Сатисфакция

      Каждый раз, выходя на старт, Антон отчаянно надеялся обогнать Фуркада. Желательно – в контактной гонке, ещё лучше – в финишном створе. Чтобы Фуркад тяжело дышал за плечом, чтобы смотрел ему в спину. А ещё лучше – ниже. Рассматривал бы его рельефную, накачанную задницу, и понимал – ему не достать. А после финишной черты Мартен прожёг бы его своим фирменным взглядом «сегодня тебе повезло, но в следующий раз первый снова буду я». А Антон бы в ответ на этот взгляд усмехнулся: «Посмотрим» и подмигнул. И долго бы рассматривал его лёгкий румянец, почти незаметный на смуглой коже.       А потом он протягивал бы французу руку, смотря на него сверху вниз, склонив голову к плечу, открыто встречая наполненный огнём взгляд. И ни на секунду не дрогнул бы, зажав в начинающих зябнуть пальцах тёплые пальцы Мартена. Наоборот – задержал бы в своих чуть дольше необходимого, провёл бы подушечкой большого пальца по его костяшкам. Легко-легко, вызывая дрожь.       И ещё позирование для группового фото на верхней ступени! Мартен поднялся бы к нему наверх, а Антон бы крепко притянул его к себе. И в момент, когда все объективы направлены на них, и надо держать лицо, его рука бы скользнула вниз, легла бы на упругую ягодицу… Потом бы он, конечно, извинился, но это только потом!       А ещё позже, вечером, постучался бы в дверь его номера. И ни на секунду не растерявшись от вида домашнего, растрёпанного, одетого в одни шорты и тонкую футболку Мартена, прошептал:       - Кажется, ты меня так и не поздравил!       Он мечтал об этом перед каждой гонкой уже второй сезон, но до сих пор они ни разу не оказались вместе в финишном створе. Даже на одном пьедестале им почти не доводилось бывать, а если и доводилось, то первым никто из них не был, сверху посмотреть не получалось, а на групповом фото между ними непременно кто-то был! Это бесило до невозможности. Каждый грёбаный раз, как на вымечтанный финиш выпадал шанс, кто-то из них двоих обязательно мазал на последнем рубеже, да так, что догнать не было никакой возможности.       Но может быть, сегодня? Последняя гонка сезона, последний масс-старт. И если просрать этот шанс, то впереди будет восемь месяцев одиночества, подростковых снов, от которых совершенно каменным делается утренний стояк, борьбы с желанием позвонить и дрочки.       Антон содрогнулся от перспектив, покосился на спокойного, как удав, Мартена и понял, что не выдержит больше ни одного дня. Даже если сегодня он станет тридцатым, всё равно придёт в номер к Фуркаду, а там… Там по обстоятельствам! Странный взгляд француза, полсезона преследовавший его, где бы они ни встретились, рождал некоторую надежду на то, что, может быть, никакие особенные финиши и не нужны. Но переупрямить Антона Шипулина мог только Владимир Шипулин, и если он ждал особого финиша, то никакие взгляды его не смущали. И он использует этот последний шанс по полной! А вот если не получится…       Прозвучал выстрел, и все тридцать атлетов бросились в гонку. Антон не особо упирался, понимая, что на подходе к первому рубежу главное – держаться в группе и подходить на своём пульсе. Самое интересное будет уже потом, когда отвалится половина пелотона. Тем не менее, он старался не терять из виду интересовавшую его спину, всё-таки кого-кого, а Фуркада отпускать далеко нельзя. Но и тот тоже не торопился вырываться вперёд. Полидировал с километр, оглянулся, мазнув по Антону взглядом, и пропустил вперёд немца. То, как Мартен устроился позади Шемппа и уставился на его задницу, Антону не понравилось до крайности, но он решил пока об этом не думать. Всё решит последний круг!       С третьей стрельбы они уходили вдвоём, с неплохим отрывом. Антон блаженно выдохнул и покатил позади Мартена, позволяя себе разглядывать вожделенную пятую точку, так соблазнительно обтянутую тонким комбинезоном. И спину, спрятанную за винтовкой. И сильные руки. Перед глазами замелькали картинки из снов, и Антон понял, что пульс опасно и слишком быстро поднимается до отметки «глупейшие промахи». Он подёргал Мартена за палку, показывая, что хочет полидировать, и тот неожиданно легко согласился. Оставшееся до рубежа время он думал только о предстоящей стрельбе. Только! А странные ощущения ниже поясницы ему совершенно точно казались, ведь ощущать взгляд кожей невозможно!       На ковриках они оказались синхронно. Синхронно изготовились, синхронно задержали дыхание, синхронно нажали на курок. Выстрел – закрыто, выстрел – закрыто, и так – четырежды. Четвёртый прошёл по габариту, и Антон оторвался от диоптра, глянув на флажки. Порыв. Выдох, вдох, поправка. Если попадёт, то долгожданный финиш точно будет его! Перед внутренним взглядом пронеслись знакомые картинки…       - Блять! – Антон стремительно закинул винтовку за спину, подхватил палки и понёсся на штрафной круг. Фуркад остался на стрельбище. Выцеливает, гад!       Звук выстрела нагнал его только на первых метрах штрафного круга, и Антон быстрее заработал палками, думая о том, что отыграть ещё вполне возможно. Надо только очень постараться сейчас! Главное – не выдохнуться, рассчитать силы. Отработать круг, догнать Фуркада, потом отдохнуть за ним. Вот уже и поворот – половина лишних ста пятидесяти пройдена, осталось чуть-чуть! Антон поднял голову и увидел странное – Мартен не проехал мимо штрафного круга, а заезжал на него. Промазал?? Тоже промазал? Вот это новость!       Перед глазами снова возникли привычные картины. Рукопожатие, поглаживание, улыбка. Антон широко улыбнулся и ещё сильнее воткнул в снег палки.       Финиш получился идеальным. Мартен почти догнал его на последней прямой, но почти не считается –первым стал всё-таки Антон. Зато он услышал дыхание за спиной – тяжёлое, сбивчивое, такое возбуждающее. И прожигающий взгляд после финиша тоже был. Вот только ухмыльнуться в ответ не хватило сил, ну да ладно – не самая существенная часть сценария. Мартен пожал ему руку, похлопал по плечу и отправился на контроль, а Антон всё никак не мог отдышаться. И дело было вовсе не в гонке. Дело было в том самом взгляде. Никакого смущения, никакого румянца, никакого «тебе повезло». Одна голая, ничем не прикрытая страсть. Сегодня он однозначно постучится в заветную хлипкую дверь!       А на награждении всё снова пошло не так. Он принял поздравления, медаль, цветы, улыбнулся всем, кому можно, и стянул перчатку для рукопожатия, вот только Мартен не захотел действовать по давно написанному сценарию. Снова опалив взглядом, он сжал руку так, что на миг стало больно, но очень быстро разжал, перемещая пальцы на запястье, круговыми движениями поглаживая нежную кожу. Кровь вскипела, дыхание сбилось. Что там было дальше по плану? Антон забыл.       Рукопожатие и награждение ставшего третьим Свендсена Антон просто не отразил. Кожа на запястье до сих пор горела, а близость Фуркада разжигала костёр внутри. Ну когда уже, чёрт возьми! Как медленно тянется время!       Ту часть своих фантазий, в которых фигурировало общее фото, Антон надеялся исполнить с точностью. Приладил на плечо лыжи так, чтобы их не держать, закинул руку с букетом на плечо Свендсену, завёл вторую за спину Мартену и… Почувствовал сильную, по-хозяйски наглую ладонь на своей ягодице. Фуркад не просто прикасался! Он снова поглаживал, проходился пальцами и даже легонько сжал! Дыхание перехватило, улыбка превратилась в маску, а его собственная рука, которая должна была делать то же самое, застыла в воздухе. Блять!       * * *       Антон расхаживал по своему номеру из угла в угол и думал о том, что ему уже плевать на все сломанные сценарии. Он сейчас соберётся и всё равно пойдёт в номер к Фуркаду! А там они ещё посмотрят, кто кого!       Память обожгло воспоминанием о прикосновении к его пятой точке. Горячем, жёстком, откровенном. Похоже, что ничего в их отношениях не будет легко, но эта перспектива не пугала. Ну или пугала гораздо меньше, чем перспектива просто тупо разъехаться в разные города и страны и не встречаться до Эстерсунда. И снова видеть эти дурацкие сны, снова полировать мозоли на руках… Ну нафиг! Антон решительно накинул толстовку и открыл дверь.       За дверью обнаружился Фуркад с занесённой для стука рукой. Застыв от неожиданности в неестественных позах, они с минуту смотрели друг на друга. Первым пришёл в себя француз:       - Привет! – ухмыльнулся он. И в этой ухмылке было столько огня и страсти, что Антона мгновенно повело. – Кажется, я не успел тебя поздравить. Разрешишь?       И, не дожидаясь ответа, прошёл мимо Антона в номер, легко задев плечом. Шипулин и хотел бы рассмеяться от того, насколько точно, но вывернуто наизнанку, воплощается в жизнь его сценарий, вот только смеяться не хотелось. Слишком горело внутри, слишком не хватало воздуха, слишком жгло в паху. Аккуратно закрыв за гостем дверь, он развернулся к Фуркаду, скрестил руки на груди и, набрав побольше воздуха и смелости, сказал:       - Поздравляй!       Мартен мгновенно оказался рядом, почти вплотную. Тяжело выдохнул, обдав горячим дыханием шею, упёрся руками в дверь по обеим сторонам от головы Антона, заставляя прижаться к ней лопатками, и хрипло прошептал:       - Ты один живёшь? Никто не придёт?       Антон кивнул, и Фуркад облегчённо вздохнул, утыкаясь лбом в лоб Антона. Руки француза подрагивали, дыхание тревожило, в животе медленно разгорался пожар, разливался по венам, сосредотачивался в паху.       - Если ты сейчас не начнёшь действовать, то начну я, - сквозь зубы выдохнул Антон, усилием воли удерживая скрещенные на груди руки. Фуркад первым пришёл, его право.       Мартен поднял глаза, зацепился взглядом за губы, облизнулся и очень медленно наклонился.       - Не начнёшь, - шепнул он и, наконец, поцеловал. Это было похоже на цунами. Или на извержение вулкана. Или на взрыв ядерной бомбы. Впрочем, ни тот ни другой не переживали, слава Богу, ничего из перечисленного. Но оба точно знали – раньше с ними такого не случалось.       Антон вцепился в тонкую ткань олимпийки Фуркада, как утопающий в соломинку. Горячие французские губы путешествовали по его шее, изучая, обжигая, доводя до края бездны. Он, в свою очередь, добрался до «молнии» Мартеновой куртки и легко с ней расправился. Под ней обнаружилась футболка. Как раз такая, как Антону и мечталось – тонкая, домашняя, потрёпанная. Выдернув её полы из-за пояса штанов, Антон с наслаждением запустил руки под мягкую ткань. Прикоснулся, наконец, к горячей шелковистой коже, провёл ладонями по упругим мышцам. Как же долго он этого ждал!       Ждал возможности ощутить гладкую кожу, сжать руками бока, исследовать спину. Мечтал о том, чтобы вот так пробежать кончиками пальцев по цепочке позвонков, начиная с самого верхнего, пока не доберётся до кромки штанов, чтобы застыть там, дразня и поглаживая, а потом всё-таки пробраться внутрь. Медленно, чувственно, ощущая ответную дрожь. А второй рукой в это время исследовать плоский живот, подниматься выше, найти уже затвердевший сосок, мягко обвести его по окружности, сужая радиус, а потом крепко сжать. И выпить с этих блядских губ его стон.       Но происходящее было круче любой мечты, потому что всё это время руки Фуркада точно так же изучали его самого. Гладили, давили, цеплялись, царапали, сдирали с него футболку, обнажая тело для пылающего взгляда и горячих, мягких губ. О, эти губы, будто созданные для минета! Иногда Антону казалось, что он готов кончить, просто представляя их на своём члене. А сейчас эти губы были везде. То прокладывали цепочку коротких лёгких поцелуев-укусов, то задерживались надолго, подключая язык, оставляя засосы. Но всё время возвращались туда, откуда начали своё путешествие – к его собственным губам.       Антон терялся в ощущениях, снова и снова забывая дышать, когда Мартен то нежно проводил кончиком языка по контуру его губ, то грубо вторгался в его рот, почти трахая языком, то легонько кусал. Он был уверен, что ни воздуха в лёгких, ни крови в венах уже не осталось – всё заменил сплошной жидкий огонь всепоглощающей страсти. Член ощущался уже почти болезненно, и Антон не выдержал, тесно прижался пахом к бедру француза, пробрался ладонью под резинку трусов, крепко сжал упругую ягодицу… И громко, протяжно застонал, почувствовав, что Фуркад сделал то же самое.       Горячая рука на заднице, крепкий член, упирающийся в бедро, ловкий язык, вылизывающий шею, нежные пальцы, запутавшиеся в волосах, гладкая кожа под губами, рваное дыхание в унисон. Всего этого было много, слишком много для того, кто больше года кончал от одних фантазий…       - Я сейчас… - Дыхания для разговора не хватало, но он всё равно пытался. – Сейчас…       - Я тоже, - хрипло выдохнул Фуркад и отстранился, уперевшись руками в плечи. Обвёл растрёпанного Антона лихорадочно блестящим взглядом и нервно облизнул губы. – Подожди.       Одним движением высвободившись из обнимавших его рук, он на мгновение прижался губами к губам Антона и упал на колени. Тяжело сглотнув, он резким движением стянул с русского штаны вместе с бельём и замер, разглядывая гордо стоящий член. Сглотнув ещё раз, Мартен поднял глаза, встретился с Антоном взглядом, снова облизнул губы и, широко открыв рот, приблизил голову к члену.       Антону казалось, что время остановилось, а стук его сердца слышит весь мир. Отчаянно сжимая кулаки, впиваясь ногтями в собственные ладони, с присвистом выдыхая сквозь стиснутые зубы, он наблюдал за тем, как его член медленно погружается в так давно вожделенный рот. Мартен явно не был мастером по минету, но он очень старался. Губы скользили вдоль ствола, язык щекотал выпирающие венки, горло вовремя расслаблялось, принимая не самый маленький из существующих член полностью. Антон забывал, как дышать. Широко открытыми глазами он следил за тем, как его член то исчезает, то снова появляется. Как струйка слюны стекает с уголка его губ, как рука Мартена сначала помогает, поддерживает член, а потом вдруг исчезает, проходясь по яичкам, прокрадываясь к заветной ложбинке между ягодиц. Как вторая рука француза тянется вниз, к штанам, высвобождая возбуждённый член из тесного плена боксёров, и начинает отчаянно надрачивать.       Почувствовав, как тонкий палец аккуратно разминает его проход, как сжимается в попытке сглотнуть горло Фуркада, Антон не выдержал и, схватив француза за волосы, вжал его в свой пах и утробно застонал, кончая прямо в этот совершенный рот.       Возбуждение отступало волнами. Антон осознал себя привалившимся спиной к двери номера и всё ещё сжимающим волосы Мартена. Отпустив француза, который тут же с громким причмокиванием выпустил его член изо рта, Антон устало сполз вниз, падая голой задницей прямо на холодный пол. Сознание возвращаться отказывалось, как и нормальный пульс. Кровь по-прежнему грохотала в ушах, руки подрагивали, а мысли разбегались испуганными тараканами.       - Ты как? – хрипло выдавил он из себя, с трудом поднимая дрожащую руку, чтобы погладить Мартена по лицу. Тот сидел, привалившись спиной к стене, закрыв глаза, и тяжело дышал. Антон с трудом отвёл глаза от засыхающей на его щеке струйке спермы, окинул взглядом тяжело вздымающуюся грудь, до сих пор обтянутую мягкой тканью, опавший после оргазма член и счастливо вздохнул. Фуркад дёрнул щекой в ответ на нежные прикосновения к скуле, распахнул глаза, опалил взглядом.       - О-ху-ен-но! – по слогам выдавил он на чудовищном русском. Антон громко рассмеялся и за шею притянул его к себе, нежно целуя губы, щёки, контур лица, шею, слизывая с его щеки собственную горьковатую сперму. Возбуждение возвращалось стремительно, будто не было только что сокрушительного оргазма. Фуркад всё ещё был рядом, и всё ещё ему не принадлежал! Это следовало непременно и срочно исправить!       - Может, пойдём на кровать? – шепнул Антон в нежное, багрово-красное ухо. И поднялся на ноги, вышагивая из спущенных до щиколоток штанов. Фуркад, который всё ещё оставался непозволительно одет, ухватился за протянутую руку и встал тоже. Вот только вместо того, чтобы покорно пойти за ним в сторону кровати, он притянул Шипулина к себе и глубоко поцеловал, оглаживая голые бёдра, сжимая ягодицы. Антон застонал в эти невозможные губы и отпустил контроль. Сегодня Фуркад ведёт, с этим бессмысленно спорить. Сегодня главное, чтобы уже хоть кто-то кому-то принадлежал, а с остальным можно разобраться потом.       - Где там твоя кровать? – прорычал Мартен, крепче вжимаясь твердеющим членом и всё ещё одетым телом в Шипулина. Что за фигня? Почему это он голый, как новорожденный, а Фуркад одет? Антон открыл глаза, скинул руки Мартена со своих предплечий и резко рванул его футболку вверх. Кажется, Мартен засмеялся, кажется, треснула ткань. Антону было всё равно. Он, наконец, увидел эту обнажённую грудь. И принялся целовать везде, куда попадётся. Особенно почему-то его привлекал правый сосок, к которому он и присосался, сжимая Фуркада в объятиях, потираясь о шершавую ткань его брюк снова закаменевшим членом.       Мартен сначала смеялся, потом стонал, потом просто тяжело дышал, пока Антон покрывал поцелуями его шею, грудь, живот, стягивал надоевшие штаны, оглаживал упругие ягодицы.       - Ещё немного, и мы снова останемся тут, на пороге, - прошептал Мартен Антону в ухо. – Я, конечно, всё понимаю, но трахнуть тебя впервые мне хотелось бы на кровати.       Антон был с ним полностью и абсолютно согласен, особенно учитывая пальцы Фуркада, поглаживающие его между ягодицами, то и дело легонько, одной подушечкой, проникая в заветную дырочку. Вот только он был бы не он, если бы не попробовал поспорить:       - А почему это ты меня? – с трудом подавив стоны, выдохнул он. – Почему не я тебя?       - Потому, - медленно проведя языком по шее Антона, ответил Фуркад, - что победил ты, а не я. Сатисфакция.       И всё-таки протолкнул палец внутрь целиком, вырывая из груди Шипулина утробный стон.       - А если бы победил ты? – Антон тяжело дышал, уткнувшись лбом в плечо Мартена, всем своим существом ощущая двигавшийся по немыслимой амплитуде палец, и речь давалась с трудом. – Что тогда?       - Тогда ты меня, – так же тяжело дыша, ответил Мартен, и, вытащив палец из его задницы, всё-таки потащил его к кровати.       Упав спиной на кровать и наблюдая, как Мартен судорожно вытаскивает из карманов штанов смазку и презервативы, Антон усмехнулся:       - Готовился?       Мартен закатил глаза, улёгся сверху, огладил руками бока и подхватил тюбик со смазкой.       - Можно подумать, в одном из твоих карманов не найдётся тот же комплект, - усмехнулся Мартен, устраиваясь между разведённых ног Антона, выдавливая на длинные пальцы гель.       Антон коротко рассмеялся в ответ и шире развёл ноги, глубоко запрокидывая голову. Одновременно смотреть и чувствовать он уже не мог, поэтому предпочёл чувствовать. Мартен был прав – они давно друг друга хотели, и каждый из них приготовился к этому последнему вечеру на Кубке. Мартен оказался решительней, ему и начинать. А дальше… Дальше…       Антон охнул, когда Фуркад вошёл в него сразу двумя обильно смазанными пальцами. На всю длину, глубоко, резко. И сразу нащупав заветную точку простаты. Голова Шипулина мотнулась по гладкой простыне из стороны в сторону, пальцы смяли ткань, а громкий, непозволительно громкий, стон был выпит, высосан, вылизан умелым французским ртом.       - Как я этого ждал, - прошептал Мартен куда-то в район пупка, трахая Антона уже тремя пальцами. Антон хотел бы ответить, что он тоже, но речевой аппарат сломался напрочь, выдавая только пошлые постанывания в ответ на каждое движение пальцев Мартена. Пальцев, которых внезапно стало невыносимо мало.       Схватив Фуркада за волосы, Антон притянул его к себе, глубоко поцеловал и, наконец, выдохнул прямо в открытые губы:       - Трахни уже меня! Заебал издеваться!       То ли Фуркад поднаторел в русском мате, то ли ему хватило и английских слов для общего понимания ситуации, но он рассмеялся и медленно вытащил пальцы. Пустота Антону не понравилась. Он взбрыкнул бёдрами, от чего его собственный член ударился об его же живот, вызывая очередной стон у Антона и смех у Фуркада.       - Сейчас, мой хороший, сейчас, - прошептал француз, пытаясь одной рукой надеть презерватив, а второй - гладить внутреннюю сторону бёдер партнёра. Антон никогда не думал, что эти места у него настолько чувствительны. Он совершенно инстинктивно извивался, подставлялся под ласки. И снова, и снова стонал. Наверное, завтра ему будет за это стыдно. Но завтра – это завтра, а сейчас хочется ощущать по полной абсолютно всё. Это как наркотик – начав, уже не слезешь.       - Ну же, твою мать! Давай! – по-русски прошипел Антон, но Фуркад его прекрасно понял. И приставил головку к сочащейся смазкой дырке. Упёрся рукой в кровать, поцеловал крепко, страстно, насилуя языком, и толкнулся вперёд.       Антон выгнулся от резкой боли, крепче сжал в кулаках простыню, прикусил губу, но промолчал. Сумел промолчать. Мартен замер, покрывая лёгкими поцелуями его грудь, гладя пальцами скулы, успокаивая, утешая.       - Да нахуй! – прорычал Антон и качнулся бёдрами навстречу, добавляя по-английски, для ясности: – Давай, двигайся!!       Мартен вгляделся в серые, полыхающие страстью глаза, задумался на мгновение и сорвался. Он двигался то медленно и нежно, то резко и почти полностью выходя, то прямо, то по кругу, то покрывая поцелуями всё, до чего мог дотянуться, а то отстраняясь и вглядываясь в глаза.       Антон стонал. Громко, пошло, сладко, на одном дыхании. И боли в этих стонах не осталось почти сразу. Будь Антон чуть более романтичен, или просто сохрани он хоть каплю сознания, то выстанывал бы имя любовника по слогам. Но он не был романтичен, не был в сознании и стонал простое, бесконечное и известное всем любовникам уже миллионы лет назад «Да», иногда разбавляя его чуть менее известным «Да, ещё».       До безумия хотелось прикоснуться к себе, подрочить, ускорить невыносимо нужную развязку, но любое попытки пресекались жёсткими руками француза, и Антон поймал себя на мысли, что ему это нравится. Нравится лежать со скрещенными наверху руками, прижатыми крепкой французской рукой. Нравится подаваться бёдрами вперёд, чувствуя, как каждый раз его собственный член тяжело хлопает по его животу. Нравится отдаваться, нравится подчиняться. И до безумия, до звёзд в глазах, до готовности кончить без рук, нравится член, который так яростно, жёстко, сильно и, порою, грубо двигается сейчас в нём.       - Антон, - простонал Фуркад прямо в губы любовника, грубо кусая нежную кожицу, немыслимо увеличивая амплитуду движений, – что ты со мной делаешь?       И Антон не нашёл ничего лучше, чем ответить прямо, не задумываясь, просто выдать то, что два года горело в душе, сердце и мозолях на правой руке:       - Люблю!       Фуркад дёрнулся всем телом, как-то особенно сильно задел волшебную точку простаты, вызывая перед глазами звёзды, и Антон взорвался. Цунами, землетрясение, ядерный взрыв – всё это явно чепуха и мелочь по сравнению с тем, что он сейчас испытал. Он распался на атомы, собрался заново и всё равно не мог отдышаться, крепко прижимая к себе упавшего на него Мартена. Всё ещё подрагивающего от перенесённого оргазма, влажного, потного, горячего. Своего.       Антон нежно поцеловал Фуркада в висок и столкнул с себя, укладывая рядом на кровать. Покорность того, кто только что устанавливал правила, могла бы завести, если бы осталось чему заводиться. Вот только сейчас Антон неожиданно понял, что есть жизнь и за рамками секса. И вот эта послеоргазменная нега, вот эта расслабленность, вот это доверие – тоже жизнь. И, может быть даже чуть более важная, чем была до этого.       Мартен, не открывая глаз, нашёл губы Шипулина, и поцеловал. Долго, нежно, ласково. Сгрёб в охапку расслабленное тело и прошептал прямо в губы, не открывая глаз:       - Повтори, что ты со мной делаешь?       Антон улыбнулся. Сжал ягодицу, до которой так и не смог сегодня добраться, но очень надеялся добраться в дальнейшем:       - А ты со мной? – прошептал и замер. Сердце, казалось бы, начавшее успокаиваться после взрыва мириада планет, снова забилось бешено и рвано в ожидании ответа.       - И я тебя люблю, - будничным тоном ответил Мартен и притянул к себе ближе, хотя только что казалось, что некуда. – Не понял, что ли? Дурак!        И устроился поудобнее в его объятиях, поглаживая пальцами по спине. Антон замер, не в силах поверить.       - А вот ты сказал про сатисфакцию… Это в обе стороны работает? – Антон поразился собственной глупости и внезапно сжался, уверенный, что сейчас Фуркад рассмеётся над ним, оденется и уйдёт. Но тот лишь потёрся носом об обнажённое плечо, лизнул ключицу и вздохнул.       - Конечно. Вот выиграю в следующий раз, и я весь твой!       Антон на секунду расслабился, а потом напрягся снова, вспомнив, что сезон закончился сегодня.       - Это что – мне до Эстерсунда ждать, что ли??? – гневно спросил он, переворачивая Фуркада на спину. Тот, наконец, соизволил открыть глаза и посмотреть прямо на Антона.       - Дурак! Какой дурак! – блаженно улыбаясь, прошептал он, снова начиная целовать лицо, шею, грудь. – Думаешь, теперь на всё межсезонье от меня отвяжешься?       Мартен резко перевернул его на спину, оседлал бёдра, всмотрелся в глаза:       - Где-нибудь на совместной тренировке я тебя точно обойду! – и утянул в жаркий, долгий поцелуй. – А пока я тут проигравший. И раз ты не даёшь мне спать, то мне всё ещё нужна сатисфакция!