался расшевелить свою оболочку, Адвен одним взмахом руки уничтожил его. Пустое дерево осталось стоять, бессильно вздевая к небу засохшие ветви — и, повинуясь инстинкту, Сурана прикоснулся к нему обеими руками и позволил энергии спокойно течь через все свое тело. Он не столько видел, сколько чувствовал, что засохшее и искаженное дерево оживает, возвращаясь к своей природе. Закончив, Адвен отошел назад, удовлетворенно глядя на живое дерево с ветвистой зеленой кроной.       — Венан, — коснулся его плеч восхищенный вздох Ланы, — ты, кажется, бог во плоти.       Он обернулся. Эллана стояла за его спиной, нагая и прекрасная: лишь ремень колчана перечеркивал ее безупречную грудь. «Хозяйка Леса, — подумал Сурана. — Только не дух. Настоящая Хозяйка».       — На божественность не претендую, — ответил он, нежно оглаживая ее плечи. — Я простой потрясающе могущественный смертный маг.       Усмехнувшись, она легонько поцеловала его в нос. Адвен притянул жену к себе и крепко обнял, вдыхая запах ее тела.       — Я только одного боюсь, — признался он. — Что недостаточно часто говорю тебе, как я тебя люблю, что уделяю тебе мало времени, что мои слова тебя задевают…       Лана с улыбкой приложила палец к его губам.       — Ма венан, — проговорила она, — ты — моя душа. Мы не просто так приносили клятвы Силейз… и Создателю. Мы открыты друг перед другом: ты видишь все, что происходит в моем сердце, а я — в твоем. И я знаю, что Командор Стражей и потрясающе могущественный смертный маг никогда не забывает о хранительнице своего очага. — Откинув со лба Сураны прядь темных волос, долийка произнесла: — И я всегда буду любить тебя, Вен. Твою силу, твою добрую душу и твое дикое сердце.       Вместо ответа Адвен снова поцеловал ее. Лана, страстно и умело отвечая ему, вжала его в ствол дерева. Суране слегка мешал колчан за ее спиной, но он выкрутился, обняв ладонями ее лицо. Когда долийка прошлась языком от его шеи до живота и ниже, Адвен в очередной раз сладко застонал. Но внезапно он подумал, что дерево, должно быть, тоже принимает участие в их любовных играх. Эта мысль заставила его взорваться хохотом.       — Венан? — Лана удивленно встала и посмотрела на него. — Чем ты теперь собрался испортить романтический момент?       К счастью, она все же сняла колчан и отложила в сторону лук, чтобы им ничего не мешало.       — Да знаешь, — смеясь, отозвался Сурана, — интересно вдруг стало. Здешняя тонкая Завеса делает природу восприимчивой ко всему… вот я и подумал, занимается ли это дерево любовью вместе с нами?       Шутливо оттолкнув его, долийка заметила:       — Ты невыносим.       — Да, знаю. Извини.       Она снова надела колчан и, вздохнув, любовно огладила пальцами адвенову грудь.       — И почему красивому телу всегда достается бестолковая голова?       — Это ты обо мне, что ли? — неверяще усмехнулся Сурана.       — Конечно. Веланна часто говорит: вроде и умный, но такой дурак…       — Да нет, я не про это. — Помолчав, он несмело повторил: — Ты назвала меня… красивым?       — Как и в нашу первую брачную ночь. Или ты ее уже не помнишь?       — Да нет — но я думал, ты это так, из вежливости…       Теперь уже Эллана взяла его лицо в ладони. Ее губы мягко улыбались.       — Ты очень красив, венан. Спасибо, что даешь мне увидеть тебя таким, какой ты есть.       — Тебе спасибо, — тихо ответил Адвен, с блаженством прикасаясь к ее груди. Помолчав, он прибавил: — И ты не права насчет красоты и бестолковости. Ты у меня очень умная и рассудительная — и так прекрасна, особенно на фоне этой зелени… Если бы я умел, я нарисовал бы тебя.       — Спасибо, Вен, но я никому, кроме тебя, не соглашусь позировать голой в лесу.       — Да я догадываюсь.       Они оба тихо засмеялись.       — Знаешь, — произнесла Лана, — ты был прав. Мы не могли бы лучше провести медовый месяц. Словно наконец оказались не просто вдали от всех — а дома, где тепло, спокойно и переполняет счастье. — Усмехнувшись, она прибавила: — Ну и где, в отличие от Башни Бдения, можно не бояться, что кто-то из твоих парней увидит меня голой.       — Да. — Сурана блаженно прикрыл глаза. — Снова оказаться дома.       В воздухе Завеса давно и прочно перемешалась с блаженством.       — А помнишь, — вдруг спросила долийка, — ты обещал мне показать Великий дуб?       — Думаю, это придется отложить, — со смехом ответил Адвен. — Для встречи с ним мне надо будет хотя бы надеть штаны.       — Ты же говорил, что там внутри дух Тени. Наверняка он не обращает внимания на такие мелочи.       — Да, но когда разговариваешь с таким вежливым и культурным собеседником, сам поневоле начинаешь вести себя соответственно. — Расхохотавшись от очередной мысли, он прибавил: — А то вдруг там появится Винн и строго скажет: «Юноша, вы нарушаете правила поведения в этом лесу».       — Да-да, ты уже пытался развивать тему совращения деревьев.       Снова рассмеявшись, они пошли дальше.       Они еще много чего повидали, много чего обсудили и много раз занимались любовью. Сурана с нежностью сохранил эти воспоминания — но одно было ему дороже всего. Однажды ночью они сидели на траве, согретые и укрытые его магией, и смотрели на проглядывающий сквозь кроны деревьев клочок неба со звездами. Тогда Лана пела ему, и Адвен понимал — и чувствовал кожей — каждое слово. Особенно точны были последние строки:

Ma garas mir renan, Ara ma’athlan vhenas.